Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 45

— А как Анна? — торопливо спросила Сантэн.

— Да, конечно, она должна отправиться с вами. Я договорюсь и об этом. Вы обе поплывете сестрами милосердия, и, боюсь, вам придется отрабатывать свой проезд.

Сантэн энергично кивнула.

— Отец Майкла, мой брат Гаррик Кортни… — начал Шон.

— Да, да, Мишель рассказывал мне о нем. Он герой, в битве с зулусами заслужил крест королевы Виктории за храбрость, — возбужденно подхватила Сантэн, — и ученый, пишет книги по истории.

Шон заморгал, услышав такое описание брата, но, конечно, внешне оно соответствовало фактам.

— К тому же он добрый и мягкий человек, вдовец, потерявший единственного сына… — Между ними установилось почти телепатическое взаимопонимание: хотя Сантэн знает правду, отныне для нее Майкл навсегда сын Гаррика Кортни. — Майкл был всей его жизнью, и мы с вами оба понимаем, каково ему ощущать свою утрату, потому что это и наша утрата.

Глаза Сантэн блестели от невыплаканных слез, она сильно прикусила нижнюю губу и энергично кивнула.

— Я телеграфирую ему. Он встретит вас в Кейптауне, когда корабль причалит. Я передам вам письмо для него. Можете не сомневаться, он радушно примет и защитит и вас, и ребенка Майкла.

— Сына Майкла, — решительно сказала Сантэн и неуверенно добавила: — Но я ведь иногда буду вас видеть, генерал?

— Часто, — заверил ее Шон, наклонившись к ней и осторожно беря за руку. — Вероятно, чаще, чем вам захочется.

После этого все произошло очень быстро; Сантэн предстояло узнать, что с Шоном Кортни всегда так.

Она провела в монастыре всего пять дней, но за это время немецкий прорыв у Морт-Омма ценой жестокой битвы был остановлен, и, как только линия фронта стабилизировалась и подошли подкрепления, Шон Кортни получил возможность ежедневно по несколько часов проводить со своими гостьями.

По вечерам они ужинали, и он отвечал на бесконечный поток вопросов об Африке, о ее племенах и животных, о семье Кортни и ее членах — отвечал терпеливо и добродушно. Говорили в основном по-английски, но иногда в поисках слова Сантэн прибегала к фламандскому.

В конце ужина она готовила ему сигару и зажигала ее, наливала коньяку и садилась рядом, продолжая расспросы, пока Анна не уводила ее или Шона не вызвали в оперативный штаб; тогда она подходила к нему и с детской невинностью подставляла лицо под поцелуй. Шон обнаружил, что со страхом думает о часе расставания.

Джон Пирс принес Сантэн и Анне форму медсестер: поверх серого платья надевались белая косынка и белый передник с лямками крест-накрест. Сантэн и Анна, поработав иглами, придали мешковатому наряду французское изящество.

Пришло время расставания, Сангане погрузил их скромный багаж в «роллс», и Шон Кортни спустился во двор, мрачный и строгий ввиду неизбежности разлуки.

— Позаботьтесь о ней, — сказал он Анне, и Анна уставилась на него, праведно негодуя из-за ненужного совета.

— Я встречу вас на пристани, когда вы вернетесь домой, — пообещала Сантэн, и Шон сморщился от смущения и удовольствия, когда она встала на цыпочки и поцеловала в присутствии всего штаба. Он смотрел вслед «роллсу», на заднем сиденье которого сидела девушка и махала ему рукой, потом встряхнулся и обратился к штабу:

— Что ж, джентльмены, на что мы тут глазеем? Это война, а не пикник, черт побери!

Почтовый корабль «Протеа Касл» принадлежал компании «Юнион Касл Лайн». Это был трехтрубный пассажирский лайнер, который ходил из Кейпа в Саутгемптон, пока, перекрашенный в белый цвет с алыми крестами на бортах и трубах, не был превращен в госпитальное судно.

Стоя у причала во внутренней гавани Кале, он принимал на борт пассажиров, направляющихся в далекое южное плавание, и эти пассажиры ничуть не походили на элегантную богатую публику, которая заполняла его до войны. На железнодорожной ветке, ведущей к причалу, стояли пять санитарных вагонов, и из них направлялся к лайнеру и поднимался на него по кормовому и носовому трапам жалкий людской поток.

