Чаша гладиатора (с иллюстрациями) - Кассиль Лев Абрамович. Страница 67
- Джузеппе Саббатини?! - радостно изумился Артем.
- Совершенно точно.
- Вот он куда подевался тогда, старый!.. Теперь понятно. В партизаны пошел…
- Да, - продолжал гость. - Доктор Саббатини был в отряде Богритули. А он человеком оказался весьма дальновидным и предусмотрительным. Он понимал, как вы должны были себя чувствовать после вашего поражения… ну, после той, словом, истории в цирке. Понимал, что может это происшествие замарать ваше славное имя. Тут поверить было недостаточно. Надо было доказать полную вашу чистоту. Имя ваше принадлежит истории мирового спорта, Артем Иванович, что тут говорить! И вот тот доктор, когда вам было плохо после второй встречи с Ге-генхаммером, не только помог вам оправиться, но у себя в больнице сделал вам рентгеновский снимок и электрокардиограмму. Все понимал человек. И по рентгену, и по кардиограмме видно ясно, что в тот вечер куда уж вам было на ковре выступать! Гиблое дело! Как это еще вы там, на манеже, совсем лежать не остались… Это просто чудо! У вас состояние же было предынфарктное.
Артем Иванович слушал его, распираемый благодарностью и в то же время чувствуя, как сваливается с него чудовищная тяжесть, которая давила его долгие годы.
- А все-таки как же все это вскрылось-то? Это как нашли? - Он махнул головой в сторону кубка, стоявшего на столе.
- Все он, Григорий Тулубей. Славный Богритули. Видите ли, этот ваш Зеп, как его?.. Пешком через фамилию не пройдешь!.. Зеп Гегенхаммер ведь с гестапо путался. С карателями. И везде с собой возил этот кубок. Он даже и на Украине с ним показывался. Все хотел авторитет себе перед нашими поднять. Вот тогда, по-видимому, Тулубей и видел где-то на допросе, когда он к гитлеровцам в лапы раненым попался, этот кубок. А затем, как теперь стало известно, партизаны изловили господина Гегенхаммера и тихо покончили с его громкой карьерой. Ныне известно стало, что отряд итальянских партизан, разбивший вдребезги группу карателей, которой командовал Гегенхаммер, был именно отрядом Богритули. Вот у Тулубея на руках и оказался ваш кубок и вся документация по части вашего состояния в тот несчастный вечер, когда вы боролись в Болонье. Доктор, уходя в партизаны, все с собой прихватил. Умница!..
- Так ведь я слышал, погиб Саббатини! - остановил его Незабудный.
- Да, доктор Джузеппе Саббатини был убит. Перевязывал раненых партизан, а его фашисты-снайперы подстрелили. Ну, как Тулубей погиб, вы уже знаете. Вся Италия знает. Звание национального героя ему присвоено. Так вот, прежде чем уходить в тот последний бой, из которого уже, как понимал Тулубей, мало было шансов вернуться, он передал одному из крестьян деревни, где стояли тогда партизаны, этот кубок, все справки из больницы Саббатини и вот эту записку… Крестьянин тот все спрятал и бережно хранил у себя. Записка была лишь с намеками. Понять что-нибудь из нее трудно, если не знать обстоятельств дела. И вот тогда, когда послевашего сообщения стало известно, кто такой был Богритули, крестьянин этот отдал все, что у него хранилось, в АНПИ. А они сообщили в наш Комитет ветеранов вой-ны. Ну и так далее. А мне, собственно, остается теперь! только вручить непосредственно это письмо адресату, Вот, прошу принять.
И гость протянул Незабудному мятый, рваный по одному краю листок бумаги. Артем Иванович с осторожностью принял его, руки у него тряслись. Пальцы одере-венели. Едва глянув, он сразу узнал этот характерный; почерк, буквы, выведенные узкими петельками вверх.
«Земляк, друг! Простите меня. Не мог я тогда поступить иначе. Теперь все знаю. Я и так вам верил, но медицина мне все подтвердила окончательно и поставила в этом вопросе точку.
Спасибо вам, что отбили мне жизнь. Если надо, снова отдам ее за наше дело. А если суждено мне будет сохранить ее до победы, то, надеюсь, встретимся, и я вас поблагодарю русским спасибо на русской земле. В случае чего непременно сообщите все, что знаете про меня, матери. Могу открыться, сколько позволяют условия: но только земляк ваш, но и сын той, которую вы хорошо знали. Мы с ней о вас никогда не говорили, но за ее горе вы приняли своего стыда предостаточно. Не мне вас попрекать.
