Ромашка - Далекий Николай Александрович. Страница 22

Летчики одобрили его шутку.

— Выпьем за здоровье нашего командира подполковника Хеннига!

Все поднялись и протянули руки к Хеннигу. Командир полка улыбнулся. Вернер тоже чокнулся с ним и выпил.

…Минуты через три машина выехала из ворот офицерского клуба.

— Куда, господин майор? — спросил шофер.

Сидевший рядом с Оксаной Вернер не ответил.

— На Огородную, — торопливо сказала девушка.

Она взглянула на Вернера. Летчик спал, откинувшись на спинку сиденья. Лицо его, освещенное лунным светом, казалось мертвенно бледным, в открытом рту блестели зубы, ветер развевал его длинные волосы. В эту минуту прославленный ас был похож на мертвеца.

Оксану разбудил знакомый голос. За окнами на улице протяжно кричал жестянщик. Девушка вскочила и распахнула створки окна.

— Эй, мастер!

Она торопливо оделась, вышла во двор. Тихий уже сидел на ступеньках и скручивал цыгарку.

— Простите, что разбудил, барышня. Хозяйка ваша дома?

Девушка оглядела дворик и увидела, что дверь в сарай открыта.

— Нет, в это время она козу пасет. Скоро вернется.

— Так, подожду ее… Говори, что у тебя приключилось?

— Вчера я встретила человека, который меня хорошо знает.

Тихий сразу насторожился.

— А почему вечером тебя не было дома? Ведь я говорил, предупреждал, чтобы немедленно…

— Я не могла прийти. Меня задержали.

— Ну, рассказывай. Что за человек, откуда он, живет в Полянске или проездом?

Оксана, не утаивая ничего, рассказала о своей встрече с Андреем. Жестянщик слушал, мучительно скривив губы, и вдруг взорвался.

— Вот вы, молодые! Загоните меня в гроб своими чувствами. Какая может быть любовь в нашем положении?!

— Тише… — прошептала девушка.

— Ага, теперь тише, — снизил голос мастер. — А кто тебя на Цветочную посылал? Ты тогда о бдительности думала?

Морщинистое лицо Тихого зарделось гневными красными пятнами. Он огляделся вокруг, сердито пожевал губами и неожиданно сменил тон.

— Ладно, извини, что погорячился. Все же ставлю на вид — не умеешь себя сдерживать. Да… Оно, пожалуй, даже хорошо получилось, что ты туда сама зашла. На улице при людях встретилась бы — не миновать беды. Попрощались бы мы с Анной Шеккер как пить дать. Только ты, Ромашка, запомни накрепко: любовь и всякие там нежные чувства — сдай в багаж до окончания войны. Только одно чувство у нас должно быть — ненависть к врагу, да и это чувство нужно прятать подальше.

Он снова пожевал губами.

— Как настроение? Дела–то на фронте скверные… Смотри, не падай духом. Советской власти в гражданскую еще хуже, чем сейчас, приходилось, а все–таки победила. Это помни. Не все еще гири на весы войны брошены… Ну, я пойду, барышня. Видно, не дождусь хозяйки.

Он плюнул на окурок и бросил его в траву. Поднялся.

— А мне как быть? — взволнованно спросила девушка.

— Как? — удивленно взглянул на нее Тихий. — Работай по–прежнему, спокойненько. А–а, ты вот о чем… Не беспокойся, Андрея и его мать мы уберем.

Жестянщик сделал резкий жест рукой, словно срубил что–то ребром ладони. Оксана испугалась. Тихий заметил это и пенял, чего испугалась девушка. Он смутился.

— Ну, что ты, милая. Как можно такое подумать… Нужно будет — уберем из города, перебросим куда–нибудь в другое место. Все сделаем — как надо, аккуратно. Это не твоя печаль. До свиданья, барышня!

Когда Тихий ушел, Оксана вдруг вспомнила, что ей следовало бы рассказать жестянщику и о ночном происшествии. Но голос старого мастера уже звучал где–то далеко…

8. ЛЮДВИГ–СТАНИСЛАВ

Каждый раз, когда подполковник Хенниг выпивал больше чем следует, на утро его мучили головные боли и изжога.

Так было и теперь.

Подполковник лежал на жесткой походной койке у себя в кабинете и тихо стонал. Да, вчера он разошелся, хлестал коньяк, как лошадь. Это началось после того, как Вернер увез Анну… Людвиг — свинья. Какую бы гадость ему подстроить? Все несчастье в том, что Людвиг пользуется благосклонностью генерала. Особенно сейчас. Но какова чертовка эта Анна! Строила из себя недотрогу… Вернера любят женщины.

