Харка — сын вождя (Художник И. Кусков) - Вельскопф-Генрих Лизелотта. Страница 37

Это «но если» сжимало Харке горло, душило его, путало все его мысли. И он уже не мог, не мог ждать и не мог больше сдерживать своего нетерпения и сидеть тут словно связанный. Его повиновению приходил конец…

В типи вошел Татанка-Йотанка.

Мальчик облегченно вздохнул: не Хавандшита, а Татанка-Йотанка пришел к нему.

Татанка-Йотанка сел против мальчика, точно тот был мужчина, воин, с которым хочет разговаривать вождь. Харка приготовился со вниманием выслушать его. Он смотрел на Татанку-Йотанку и даже сам поражался, какое спокойствие овладело им.

— Харка — Ночной Глаз — Твердый как камень — Охотник на медведя, ты должен знать все, — начал великий жрец. — Ты уже знаешь больше, чем ты должен бы знать, потому что ночью подсматривал за типи вождя.

Харка не опустил глаз: он готов был отвечать за все, что совершил.

— Итак, ты знаешь, что минивакен белого человека сделала пять воинов рода Медведицы сумасшедшими. Над этим можно бы только посмеяться, но потом белый человек обманул твоего отца. Он напоил его слабой колдовской водой из другого бурдюка, сказав ему, что это та самая минивакен, которая свалила с ног воинов. И твой отец поверил белому, не рассердился на него и пил вместе с ним. Но когда он, ничего не подозревая, выпил настоящей колдовской воды, он тоже стал сумасшедшим. Над этим уже никому не следует смеяться. Ты это понимаешь?

Прошло долгое время, прежде чем Харка дал ответ.

— Я понимаю, — сказал он, но больше ничего не добавил к этим словам.

— Хавандшита, ваш жрец, сегодня утром против твоего отца выдвинул страшное обвинение. Он сказал, что твой отец выдал белому тайну — тайну золота дакотов. Белые люди стремятся к золоту, как медведи к меду. Они теперь наверняка нарушат договор и нападут на нашу страну, чтобы разграбить ее.

Татанка-Йотанка остановился, ожидая, что Харка что-нибудь возразит или добавит к его словам. Но мальчик молчал и не шевелился.

— Белый человек по имени Рэд этой ночью сбежал от нас и унес с собой тайну.

Харка молчал.

— Твой отец сам не знает, что он сделал, потому что был сумасшедший. Сейчас он и сам не верит, что его развязанный язык предал нас. Мы вынуждены были скрутить ему руки, потому что он оскорблял Хавандшиту и сопротивлялся. Но он поклялся, что выполнит решение Совета, и я развязал его. Совет сказал свое слово.

Харка не раскрывал рта. Он ни о чем не спрашивал.

— Совет выслушал обвинение Хавандшиты и признал твоего отца виновным.

И тут мальчик хотел что-то сказать, но, едва открыв рот, сдержался и снова замер.

— Ты… ты в чем-то сомневаешься, Харка?

— А ты? — с трудом произнес Харка.

— Я?.. Я думаю, что Хавандшита сказал правду. Я нашел в типи оба бурдюка, о которых он говорил.

Харка больше не смотрел в глаза жреца, он смотрел на руки Татанки-Йотанки, напряженно собирая воедино все то, что совсем недавно он мысленно рассказывал в типи Совета. Но он не имел права произносить перед жрецом длинных речей, он должен быть очень краток и в немногие слова вложить все то, что могло бы утвердить правду. С чего же начать? Может быть, с этих таинственных неразгаданных следов у пещеры? Может быть, рассказать Татанке-Йотанке о том, что белые люди давно уже по чьим-то следам подбираются к тайне гор? Но тогда Татанка-Йотанка спросит, почему Матотаупа до конца не разобрался в этих следах. Нет. Нужно просто объяснить, что Хавандшита, обвинивший Матотаупу, лжец. И Харка сказал об этом решительно и определенно, взвешивая каждое слово.

— Хавандшита лжет! Он сам был у пауни и у белых людей, которые строят дорогу для Огненного Коня. И он сам рассказал им, что на берегу речки у подножия Черных Холмов было найдено золотое зерно и что индейцы рода Медведицы знают, где есть золото. За то, что он рассказал это белым людям, белые помогли ему совершить великое чудо: они пригнали к нам бизонов. До этого род Медведицы и белые люди почти ничего друг о друге не знали, а тут все языки стали говорить о том, что им стало известно от Хавандшиты. И белые люди пошли к нам один за другим. Сначала Желтая Борода, потом этот Рэд. И это вина Хавандшиты. Мой отец — Матотаупа — отлично знал, что тайну золота надо хранить и что нам грозит большая беда, если белые узнают о ней. Мой отец золотое зерно выбросил в реку. Хавандшита это зерно подобрал. Мой отец взял с меня клятву, чтобы я молчал. Хавандшита вместе с Шонкой ходил к пауни и носил с собой золотое зерно.

