Харка — сын вождя (Художник И. Кусков) - Вельскопф-Генрих Лизелотта. Страница 19

В типи у Лошадиного ручья забот хватало с утра до вечера. Женщины и девушки разделывали бизонье мясо, разрезали его на куски, завертывали в кожу и закапывали в землю, чтобы оно лучше сохранилось. Из мяса они нарезали также длинные тонкие пласты, которые развешивали для просушки на веревках из бизоньих кишок. Шкуры очищали от остатков мяса и подготавливали к выделке. Старики и мальчики изготавливали из костей наконечники для стрел и копий, а из рогов — ложки. Воины делали из бизоньих жил новые тетивы для своих луков.

Разведчики по-прежнему вели наблюдение, но, выполняя волю жреца, избегая нарушить его уединение, не ездили в том направлении, где остался Хавандшита. Им удалось узнать, что военный лагерь пауни снялся и отдельные группы их разъехались по своим поселкам.

По вечерам от типи доносился приятный запах жареных бизоньих окороков. Все теперь наедались досыта и не выглядели такими тощими.

Когда основная работа по разделке охотничьей добычи кончилась, дети целые дни играли, охотились за мелкими животными, упражнялись в стрельбе из лука, в бросании палицы и ножей, скакали на мустангах. И это приносило им радости побед и горечь поражений. Вечерами они сидели в типи со своими отцами, старшими братьями и слушали охотничьи и военные истории, которые были и интересны и поучительны. Они слышали и древнейшее сказание о прародительнице рода Медведицы — Большой Медведице, сын которой стал человеком. А как-то вечером, когда погас очаг, Унчида сказала детям, что Большая Медведица еще жива и что она для воинов рода Медведицы — священна. И ее нельзя убивать.

Харка и Молодые Собаки по вечерам подвергали суровому испытанию свое самообладание и мужество. Они садились вокруг очага в типи Матотаупы и клали себе на руки небольшие раскаленные угольки, показывая, что способны переносить равнодушно боль, и Харка выдерживал дольше других.

— Шонка так не может, — сказал однажды кто-то из мальчиков.

Опять это имя — Шонка! Харка только чуть-чуть скривил губы и на этот раз дал угольку особенно глубоко прожечь кожу.

В один из солнечный дней Матотаупа нашел обоих своих сыновей у коней. За день до этого Харка в состязании на мустангах пришел вторым на своем любимом Пегом. И не потому, что он плохо управлял конем, просто другой конь оказался лучше — конь одного из Молодых Собак — сына Четанки, известного воина. Пегий Харки шел спокойно, ровно и быстро, и все же не быстрее, чем конь победителя. Харка ласкал коня, хлопал его по шее, но на лбу у мальчика залегли складки.

Матотаупа некоторое время наблюдал за детьми, потом подошел к ним.

— Харбстена, — сказал он младшему, — тебе нужен конь. Какого бы коня ты выбрал себе из нашего табуна?

Харбстена заулыбался и посмотрел на отца. Он привык, что отец всегда прежде всего обращается к Харке и даже советуется с ним. Ведь Харка был самым хладнокровным и самым смышленым мальчиком в поселке. Харбстена же привык держаться в стороне, поэтому обращение к нему отца удивило его, и он даже не сразу решил, что ответить.

— Подумай над тем, что я сказал, — повторил отец.

Харбстена смутился.

— Отец, должен ли я сказать правду? — спросил он тихо.

— Дакоты никогда не лгут, ты это знаешь, мальчик.

— Тогда я скажу — коня моего старшего брата Харки — Ночного Глаза — Твердого как камень — Убившего волка.

— И это несмотря на то, что конь Харки пришел вторым? — спросил отец.

— Да. Именно поэтому, — твердо ответил Харбстена.

— Ты мне можешь объяснить свой выбор?

— Да, отец, я объясню. Пегий — добрый, он хорошо послужил нам. Я очень его люблю.

Харбстена подошел к лошади и погладил ее по морде. И Матотаупа и Харка с удивлением увидели, как животное наклонило свою голову к Харбстене, точно проявляя свою симпатию.

— Харка хороший всадник, — продолжал Харбстена более уверенно. — Но Пегий стал старым, и Харке очень стыдно, что он пришел вчера вторым. Харка вчера ударил его во время скачек плеткой, хотя отлично знал, что мустанг бежал изо всех сил. И когда конь вернулся в табун, он стоял такой печальный…

Харка опустил глаза: ему стало стыдно, так как он знал, что воину не к лицу горячиться.