Что касается «Могилы гладиатора», то господин Г. получил от нас по заслугам и занял прочно место там, откуда опять восстал гладиатор. Чужая, ворованная слава никому еще долго не светила. Возвращаю ее вам по принадлежности.
Артем Иванович поспешно отвел руку, державшую этот листок, в сторону, чтобы не залить его неудержимо хлынувшими из глаз слезами.
Вот как отплатил с лихвой Незабудному тот, кого он в крови и лохмотьях принес когда-то к себе на чердак. Вот о чем думал этот удивительный и бесстрашный человек, когда уходил в последний бой, из которого ему уже не суждено было вернуться. Он из могилы свидетельствовал теперь о чистоте славы старого чемпиона. Оба молчали. И Артем Иванович, и его гость. И никак не мог справиться Незабудный с тем, что билось у него в горле, зажало его - ни туда ни сюда.
Когда наконец Артем Иванович смог говорить, он сказал:
- Матери надо показать… Матери. Галине Петровне.
- Непременно! - согласился гость. Он озабоченно посмотрел на свои ручные часы. И Незабудный поспешил спросить:
- Товарищ, это вы что же специально для этого приехали?
- Да, в основном так, - сказал гость и вдруг нетерпеливо нахмурился. - Есть, правда, одно дело, менее приятное. Видите ли… Вы, когда сообщили нам тот адрес, что вашему приемному сынку дали, сделали большое дело. Мы смогли быстро установить одну из ниточек. Потянули, дошли постепенно до узелка. Он теперь уже не в Париже… Ну уж тут подробности позвольте не сообщать. Только установили мы, что там Сухояркой весьма интересуются. И кое-какие связи дальние пытаются установить… Ваш приемный внучек, кстати, вам ничего дополнительно не говорил?
Артем потряс головой, но встревожился. Гость жестом успокоил его:
- Я так и полагал. Но ведь он в курсе дела был?
- Да, кое-что слышал, - объяснил Артем. - Вот тогда, когда эти два субчика ко мне перед отъездом из Парижа заходили. Я-то их выставил, а они где-то Пьерку моего подловили и, видно, его немножко зацепили этим…
- Понятно, - сказал гость. - Так и я думал. Эх, Артем Иванович, мы-то вам вот давно верили, а вы нам, видно, не доверяете. С этим делом давно бы надо было уже покончить.
- Так ведь тут так… - забормотал Артем. - А может, правда, плюнем мы на эти драгоценности? На черта они нужны? Чего тут с ними возиться?
Гость долго внимательно и испытующе смотрел на Артема. Потом встал, прошелся по комнате, снова сел.
- Эх, Артем Иванович, Артем Иванович! Вы думаете, нас беспокоят какие-то там золотые побрякушки, которыми вам и вашему внучку глаза отвели? Знали бы вы, что в том «кладе» часа своего ждет…
Артем смотрел на него, ничего не понимая.
- Не следовало бы мне вам, возможно, говорить это… - Гость забарабанил пальцами по дужке очков. Хотели мы это провернуть без шума, да сейчас уже темнить времени нет… там мощного заряда мины со встав-ленными взрывателями натяжного действия… Огромный 1 запас взрывчатки. Тонны! Да от этих «сокровищ», только пальцем их коснись, вся ваша Сухоярка к богу в рай отправится. Они же и хотели, чтобы парнишка ваш, свя-занный вашей тайной, никому не говоря, сам туда полез. 1 Наврали ему про этот кубок, чтобы он от всех это дело таил… Он бы и сунулся. И поминай только как звали! Это у них и называлось «операция «Могила гладиатора». Вот что гады выдумали! Мы уже не первый случай такой имеем. Обезвреживать приходится. В ряде мест уже извлекли. Что делать, Артем Иванович! Прошлое и из-под земли порой грозит новому…
Он бережно провел ладонью по фигуре гладиатора, державшего чашу, легонько похлопал по серебряной спине атлета.
- Тоже, так сказать, что-то вроде могилы, только не гладиатора, а пострашнее… Фокус собираются проделать. Из могилы чтобы воспрянуло и удар нанесло живым. Вот вы много по Европе ездили. Знаю, видели могилы наших людей. Тулубея, Героя, след разыскали. Легли наши люди в землю, но подвиг их помогает новой жизни расти. А эти подлецы у нас на земле мины зарыли, взрывчатку посеяли, заготовили смерть тысячам людей, только выпусти ее на свет. Лежит, закопанная, таится где-то, под нами тут. Таится и ждет. Но не дождаться ей своего часа. Не дадим!