Хенниг поднялся, налил полстакана коньяку, развел в нем две ложечки питьевой соды и проглотил натощак это испытанное лекарство.

Он почувствовал себя лучше, одел мундир и позвонил дежурному по полку. Дежурный сообщил командиру, что все самолеты, участвовавшие в ночной операции, благополучно вернулись на аэродром. Хенниг успокоился и приказал немедленно прислать в кабинет шофера.

Через несколько минут солдат–шофер, возивший командира полка, появился на пороге. По приказу Хеннига он по–военному кратко доложил о том, что случилось ночью, когда он отвозил майора Вернера и девушку из офицерского клуба. Полагая, что шофер дурачит его, подполковник не на шутку рассердился:

— Вы врете, Густав! Вы сочинитель. Быть того не может! Майор угощал вас коньяком?

— Ни единой каплей, господин подполковник. Майор даже не предлагал мне выпить что–либо.

По глазам солдата Хенниг догадался, что тот говорит правду.

— Ну?

Солдат не понял, что от него требуется.

— Я слушаю вас, господин подполковник.

— Расскажите подробно, как это произошло. Только не сочинять!

— Я говорю лишь то, что видел собственными глазами. Они сели в машину. Майор сразу же уснул на заднем сиденье. Эта девушка, которая была с ним, официантка нашей столовой (ее звать Анна Шеккер), сказала, чтобы я ехал, и я их повез.

— Куда?

— На Огородную. Она живет на этой улице. Маленький домик, номера я не помню.

— Как она вела себя?

— Девушка? Нормально… Я все время был начеку и следил за ней в зеркальце. Она расстегнула воротничок сорочки майора, пригладила его волосы и надела на его голову свалившуюся пилотку. Нет, она вела себя вполне прилично.

— Дальше? — крикнул сгоравший от нетерпения Хенниг.

— Когда мы подъехали к ее дому, она попросила остановить машину. Майор в это время спал, как младенец в люльке. Она открыла дверцу и сказала, чтобы я отвез майора в казарму. Я не возражал — мне было бы спокойнее на душе, если бы майор, находясь в таком состоянии, ночевал у себя в казарме. Но когда эта Анна сильно хлопнула дверцей, закрывая ее, майор проснулся и схватил девушку за руку. «Стоп! — сказал он. — Убегаешь? Так мы не уславливались, детка».

Хенниг усмехнулся, блудливо Щуря глаза.

— Майор Вернер хотел втащить девушку в машину, — продолжал шофер, все еще не понимавший, на чем следует сделать акцент в рассказе. — Тогда Анна спросила майора, есть ли у него невеста. Он засмеялся: «Моя невеста — смерть». Девушка сказала: «У вас есть младшая сестра. Я знаю, вы ее очень любите. Представьте себе, что в этот момент к ней пристает пьяный, нахальный офицер. Как она должна поступить по–вашему?»

— Что ответил на это Вернер? — подполковник уже не спускал веселых глаз с солдата.

— Майор Вернер сразу протрезвел и страшно рассердился. Закричал: «Она… она должна немедленно закатить хорошую оплеуху этому негодяю!» Господин подполковник, не успел майор рта закрыть, как эта Анна со всей силы ударила его по щеке.

— Не может быть! — округлив глаза, воскликнул Хенниг.

— Клянусь богом, господин подполковник. Она ударила его со всего размаха, как бьют волейбольный мяч, когда его гасят за сетку. Бац! И снова — бац!

— Две пощечины? — подполковник застонал от едва сдерживаемого смеха.

— Так точно, две. Докладываю вам, что я за всю свою жизнь еще не видел ничего подобного. Картина была — что–то особенное. Я думал — он сейчас же застрелит ее. Я сам схватился за пистолет.

— А Вернер?

— У майора Вернера в ту минуту было очень глупое, обиженное лицо. Знаете, как у мальчика, который по ошибке проглотил вместо конфеты горькую пилюлю. Он потер щеку и вдруг — вы не поверите, но это истинная правда — вдруг он засмеялся.

Командир полка откинулся на спинку стула и захохотал.

— Он смеялся точно так, как это вы делаете сейчас, точно так, господин подполковник. Будто его кто–то щекотал под мышками. Он смеялся и повторял: «Оригинально! Очень оригинально!»