В тылу врага - Дидык Прасковья Герасимовна. Страница 28
Пеленгатор находился где-то совсем близко.
Она надеялась, – а вдруг на ее счастье это ложная тревога. Но вот перед домом застучали сапоги. Итак, самое страшное случилось: ее засекли. Радистка, не отходя от рации, взяла “лимонку”. Решение возникло мгновенно. Если фашисты взломают дверь, она бросит одну гранату в них, другую – в рацию.
Сомневаться не приходилось. Вместе с аппаратурой погибнет и она сама. Но, как ни странно, теперь Мариану это занимало меньше всего. Главное, чтобы в руки фашистов не попала рация, а также запасные документы ее и Курца, которые хранились в ящике рации. “Живой не сдамся”, – думала она, стискивая гранату.
Стало тихо. Радистка прислушалась, стараясь разобраться, что творится за дверьми. Гитлеровцы повертелись в коридоре, за стеной, к которой, вплотную прижавшись спиной, сидела Мариана. Затем постучались видно в комнату к хозяевам. Кто-то топтался у дверей квартиры радистки. Казалось, Мариана слышала его дыхание. Вот немец нажал на ручку двери.
Мариану и фашиста теперь разделяла только деревянная дверь, запертая маленьким замочком снаружи и задвижкой изнутри. Стоило фашисту нажать на эту слабую преграду и он очутился бы около рации. Девушка замерла… В висках как будто стучали тысячи молоточков.
“Неужели конец? Неужели это все?… – мелькнуло стрелой в голове девушки. – Ах! Как хочется жить…” Такой жажды к жизни еще не чувствовала никогда. Может, это перед смертью. Ведь говорят, что в эту минуту даже тот, кто хотел умереть, молится, прося пожить еще немного.
Слух ее напрягся до предела и вот она отчетливо слышит: “Облава запрещена”.
“Показалось” – терялась в догадках Мариана.
Нет, это ей не кажется. С улицы действительно донеслись до ее ушей эти магические слова. Правда, она слышала только последнее слово “ферботен”, но этого было достаточно, чтобы понять, что есть маленькая возможность спастись. Послышались его удаляющиеся шаги и хриплое “Пшя крев”.
Несколько минут Мариана не могла сдвинуться с места. Она не была уверена, что засечена, но вероятность быть обнаруженной беспокоила ее больше всего и она как будто приросла к стулу. Даже не чувствовала, как дергалась в нервной судороге верхняя губа.
Но жизнь есть жизнь. Живой человек способен перенести многое. Такова уж человеческая натура. Мариана, глубоко вздохнув, поставила снова “вальтер” на предохранитель, осторожно положила гранату па стол и, прижавшись щекой к рации, дала волю слезам. Казалось, лишь теперь она поняла: несколько минут назад жизнь ее висела на волоске.
На некоторое время рация замолчала, но только для того, чтобы вновь заговорить уже в другом месте и по эфиру снова и снова летели точки и тире, неся советскому командованию разные информации из глубокого тыла противника.
Анатолий- Курц и не представлял, в какой опасности находилась Мариана. В целях завоевания авторитета, дабы лучше закрепиться, он затеял профилактику среди солдат против малярии и проводил ее с таким рвением, что немцы были очень довольны им.
В этот день он вернулся домой с важной информацией: гражданский аэродром начали переоборудовать в военный. Уже прибывают бомбардировщики и техника. Эти сведения надо было передать немедленно. Но он застал радистку в непривычном состоянии. Она сидела неподвижно и, глядя в одну точку, с каким-то странным безразличием слушала его. Курц внимательно посмотрел на нее.
– Что с тобой? Откуда эти синяки под глазами? Как будто дралась с кем-то. Не заболела ли?
– Была у меня тут генеральная баня. Даже не знаю, как теперь быть с этими сведениями. Они действительно очень важные. Но как их передать? Спасает только одно, как мне кажется. Они не засекли пока точное местонахождение рации, а только район.
И Мариана рассказала подробно обо всем происшедшем.
– Может, все-таки попытаемся вечером? – спросил немного погодя Курц.