— Харка — Твердый как камень!..

— Я сказал, хау.

— Чем ты подтвердишь свои слова?

— Хавандшиту сопровождал Шонка. Но он никогда не скажет правду, он будет лгать. Курчавый передал Хавандшите золотое зерно, которое достал из реки. Но он никогда не признается в этом, потому что отец Курчавого — Чужая Раковина — был освобожден благодаря предательству Хавандшиты. Язык Курчавого связан. Но Хавандшита лжет!

— Хавандшита не лжет, мой мальчик! Он непримиримый враг белых людей, я это знаю. Держи закрытым твой рот, иначе нам придется тебя связать, как мы связали твоего отца.

Харка поднял голову и посмотрел Татанке-Йотанке в глаза. Но веки жреца были опущены. И Харка сказал:

— Я буду держать мой рот закрытым, — и тон его голоса был холоден как лед.

Выражение лица Татанки-Йотанки было печальным. Приоткрыв глаза, он долго смотрел на мальчика не говоря ни слова, точно пытаясь прочитать его мысли.

— Твой отец поклялся нам, что он подчинится решению Совета, — сказал жрец. — Совет решил, что Матотаупа навсегда изгоняется из рода Медведицы, из Оглалы, из семи племен дакотов. Сегодня ночью он должен покинуть наши палатки. Без оружия. И никогда больше не возвращаться. Но ты, Харка — Твердый как камень — Ночной глаз — Убивший волка — Преследователь бизонов — Охотник на медведей, ты останешься у нас и станешь великим воином и вождем.

— Я буду великим воином и вождем, — механически повторил Харка, и никто бы не мог сказать, о чем он думал в этот момент, что чувствовал.

— Вот почему я оставил тебе твой мацавакен.

— Этот мацавакен будет в руках великого воина и вождя, которого будут бояться враги.

— Хау. Так будет, как ты сказал. Теперь идем.

Харка поднялся и, как был, неодетый, с нечесаными волосами, так и пошел с Татанкой-Йотанкой. Великий жрец дакотов проводил мальчика до его родной отцовской типи. Харка смотрел на длинные еловые жерди, на верхушках которых висели охотничьи трофеи: рога бизонов, клыки медведей, оружие побежденных врагов: луки, палицы. А в типи он увидел одеяла на полу, увидел очаг. Все было так, как всегда, и в то же время все было другим. В глубине палатки сидела бледная Унчида. Рядом с ней — Уинона, внешне спокойная, но с изменившимся от горя лицом. У ее ног сидел Харбстена, и губы его дрожали от сдерживаемых рыданий. Шешока опустила плечи и как-то вся согнулась: несчастье шло за несчастьем, и воинов рода Медведицы становилось все меньше и меньше. Ближе всех к очагу сидел Шонка. Он исподлобья взглянул на Харку. Татанка-Йотанка жестом приказал ему перейти к женщинам и детям в глубь палатки.

Харка стоял около Татанки-Иотанки.

— Я хочу умыться и причесаться. Я пойду к реке, — сказал он негромко, так, как обычно утром говорил отцу.

— Ты вернешься обратно?

— Я вернусь. Я всегда говорю правду.

— Иди, я верю твоему слову.

Харка попросил Унчиду дать горшочек с жиром и, когда брал его, дотронулся до ее руки. Она была совсем холодная. Выйдя из типи, мальчик юркнул в кустарник: ему не хотелось ни с кем встречаться.

Над прерией поднялась луна, и от кустарника ложились на землю четкие тени. Харка шел к ручью медленнее, чем обычно по утрам. Он прислушивался и озирался по сторонам, как бы стараясь все получше рассмотреть и запомнить. Он чувствовал и нежное дыхание ночного ветерка, слышал и потрескивание сучьев в очагах типи, и негромкий разговор, и фырканье лошадей, и далекий лай собак, и легкое журчание воды…

Мальчик вышел к ручью, разделся и бросился в воду, потом вышел на отмель, потер себя песком, еще раз нырнул и, выйдя на берег, основательно смазал кожу жиром. Когда он уже собрался идти назад, послышался топот копыт. Харка взял ружье и спрятался в траве, сердце его сжалось от тяжелого предчувствия. Из кустарника выехал всадник. Это был Матотаупа на своем лучшем коне. Он переправился через ручей и поехал на запад, туда, где на зеленоватом фоне неба виднелась темно-фиолетовая цепочка Скалистых гор. Матотаупа был без налобной повязки, без перьев орла. В темноте поблескивало его обнаженное тело.