Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 4

— Молись об этом, мой мальчик, — ответил Эндрю, и они в своем тяжелом одеянии с трудом пошли по дощатому тротуару к «сопвичам», стоящим почти возле деревьев.

Какими благородными казались они Майклу когда-то и какими уродливыми из-за огромного пропеллера, закрывающего при вращении весь обзор впереди, стали казаться по сравнению с изящными акульими рылами «альбатросов», с их рядными двигателями «мерседес». И какими хрупкими по сравнению с крепкими рамами немецких аэропланов!

— Боже, когда нам дадут настоящий самолет? — не сдержал свои чувства Майкл.

Эндрю ничего не ответил. Слишком часто они жаловались друг другу на бесконечное ожидание обещанных новых «SE» — экспериментальных разведчиков пятой модели, которые позволят, наконец, иметь дело с «джастами» на равных.

«Сопвич» Эндрю выкрашен в ярко-зеленый цвет, в тон шарфу, а на фюзеляже за кабиной нарисованы 14 белых кругов, по одному за каждое подтвержденное сбитие. Как зарубки на прикладе снайпера. На кожухе двигателя написано название самолета — «Летающий хаггис» [5].

Майкл выбрал ярко-желтую краску, и под его кабиной была нарисована крылатая черепаха с обеспокоенной мордой. Надпись гласила: «Меня не спрашивайте, я здесь просто работаю». На фюзеляже Майкла — шесть белых кругов.

С помощью наземных команд они забрались на нижнее крыло, а оттуда перебрались в узкую кабину. Майкл поставил ноги на рулевые педали и подвигал их вправо-влево, оглядываясь, чтобы проверить реакцию руля. Удовлетворенный, он показал большой палец механику, который работал почти всю ночь, заменяя простреленные в прошлой стычке тросы. Механик улыбнулся и пробежал вперед.

— Мотор выключен? — спросил он.

— Мотор выключен! — подтвердил Майкл и высунулся из кабины, глядя на чудовищный двигатель.

— Горючее!

— Горючее! — повторил Майкл и поработал ручным насосом. Механик крутанул пропеллер, и Майкл услышал, как топливо всасывается в карбюратор и мотор заправляется горючим.

— Включить мотор! Контакт.

— Включить мотор!

На следующем повороте пропеллера мотор заурчал. Через выхлопные отверстия повалил синий дым, запахло горящим касторовым маслом. Мотор чихнул, пропустил такт, снова включился и перешел на устойчивый холостой ритм на малых оборотах.

Майкл завершал предполетную проверку. В животе у него заурчало, начались колики. Касторовое масло смазывает драгоценный двигатель, но его пары, которые приходится вдыхать при работе двигателя, вызывали у всех постоянный не очень сильный понос. Ветераны быстро приучались его контролировать: виски в больших количествах дает прекрасный вяжущий эффект. А вот новичков, когда они, краснолицые и вонючие, выходят из сортира, дразнят обмарашками или «скользкими штанами».

Майкл надел очки и посмотрел на Эндрю. Они кивнули друг другу, Эндрю дал газ и покатил по влажной почве. Майкл последовал за ним; возле правого крыла бежал его механик, чтобы вовремя помочь повернуть самолет и направить на узкую полосу земли между яблонями.

Эндрю уже был в воздухе, и Майкл прибавил газа. «Сопвич» почти сразу поднял хвост, поле обзора очистилось, и Майкл устыдился своих сомнений. Все-таки самолет прекрасный, и летать на нем — в радость. Несмотря на вязкую грязь на полосе, «сопвич» легко оторвался от земли. На высоте 200 футов Майкл выровнял машину и полетел следом за зеленым самолетом Эндрю. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть справа зеленый купол церкви в деревушке Морт-Омм; впереди показалась Т-образная роща дубов и берез; длинная ножка этого «Т» была продолжением аэродромной полосы и очень удобным аэронавигационным указателем, особенно когда приходилось возвращаться при плохой погоде. За деревьями среди аккуратных лужаек и садов располагался замок-шато с красной крышей, а за ним невысокий холм.

Эндрю повернул чуть вправо, чтобы пройти над холмом. Майкл повторил его маневр, глядя вперед из кабины. «Будет ли она здесь?» Еще слишком рано, ее нет. Майкл ощутил разочарование и страх. И сразу увидел ее: она гнала пони галопом по дорожке на вершину холма. Большой, мощный белый жеребец легко нес стройное девичье тело.

