Харка — сын вождя (Художник И. Кусков) - Вельскопф-Генрих Лизелотта. Страница 9

Четан и Шонка тоже пострадали в бою. У Четана было сквозное ранение предплечья, Шонка получил удар по голове. Харка растирал ушибленную лошадью руку.

Род Медведицы потерял четырех воинов: двух юношей и двух стариков, чьи жены и дети остались теперь без кормильцев.

Харка, Уинона и Харбстена вместе с Унчидой стояли перед телом матери. Большие глаза Уиноны потемнели. Харка и Харбстена не могли удержать слез. Конечно, вождь пауни хотел убить из этого мацавакена воина, он просто плохо прицелился, но выстрел этот навсегда отнял у детей мать. Сейчас ее зашьют в кожаное покрывало и подвесят на колья, чтобы волки не могли до нее добраться.

Унчида погладила Уинону по голове, и девочка прижалась к бабушке. Мальчики взяли сестру за руки. Это как бы означало, что теперь они принадлежат друг другу, так как вместе пережили большое горе…

Ни слава сегодняшней битвы, ни трофей — Гром-железо, не принесли радости мальчику, поглощенному горем. Он посмотрел на Уинону. В ней, так похожей на мать, воплотились теперь для него дорогие черты, и Харка мысленно поклялся, что будет охранять ее от всех опасностей так, как охранял бы мать.

Когда Харка вернулся к своим товарищам — Молодым Собакам, те встретили его приветственными криками. Они видели в нем настоящего воина, принесшего добычу с поля боя. Солнечный Дождь, Ворон и Старая Антилопа тоже выразили одобрение его действиям. Но они были сдержаннее, потому что взрослые, переживая радость победы и горечь потерь, все больше и больше задумывались над будущим. Кто мог сказать, что эта первая схватка с враждебным племенем — последняя? Кто мог быть уверен в том, что прерии, которые должны стать для них второй родиной, в конце концов станут ею?

Матотаупа снова отправил во все стороны разведчиков, и род Медведицы двинулся к истокам реки Платт. Прерии, через которые они шли, лежали на высоком нагорье, и климат здесь был более суровый. Местами на траве еще не успел растаять снег. Ни кустика, ни дерева. Только ветер гулял на просторе.

Когда стемнело и в небесной вышине зажглись бесчисленные звезды, род Медведицы расположился на ночлег. Дозорные разошлись вокруг лагеря. Лошади устали не меньше людей и, едва утолив голод, прижались друг к другу, чтобы согреться. Собаки, чувствуя, что у людей им поживиться нечем, разбежались в поисках пищи, и несколько койотов, оказавшихся поблизости, стали их первой добычей.

Харка, Харбстена и Уинона сидели вместе с Унчидой в глубине типи, так же как и утром этого богатого событиями дня. Теперь, вечером, им еще больше недоставало матери. Унчида тихо пела песню о погибшей. Из типи павших в бою воинов тоже доносилось заунывное пение. Снаружи раздавался ритмичный топот босых ног. Это танцевали молодые девушки вокруг скальпов убитых пауни. Танец, сопровождавшийся негромким монотонным пением, был не только выражением радости победы над врагом, это было и заклинание. Индейцы считали, что враг еще не побежден, если не успокоен его дух. Танец и пение девушек должны были успокоить дух врага.

Харка положил на колени свой трофей — мацавакен. Он ощупывал его и думал о том, как с помощью этого оружия, отнявшего у него мать, он совершит хорошее дело — отомстит врагам, убьет кого-нибудь из пауни. Мужчин с голыми черепами и клочком волос на макушке мальчику даже не приходило в голову считать за людей. Вот дакоты — это люди, пауни же — волки, которых нужно уничтожать. И он, Харка, не может дожидаться, пока станет взрослым воином. Он отвоевал мацавакен, и мацавакен принадлежит ему. Надо раскрыть тайну этого оружия и научиться владеть им. Кто в этом может помочь? Никто. Даже отец тут бессилен.

Под монотонное пение танцующих женщин заснули Уинона и Харбстена. Улеглась Унчида. Только Харка не спал, когда вождь вернулся с совета из типи жреца. Матотаупа сел у очага, набил трубку и закурил. Он долго так сидел молча, потом поманил к себе Харку. Мальчик осторожно положил оружие на землю — он опасался, что ружье опять может выстрелить, — и спокойно подошел к отцу.

— Ты сегодня правильно действовал, — сказал сыну вождь.

Харка в душе порадовался похвале, но совсем не так, как раньше, когда была жива мать и он чувствовал себя просто мальчиком.

