»Небесный огонь» и другие рассказы - Николаева Олеся. Страница 45
А вообще истории людей, приходивших за помощью в храм, были типичные — поди, отличи, где правда, где ловкий обман. Все бедствуют, кочуют, голодают, лекарства купить не могут и негде главы приклонить…
Пришла к отцу Владимиру на прием какая?то несчастная толстая — претолстая тетка. Села и расплакалась. Сидит и льет слезы. Наконец кое?как уняла рыдания и говорит:
— Я приехала в Москву с сыночком. В дороге нас обокрали, а сыночек разболелся — жар, лихорадка, нет денег даже на лекарства. А родственники, к которым мы приехали, говорят — может, он заразный, и не пустили нас. Я уже все с себя продала, чтобы только лекарства купить и домой уехать, а так — мы на вокзале живем, не ели уже три дня.
У моего мужа было пятьсот рублей одной бумажкой, он дал ей и попросил:
— Пожалуйста, разменяйте у нас в книжной лавке, половину возьмите себе, а половину отдайте мне.
Она взяла, вышла из его кельи да как дунет по коридору и — в открытые двери на улицу. Только ее и видели. И полнота, оказывается, в деле таком — не помеха. И что — врала она или и вправду побежала лечить больного сыночка?
Но были истории затейливые, штучные. Пришел к отцу Владимиру человек с лицом урки. Говорит:
— Батюшка, я вор в законе по кличке Эфа. Я сидел в лагере и недавно освободился. Там, в лагере, к нам приходил священник. И он обратил меня ко Христу. Но другим зэкам — лютым уркаганам — он был не по нраву: этот?де батя нас тут поисповедует, а потом сдаст ментам. И они его приговорили. Поставили его на ножи.
Я об этом узнал и стал им поперек. Но вижу — все равно они его пришьют. Поэтому я его предупредил, чтобы он больше сюда не приходил. И он, действительно, затихарился.
А меня меж тем выпустили на свободу. Я первым делом — к отцу Иоанну Крестьянкину, в Печоры: так, мол, и так. Верую и исповедую. От чрева матери я монах, поскольку имею физический недуг. Благословите в монастырь. Тем паче, что те мои из зоны уже написали маляву на волю, что Эфа?де уже никакой не вор в законе, а ссученный. И они меня на сходку воров в законе зовут. А я знаю, что там они меня и порешат. Что делать?
Ну, отец Иоанн Крестьянкин мне и говорит — на сходку идти тебе не благословляется, а езжай-ка ты в женский монастырь в Уссурийском крае. Монашкам ты не опасен, поскольку ты — каженник, а там тебя уж точно не найдут. И дал мне денег. Но только — до Москвы. А еще отец Иоанн сказал — придешь в Москве, в храм Мученицы Татианы: там тебе священник еще денег даст — до самого Уссурийского края.
Что делать? До Уссурийского края у моего мужа, конечно, не было, но сколько было — дал он Эфе. И послал его еще и к отцу Тихону Шевкунову — наместнику Сретенского монастыря. Потому что отец Тихон очень уважал старца Иоанна Крестьянкина, да к тому же монастырь этот был не бедный — во всяком случае, несопоставим с нашей семьей.
Но отец Тихон, как опытный духовник, быстренько этого Эфу раскусил. И по всему получилось, что мой муж просто заплатил ему за сюжет, который тут же и подарил мне.
А потом — и еще один, тоже не без художественной фантазии и артистизма.
Как?то раз, уже вечером, когда дежурство отца Владимира в храме подходило к концу, к нему в келью влетел запыхавшийся человек средних лет, своим видом вроде бы претендующий на респектабельность, но как бы опустившийся. То есть на нем был хороший костюм, но мятый и замурзанный, хорошая рубашка, но с грязными манжетами и воротником, и при этом от него припахивало и перегаром, и мочой.
— Батюшка, вот тут на бумажке номер моего счета в банке — он на предъявителя, банк — прямо здесь, в Романовом переулке… Все деньги с этого счета отдаю вашему храму — Мученицы Татианы. Во дворе Центрального телеграфа стоит моя белая «Вольво» — в ней документы и ключи под ковриком. Берите для храма и пользуйтесь. Я не хочу, чтобы это пропадало! А у вас я прошу только ваших молитв!.. Я сейчас иду на встречу, которая может плохо для меня кончиться. Но уповаю на ваши святые молитвы.