Девушка на белой лошади стала их талисманом. Если она с холма махала им рукой, все заканчивалось хорошо. Сегодня у них вылет против аэростатов, и она особенно нужна, они отчаянно нуждаются в ее благословении.

Девушка на белом коне поднялась на вершину за несколько секунд до того, как аэропланы поравнялись с ней; она сорвала с головы шляпу — ее густые темные волосы вырвались на свободу — помахала, и Эндрю, пролетая мимо, качнул крыльями.

Майкл подлетел ближе к вершине. Белый жеребец попятился и нервно закивал, когда над ним с ревом пролетала желтая машина, но девушка сидела спокойно и весело махала. Майклу захотелось увидеть ее лицо. Он шел почти вровень с вершиной холма, очень близко к месту, где она сидела. На мгновение он взглянул ей в глаза.

Они были огромные, темные, и у него дрогнуло сердце. Майкл приветственно коснулся шлема, зная, что сегодня все будет хорошо, затем убрал подальше из сознания воспоминание об этих темных глазах и посмотрел вперед.

Он с облегчением увидел, что прав: линию фронта пересекала невысокая меловая гряда в десяти милях впереди, где утренний ветер не разогнал собравшийся в долинах туман. Меловая гряда разворочена разрывами, на ней не осталось никакой растительности, только высокие, по плечо человеку, пни на месте уничтоженных снарядами дубов, а воронки соединялись в овраги, заполненные стоячей водой. Бои за эту гряду идут который месяц, но сейчас она в руках союзников, захвачена минувшей осенью ценой стольких жизней, что в это трудно поверить.

Изъязвленная и покрытая оспинами земля кажется покинутой, но она населена легионами живых и мертвых, в равной мере гниющих в жидкой грязи. Запах смерти и разложения достигал даже низко летящих самолетов, оседал в горле, заставлял летчиков давиться.

За грядой войска союзников — южноафриканские и новозеландские части Третьей армии — готовили резервные позиции на случай непредвиденных обстоятельств; если наступление союзников, которое готовится на реке Сомме дальше к западу, захлебнется, сюда обрушится вся ярость контратаки немцев. Подготовку новой линии обороны серьезно затрудняла расположившаяся к северу от хребта немецкая артиллерия, почти без передышки вспахивающая это пространство разрывами снарядов. Приближаясь к фронту, Майкл видел желтый дым гаубичных залпов, ядовитым облаком висящий ниже гряды, и мог представить себе, каково приходится людям в грязи под непрерывным обстрелом.

По мере приближения к гряде грохот обстрела стал слышен даже сквозь рев массивного двигателя «ле рон» и свист воздуха за бортом самолета.

Канонада напоминала грохот прибоя у скалистого берега, удары обезумевшего барабанщика, лихорадочный пульс больного, безумного мира, и Майкл чувствовал, как яростное негодование против тех, кто отдал приказ напасть на аэростаты, слабеет с нарастанием грома канонады. Увидев ужасные страдания внизу, он понял: эту задачу необходимо выполнить.

Однако аэростаты — самая страшная и ненавистная цель для летчика, и поэтому Эндрю Киллиджеран не взял с собой больше никого. Теперь Майкл видел их — словно жирные серебряные слизняки, они висели высоко в рассветном небе над грядой. Один прямо впереди, другой несколькими милями восточнее. На таком расстоянии удерживающие их тросы не видны, а плетеные корзины, откуда наблюдателям открывается грандиозная панорама тыла союзников, кажутся темными точками, подвешенными под сверкающими шелковыми эллипсоидами, наполненными водородом.

В этот момент сильная воздушная волна толкнула «сопвичи», раскачала их крылья, и прямо по курсу в небо ударил фонтан дыма и пламени; этот фонтан, черный с ярко-оранжевым, вырос исполинской высоченной наковальней над низколетящими самолетами, заставляя их круто повернуть, чтобы не попасть в огненную бурю. Направленный наблюдателями с аэростатов немецкий снаряд попал в склад вооружения союзников, и Майкл почувствовал, как на смену страху и негодованию приходит жгучая ненависть к артиллеристам и людям, висящим в небе, людям с глазами стервятников, холодно и бесстрастно призывающим смерть.