Это были в буквальном смысле отходы битвы.

Медики отказались от них, решив, что этих людей невозможно достаточно подлатать, чтобы скормить охочему до человеческого мяса Ваалу Английских экспедиционных сил.

Тысяча двести раненых направлялись на юг, а перед обратным рейсом «Протеа Касл» будет перекрашен в обычное пассажирское судно и повезет очередной груз молодых здоровых людей на временное проживание в аду траншей Северной Франции.

Сантэн стояла рядом с «роллсом» и с отчаянием смотрела на поднимающийся на борт легион изувеченных. У многих были отняты конечности, и тем, кому ногу отрезали ниже колена, а руку — ниже локтя, повезло. Они брели по пристани на костылях или с аккуратно пристегнутыми пустыми рукавами.

Слепых вели товарищи, а раненых с поврежденным позвоночником несли на носилках; были жертвы газовых атак с поврежденной слизистой оболочкой носа или с выжженным хлором горлом; контуженные — эти дергались и ни с того ни с сего закатывали глаза; были жертвы ожогов с чудовищными розовыми рубцами-келоидами, которые не давали им выпрямить руку или ногу, а изуродованную голову пригибали к груди, отчего их безобразно скрючило, как горбунов.

— Можете нам помочь, — один из санитаров заметил их форму, и Сантэн встряхнулась, приходя в себя.

Она быстро повернулась к водителю-зулусу.

— Я найду твоего отца Мбежане.

— Мбежане!

Сангане довольно улыбнулся: она правильно назвала имя.

— И передам ему твое послание.

— Иди с миром, маленькая леди.

Сантэн пожала ему руку, потом выхватила у него свой саквояж и вслед за Анной приступила к своим новым обязанностям.

Погрузка шла всю ночь, и только когда незадолго до рассвета она закончилась, у них появилась возможность найти отведенную им каюту.

Старшим медицинским офицером оказался мрачный майор, и было ясно, что ему спустили определенные указания с самого верха.

— Где вас носит? — спросил он, когда Сантэн явилась к нему в каюту. — Я жду вас со вчерашнего полудня. Отплываем через два часа.

— Я здесь со вчерашнего полудня. Помогала доктору Соломону на палубе «С».

— Надо было доложиться мне, — холодно сказал он. — Вы не можете бродить по кораблю где вздумается. Я отвечаю перед генералом… — он замолчал и сменил тему. — К тому же палуба «С» для других чинов.

В последнее время Сантэн стала гораздо лучше владеть английским, но отдельные термины все еще не понимала.

— Для других чинов, не для офицеров. Отныне вы будете работать только с офицерами. Нижние палубы для вас закрыты, закрыты, — медленно повторил он, словно разговаривал с отсталым ребенком. — Я ясно выразился?

Сантэн устала и не привыкла к такому обращению.

— Людям внизу больно так же, как офицерам, — яростно ответила она. — Они теряют кровь и умирают так же, как офицеры.

Майор моргнул и откинулся в кресле.

У него дочь одних лет с этой французской потаскушкой, но она не посмела бы так ответить.

— Вижу, юная леди, вы станете для нас сущим наказанием, — зловеще сказал он. — Мне с самого начала не нравилась мысль о женщинах на борту. Я знал, что от этого будут одни неприятности. Ну, слушайте. Разместитесь в каюте напротив моей, — он показал за раскрытую дверь. — Явитесь к доктору Стюарту и будете выполнять его приказы. Питаться будете в офицерской столовой. Нижние палубы для вас закрыты. Я ожидаю от вас приличного поведения, и будьте уверены: не спущу с вас глаз.

После такого нелюбезного приема каюта, которую отвели Сантэн и Анне, стала для них приятным сюрпризом, и Сантэн опять заподозрила влияние генерала Шона Кортни. Им отвели каюту не с койками в два яруса, а с двумя отдельными кроватями, небольшой гостиной с диваном, креслами и письменным столом, с отдельным душем и туалетом. Все это было со вкусом подобранных осенних тонов.

Сантэн прыгнула на кровать, легла на подушки и блаженно вздохнула.

— Анна, я слишком устала, чтобы раздеваться.