– Попытаться можно. Но прежде, чем выйти в эфир, надо подготовиться к уходу. Быть может, придется бежать, как только передадим радиограмму. Если успеем, конечно. Не исключено, что они не ушли далеко.
Анатолия потрясло это большое мужество маленькой девушки…
– Почему ты думаешь, что они засекли только район? – спросил Анатолий, стараясь сохранять обычный тон.
Мариана невесело улыбнулась.
– Будь они уверены, что именно здесь, за этой дверью, Находится неизвестная им радиостанция, взлетела бы на воздух наша охранная табличка вместе с дверью. А так крутятся пока, заглядывают в дома. Но рассчитывать на то, что так будет и впредь, не приходится.
– Придется прекратить работу на время, – сказал Анатолий.
– Другого выхода, кажется, не остается, – грустно откликнулась Мариана.
– Как жаль, все-таки, я как раз хотел предложить расширить нашу сеть. Облюбовал тут одного великана, – не мог успокоиться Анатолий. – А оно вон как круто повернулось, черт бы его побрал.
Он опустился па табурет, подпер голову руками и долго просидел так, молча обдумывая что-то. Мариана знала эту привычку товарища и никогда не мешала ему, ибо каждый раз после раздумья он делал умные предложения, высказывал ценные мысли.
“Как хорошо все-таки, когда рядом старший товарищ”, – подумала она, словно Анатолий одним своим появлением снял с нее половину тяжелого груза. Но вот он поднял голову.
– И все же связи наши нужно расширить, – произнес он решительно. – Этот человек может быть нам полезен. Ведь в случае провала у нас нет запасной квартиры.
– Это верно. Прятаться негде, а фронт далеко, – подтвердила Мариана. – А кто этот человек?
– Русский военнопленный. Здоровенный такой сибиряк. Чем-то заслужил доверие немцев и служит в охране лагеря военнопленных. Женился на полячке. Живет по улице Зеленой.
– Сволочь, наверное, порядочная, раз в милости у фашистов.
Да нет. Он связан с польскими партизанами. Я давно за ним наблюдаю. Однажды видел, как он встретился с поляком. Кроме того, парень ведет работу среди пленных. А вообще, конечно, проверить его нужно.
***
Передачи на время были прекращены. Мариана включала рацию только для приема сводки “В последний час”. Надевая наушники, она настраивалась на Москву. Любимый голос Родины звучал уверенно, четко. Сводка была радостная. В каждом слове диктора чувствовалась могучая сила Советского Союза. Сердце радистки наполняло чувство гордости.
Так прошла неделя, затем вторая. Каждый новый день был полон свежими новостями. Многие из них были очень важны. Но связь прервалась, и разведчики чувствовали себя так, как если бы остановилось биение их собственного сердца. Дома оба все больше молчали, а на улице, встречаясь со знакомыми, должны были улыбаться, казаться бодрыми и по-прежнему приветливыми.
Раньше, когда каждый второй день, а иногда и ежедневно, Мариана могла выходить в эфир, передавая добытые сведения, время проходило очень быстро. Незаметно пролетели весна и лето. Последние же недели тянулись мучительно медленно.
По настоянию Анатолия они решили не терять времени, завести новые знакомства с надежными людьми. Доктор был убежден, что Великан со своей женой, как они стали называть охранника, действительно может быть полезен.
– Я организую тебе встречу с ним. Познакомишься, понаблюдаешь за ним, – предложил Анатолий.
Единственным в городе развлечением и местом отдыха, не требовавшим особых затрат, являлся частный цирк “Трио Бардзовских”. Наблюдая за посетителями цирка, не трудно было догадаться, что краковцы предпочитают слабые представления пятилетней девочки семьи Бардзовских, безыскусные выступления ее родителей вульгарным фашистским фильмам, объявления о которых пестрели по всему городу.
В цирке и решил Анатолий устроить встречу с Великаном. В воскресенье Мариана и Анатолий направились в город. Они избрали дорогу, что проходила мимо больших бараков – лагеря военнопленных.
Великан дежурил на вышке. Не доходя нескольких шагов, Анатолий подчеркнуто осведомился: