Грибы на асфальте - Дубровин Евгений. Страница 23

— Что это значит? — спросил я Кобзикова. — Забор, собака, омоднение Егор Егорыча? Вы тут С ума все посходили, что ли?

— Ци-ви-ли-за-ци-я! — сказал ветврач загадочно. — Веяние времени. Миссионеры идут в народ.

— Он еще не знает? — встрепенулся Иван-да-Глория.

— Нет. Не говори. Мы устроим ему сюрприз. Боюсь только, заикой станет.

Я внимательно посмотрел на своих собеседников. Физиономии у них были красные и таинственные.

— Ну ладно, черт с вами! Сюрприз так сюрприз. Расскажи, где работаешь, как живешь.

— Работаю учеником слесаря по ремонту канализации.

— Кем, кем? — захохотал я.

— Учеником слесаря, — несколько обиделся Кобзиков. — А что здесь такого?

— Брось дурака валять, — сказал я. — А как же диплом?

Ветврач уставился на меня:

— Ты что, с Нептуна упал? У меня нет никакого диплома. Не веришь? Пойди поинтересуйся в отделе кадров. Шесть классов начальной школы. Комсорг каждый день агитирует учиться дальше. Сейчас я усиленно занимаюсь — хочу сдать на разряд. Вот так-то, брат!

— Я был сражен.

— Хорошо. Но почему ты пошел именно учеником слесаря, да еще канализации? Ты что, ушибленный? Разве нет других работ?

Кобзиков покачал головой:

— Эх, Гена, Гена. Я вижу, ты совсем не в курсе дела. С нашими дипломами ты же никуда не сунешься. Везде один ответ: «Мы вас приняли бы, но ваш долг — поднимать сельское хозяйство». Горком комсомола проводит рейды под лозунгом: «Работай по специальности». Кто попадется — проработка. Не уедет — опять проработка.

На совесть бьют. Глядишь, и раскаялся, распустил нюни… Я лучше всех устроился. Под землей. Не так-то просто обнаружить. В городе такого брата, как я, порядочно оказалось. Поустраивались — кто официантом, «то кондуктором, кто привратником. Всего тридцать два человека из нашего выпуска.

— Откуда у тебя такте точные сведения?

— Понимаешь.,. Только никому! Поклянись!

— Ну ладно, ладно!

Впрочем, тебе можно. Организовали мы общество. «Общество грибов-городовиков» называется. Сокращенно ОГГ. Был тут в газете фельетонишко «Грибы-городовики», про тех, кто в городе остался. Сильный фельетон. Представляешь, чистый асфальт, а на нем семейство грибов-городовиков. Растут, черти, на асфальте, значит, вместо того, чтобы селиться на унавоженном черноземе. Так здорово было написано, что я действительно грибом каким-то себя почувствовал. А вообще-то худо нам было. Денег ни шиша, отовсюду гонят. Подтянешь, бывало, пояс потуже, выпьешь стаканов пять чистой газировки, чтобы живот не урчал, и ложишься дремать на лавочку в парке. Глядишь — дня и нету. Один гриб не вынес голодухи, побираться пошел.

А потом нам повезло. Один из грибов женился на городской. Богатая попалась, продавцом в магазине работала. Вот когда для нас малина наступила! Заляжем, бывало, утречком у него в огороде и гложем капусту, как зайцы. Как только жена на работу — он с кошелкой к нам бежит, угощает всякими остатками. Бывало, вкусные вещи, приносил. Один раз, помню, кость от окорока досталась. Хорошее время было…

Вот этот женатый гриб и навел меня на мысль организовать общество женихов. Все ищут жену одному, но потом он в течение некоторого времени должен платить в общество налог. Пристроили таким образом мы несколько человек, видим — дело можно солиднее поставить, если жениться только на дочерях начальства. Ведь начальник зятя обязательно куда-нибудь на работу пристроит, а тот уже других за собой потянет. Здорово придумано?

— Недурно.

— Ну вот. Сейчас ближе всех к удаче Иван. Он у нас заведующий промышленным отделом.

— У вас и отделы есть?

— А как же! И отделы. И членские взносы, И правление.

— Кто же председатель правления? Кобзиков скромно потупился.

— Поздравляю, — сказал я. — Ты сделал головокружительную карьеру.

Но ветврач не уловил иронии.

Избран единогласно, — сказал он самодовольно. — Оклад двадцать рублей в месяц.

— Даже оклады есть?!

— Тем, кто в аппарате правления.

— Солидно поставлено.

— Если хочешь, я возьму тебя в отдел коммунального хозяйства. Нам там как раз инструктор требуется. Устроим на работу. Будешь вместе со мной канализацию ремонтировать. Обязанности инструктора несложные: собирай информацию о семьях руководящих работников коммунхоза и еще некоторые поручения. Соглашайся. Оклад — пятерка.

— Нет, спасибо.

— Хочешь в одиночку работать? Не членов нашей организации мы безжалостно убираем с пути. — В голосе ветврача зазвучали металлические нотки.

— Не угрожай, пожалуйста. Завтра я уезжаю. Кобзиков понял, что он зарвался.

— Я тебя никуда не отпущу! — сказал он. — Мы же с тобой друзья!

Появился Егор Егорыч. Из карманов его модного костюма торчали горлышки бутылок.

— Уже закрылся. Еле упросил.

— Президент, вы очень изменились, — сделал я комплимент своему бывшему хозяину.

— Тссс! — зашипел Кобзиков, озираясь. — Не называй его президентом! У нас монархия. Про изошел государственный переворот. К власти пришла королева.

— Что ты плетешь?

— Егор Егорыч низвергнут. Издан уже целый ряд законов, как-то: установлена твердая квартирная плата — пятнадцать рублей с носа; воспрещается пользоваться после двенадцати электрическим светом; воспрещается приводить к себе в комнату женщин, рвать самовольно огурцы, устраивать на территории государства коллективные выпивки; нельзя выражать свои чувства нецензурными словами и так далее. Всего не упомнишь. Верно, господин король?

— Так точно, — подтвердил Егорыч. Губы его расплылись в широченную улыбку. Глаза совсем скрылись в морщинках.

В смежной комнате, где раньше жил Иван-да-Марья, послышалось движение.

— На колени! — завопил Кобзиков. — Ее величество!

В дверях, щурясь от яркого света, стояла Тина.

— Матушка! — заголосил ветврач, бухаясь на колени. — Не вели казнить, а вели миловать! Токмо по случаю приезда друга!

— Не юродствуй, — начала Тина и вдруг увидела меня.

Она не вскрикнула, не сделала ни одного движения, только ее желтые глаза стали мертвыми, как опавшие на снег листья. Широкое выщербленное временем лицо древней богини застыло маской.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я не выдержал первым. Я глупо заухмылялся и ткнул вилкой в огурец. Когда я снова поднял глаза на Тину, ее уже не было. Сразу протрезвевший Егорыч поспешно прятал бутылки под стол. Вацлав беззвучно смеялся.

— Ты врешь, — сказал я. — Ты врешь, гад! Кобзиков обиженно поднял плечи:

— Глупо.

Она не могла этого сделать! Иван-да-Глория налил полный стакан водки.

— Выпей, — вздохнул он. — Женщины лживы.

— А я Тину понимаю, — сказал Вацлав. — Ей хуже нашего приходилось. Девке копейка во как нужна! Больше, чем парню! Бровки подкрасить надо? Надо. Коготки полирнуть, перышки почистить, то-се. А Егорыч ее на одних харчах держал, жмот. За тарелку борща все чертежи и расчеты теплиц ему сд лала. Верно, Егорыч?

Хозяин заухмылялся.

— А где я деньги возьму? Эта проклятая установка всю книжку сожрала. Да… Вот она и мыкалась, бедная. Все жениха себе искала. Выпросит у меня тридцать копеек, бежит на танцплощадку, возвращается в полночь. Да, видно, ничего путного не попадалось. Тина-то с лица не ахти какая красавица. Чтобы понравилась — с ней походить надо, а молодежь сегодня такая, что ходить ей некогда, торопливая молодежь. Тут и подсунулся Егорыч. Шутка сказать — дармовой работник наклевывается. Да еще с высшим образованием! Этому жучку малограмотному никогда бы инженера не подцепить. Верно, Егорыч?

— Все правильно.

Самолюбие в ней сыграло. Надоело ей себя на танцах в жены предлагать. Ну, а тут рядом Егорыч крутится, добренький, застенчивый, суконное рыло. Утешает, советует… Ну и расписались, значит… Расписались потихоньку, Егорыч даже на бутылку не раскололся, жмотина. Так ведь было?

— Все правильно, Тимофеич.

— Понял? Я уже Вацлавом Тимофеевичем стал. Знает, жучок, что со мной полезно дело иметь. Я сей час у него на полуобщественных началах зоотехником работаю.