— Да что случилось? — спросил отец Владимир.
— У меня жена — Татьяна. Я построил на свои деньги для нее храм в Исландии и отправил ее туда. Потому что на меня здесь охотятся мои бывшие партнеры. Они уверяют, что я им должен, хотят отнять у меня бизнес и уже поставили меня на счетчик. Я хотел с ними договориться, но они меня похитили и томили целую неделю в подвале в лесу, приковав к батарее. В конце концов я согласился им все отдать. Сказал только, что отдать бизнес — не такая простая вещь: надо оформить бумаги, и мне на это нужно несколько дней.
Они меня выпустили, но я должен явиться в назначенное место сегодня вечером — иначе они убьют мою семью. Но я не хочу отдавать им все, поэтому вы возьмите деньги со счета себе. И машину. Только помолитесь! А милиция вся у них схвачена и проплачена, так что…
Муж мой смотрел на него в остолбенении, не понимая, как ему быть. Может быть, не пускать этого человека на опасную встречу? Может быть, поисповедовать его?
Но тот взглянул на часы, задергался — ой, я уже опаздываю, ну — благословите!
И убежал было прочь из кельи — прямо но коридору. Но… Пробежав несколько шагов, он вдруг остановился как вкопанный, хлопнул себя по лбу, повернулся на каблуках:
— Батюшка! Я же уже опаздываю, а денег?то у меня нет — ни копеечки. А встреча у меня в Бутово! Дайте мне, пожалуйста, на такси! А то не успею.
Отец Владимир ему наивно сказал:
— Да сейчас час пик! Такие пробки! Вы на метро куда быстрее доедете!
А он на него так посмотрел, так посмотрел — прямо до костей пробрал его своим этим взглядом: мол, эх, ты, я тебе весь мой счет в банке, белую «Вольво», а ты на такси мне дать жадишься! Ну и дал мой муж ему на такси.
А бумажку с банковскими реквизитами мой муж выкинул. Кто?то из наших финансово продвинутых друзей бросил на нее взгляд и рассмеялся — такая это была туфта.
Но тем не менее они, мошенники эти с историями, деньги свои, можно сказать, заработали! Да! Они продавали сюжеты. Не дорого. Я вон недавно видела объявление в газете: «Продам историю моей жизни для написания романа или сценария для сериала. Дешево. Всего тысяча долларов».
Нам же это обошлось гораздо, гораздо дешевле.
Контрабанда по благословению
Иерейское благословение имеет чудесную силу. И я множество раз имела возможность в этом убедиться самой. И даже в тех случаях, когда вполне резонно, по человеческой немощи, можно было бы в этом усомниться, всякое маловерие было побеждено.
В 80–е годы настоятелем храма Знамения Божией Матери на Рижской был протоиерей Владимир Рожков. Потом его перевели в Никольский храм в Кузнецах, но и туда я часто ходила к нему, прежде всего чтобы помолиться во время его чтения Великого канона святого Андрея Критского. Кажется, никто, кроме него, — разве что лишь Святейший Патриарх Пимен, — не владел такими пронзительными покаянными интонациями, так не проникался молитвенным и вместе с тем художественным звучанием и смыслом этого боговдохновенного церковного произведения. Услышав однажды, невозможно было уже забыть ни великолепного баритона отца Владимира, ни естественной внятности произношения, ни точно расставленных акцентов, ни певучих окончаний каждой молитвенной фразы.
Но в Кузнецы я ходила к отцу Владимиру куда реже, чем когда он был настоятелем на Рижской. Тогда я и проповеди его слушала с сильно бьющимся сердцем, и особенно любила, когда он служил литургию: выражаясь светским языком, это производило на меня очень сильное впечатление, трогало до слез, брало за сердце. Один из его алтарников, впоследствии сам ставший священником, признавался мне в сходных чувствах и добавлял, что сам отец Владимир всегда служил со слезами покаяния.