— А я подошел к коню и приласкал его, и он тоже полюбил меня, — продолжал Харбстена. — Я хочу этого коня. И зачем Харке мустанг, который не может победить…

Кровь медленно приливала к щекам Харки; слова Харбстены прозвучали так, как будто он хотел сказать: и зачем Харке такой слабый младший брат…

— Нет, — сказал Харка — Твердый как камень, хотя его и не спрашивали.

— Харбстена не должен брать этого коня только потому, что этот конь для меня недостаточно хорош. Скажи ему, отец, чтобы он выбрал другого коня.

— Я уже сказал, — твердо ответил Матотаупа. — Харбстена решит.

Харка отвел глаза в сторону, борясь с собой.

— Я хочу Пегого, — повторил Харбстена.

— Он принадлежит тебе, мой младший сын.

Узкое лицо Харбстены просияло. Он обхватил Пегого за шею.

— Теперь ты, Харка, — сказал Матотаупа. — Тебе надо нового коня. Какого ты хочешь?

— Отец, у меня было три коня, теперь у меня — два. Мне довольно, — сказал Харка и плотно сжал губы, так как не хотел говорить всего, что думал.

— Харка, на любом из двух твоих мустангов ты придешь третьим или четвертым.

— Возможно. Но в будущем я сумею овладеть собой, даже если я не стану победителем, — эти слова произнести Харке было нелегко, но он произнес их.

Отец внимательно посмотрел на сына.

— Ты будешь иметь третьего коня. Так хочу я, — сказал он.

— Тогда, отец, укажи сам, какого мне взять коня.

— Ну хорошо. Идем.

Оба мальчика пошли с отцом через табун. Матотаупа остановился у Серого, на котором Харка уже скакал в стаде бизонов.

— Харка — Ночной Глаз — Убивший волка — Поразивший стрелой бизона — Твердый как камень, вот твой конь! Этот мустанг будет хорошо бегать на скачках.

— Отец?!

— Что еще?

— Это же твой лучший конь. Ты хочешь его отдать?

— Ты мой сын. Возьми.

Харка подошел к коню и положил руку на спину мустанга.

— Теперь уже недолго ждать, Харка, того времени, когда ты будешь принимать участие в охоте на бизонов.

— Да, отец.

Харка сказал это с трудом, так как все еще не мог расстаться с мыслями, возникшими во время этого разговора. Но отец сделал вид, что ничего не замечает.

— Сегодня ты должен поездить на твоем новом коне, чтобы привыкнуть к нему.

Матотаупа пошел прочь.

А когда наступила ночь и в типи Матотаупы все уже спали глубоким сном, Харка вылез из-под одеяла. Он крадучись выбрался наружу. Чуть вздрогнули кони, привязанные у входа, зашевелились собаки, но не залаяли. Харка тихо прошел между молчащими типи, направился к ручью и, пройдя немного по берегу, оказался у табуна. В эти часы охрану табуна нес Четан. Но Харка не подошел к своему верному другу. Он шел от мустанга к мустангу, пока не нашел своего старого Пегого. Он снял с коня путы, вскочил на него и сначала шагом, потом легким галопом выехал в ночную прерию. Он ехал до тех пор, пока не оказался в небольшой долине, где вряд ли кто мог его заметить.

Соскочив с коня, мальчик приказал животному лечь на землю и сам лег рядышком с ним так, чтобы их головы были рядом. И он тихо заговорил, так, как, может быть, никогда бы не стал говорить с человеком.

— Мои Пегий, мы прощаемся с тобой. Ты знаешь, как я еще маленьким мальчишкой, которому было четыре года, впервые подошел к тебе и Четан, мой старый друг, поднял меня на твою спину. Тогда ты был молодой и необученный и ты четырнадцать раз сбросил меня в траву, пока я наконец не научился как следует сидеть на твоей спине. Ты меня даже раз ударил копытом, и я целую ночь не знал, как мне улечься, чтобы только утихла боль. Но я поклялся, что ты будешь моим конем. И ты им стал. Ты нес меня по прериям и через леса, через реки и по крутым склонам. Ты стал великим воином среди мустангов, и когда к табуну приближаются койоты, ты борешься с ними твоими копытами, кусаешь их. Я очень любил тебя, Пегий, но ты презираешь меня, так как я стал к тебе несправедлив только потому, что ты состарился. И я тебя потерял. Теперь ты любишь Харбстена.