— Мацавакен — твоя добыча.

— Да, — гордо ответил мальчик, ведь слова отца означали не что иное, как то, что Харка имеет теперь право распоряжаться этим оружием по своему усмотрению.

— Ты во время битвы выстрелил?

— Нет, оно выстрелило само, — сказал Харка неуверенно.

— Это колдовство.

— Возможно, отец… Но, может быть, мы просто не знаем этого оружия. Надо найти воина, который умеет с ним обращаться. Пусть мы будем искать сотню дней, но я уверен, что найдем… А если не найдем, то пойдем к великому вождю дакотов Татанке-Йотанке. Уж он-то знает тайну Гром-железа.

— Возможно… Но я хочу тебя просить подумать о другом. Сейчас уже поздняя ночь, и все-таки я прошу тебя подумать. Ты очень устал?

— Я готов, отец. Я не устал.

— Если мальчик такого возраста, как ты, добывает трофей, то по нашему обычаю мальчик приносит жертву Великому и Таинственному.

— Да, отец.

Харка знал об этом обычае. Все его старшие товарищи когда-то приносили жертву. Четан в одиннадцать лет принес свою жертву — любимую собаку. Харка знал, что для Четана эта жертва была очень тяжелой. Маленький черный клубочек — все, что осталось от пса, был положен в пещеру, и Четан доказал, что отныне он способен преодолеть не только физическую боль. И все были горды за Четана, и Четан был горд за себя. Харка был уверен, что он также спокойно принесет любую жертву. Но лишь он сказал отцу свое «да», как его охватил страх. Он очень устал, его измучил голод, нестерпимо ныла ушибленная рука.

— Харка — Твердый как камень, — продолжал Матотаупа. — Каждый мальчик приносит в жертву самое дорогое, и эта жертва — важное испытание воина. Ты прекрасно боролся и немало помог нам. Я думаю, ты принесешь в жертву самое дорогое, что у тебя есть?

— Да, отец.

Харка снова спокойно сказал свое «да», но в душе его поднялась еще большая тревога.

— Что для тебя самое дорогое?

— Мой конь, отец.

— Кони нам сейчас нужны, и мы не можем жертвовать ими. А что еще тебе дорого, Харка — Твердый как камень?

— Моя добыча, отец. Оружие, убившее мою мать. Оружие, которым я убью пауни.

— Было бы хорошо, Харка, если бы ты принес в жертву Великому и Таинственному мацавакен.

Харка долго молчал.

— Но как это сделать, отец? — спросил он.

— Передать его типи жреца.

— Ты мне это предлагаешь, отец?

— Нет, я не предлагаю. Я только спрашиваю, готов ли ты сам передать мацавакен в типи жреца.

— Да, я готов, — с достоинством ответил Харка.

Он взял ружье и вышел из типи. Отец не держал его. Мальчик прошел мимо девушек, все еще продолжавших пляску у скальпов, и направился к типи жреца. Вход в нее был закрыт, но он решительно поднял полог и вошел. Вместе с Харкой в типи ворвался ветер, и раздались странные мягкие звуки. В полутьме мальчик заметил, что это высохшие шкуры змей зашуршали по подвешенным барабанам. Из глубины типи показалась фигура старого Хавандшиты. Харка поднял свое ружье.

— Это то, что я, Харка — Ночной Глаз — Твердый как камень, приношу в жертву Великому и Таинственному. Я все сказал. Хау!

Старый жрец взял оружие.

— Хорошо. Теперь это принадлежит типи жреца. Хау!

Харка не стал ожидать, что еще скажет Хавандшита, он повернулся и вышел.

Мальчик не сразу возвратился к отцу. Он побежал к лошадям.

Его друг Четан, несмотря на свою рану, охранял табун. Вдалеке завывали волки. Харка молча подошел к Четану. Ничего не сказал ему и Четан. Харка прошел к своему коню. Пегий коснулся мягкими губами щеки своего хозяина. Харка задумался. Коня он не мог принести в жертву, потому что конь нужен. Свою добычу он принес в жертву. Но разве она не нужна? Это оружие врага. Этим оружием нужно мстить врагу. А для чего нужен мацавакен в типи жреца? Почему жрец хотел получить его именно сегодня ночью, когда Харка еще не успел узнать тайны Гром-железа? Может быть, старик знает тайну оружия? Или, может быть, всякая тайна принадлежит только Великому и Таинственному? Но ведь оружие было в руках вождя пауни и вождь пользовался им? А вождь пауни не был жрецом…