Лишь время покажет - Арчер Джеффри. Страница 18

— Вынужден с вами согласиться, — кивнул Фробишер. — Рад слышать, что вы понимаете сложившуюся ситуацию. Но, — продолжал он, — я охотно подам от вашего имени заявку на открытую стипендию в БКШ. Однако, — добавил он прежде, чем Гарри успел ответить, — в текущих обстоятельствах вы можете счесть, что вам легче будет получить стипендию, скажем, в школе Кольстона или Королевском колледже Глостера, где вступительные экзамены заметно проще.

— Нет, сэр, спасибо, — откликнулся Гарри. — Моим выбором остается Бристольская классическая.

Теми же словами и столь же решительно он в прошлую субботу ответил Смоленому Джеку, когда тот принялся бормотать что-то насчет мостов, которые не стоит сжигать за собой.

— Хорошо, — кивнул мистер Фробишер, не ожидавший другого ответа, но все же посчитавший своим долгом предложить свой вариант. — А теперь попробуем обернуть эту неудачу в нашу пользу.

— И как вы предлагаете мне это сделать, сэр?

— Сейчас, когда вы освобождены от ежедневных хоровых репетиций, у вас будет больше времени на подготовку к вступительным экзаменам.

— Да, сэр, но у меня по-прежнему остаются обязанности…

— И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш пост школьного старосты впредь обременял вас в меньшей степени.

— Спасибо, сэр.

— Кстати, Гарри, — припомнил мистер Фробишер, поднимаясь с кресла, — я только что прочел вашу работу по Джейн Остин, и меня поразило ваше предположение, что если бы мисс Остин могла поступить в университет, то, возможно, никогда не написала бы ни единого романа, а даже если бы и написала, ее труды, вероятно, оказались бы куда менее прозорливыми.

— Порой и в невыгодном положении есть своя выгода, — пояснил Гарри.

— Звучит не похоже на Джейн Остин, — заметил мистер Фробишер.

— Это не ее слова, — подтвердил Гарри. — Но это сказал другой человек, не посещавший университета, — добавил он без дальнейших объяснений.

Мэйзи глянула на свои новые часы и улыбнулась:

— Мне пора идти, Гарри, а то опоздаю на работу.

— Конечно, мам, — откликнулся мальчик, вскочив из-за стола. — Я провожу тебя до трамвайной остановки.

— Гарри, ты думал о том, что будешь делать, если не получишь эту стипендию? — задала она вопрос, которого избегала вот уже несколько недель.

— Я все время об этом думаю, — признался тот, открывая перед ней дверь. — Но в этом случае особого выбора мне не останется. Я буду вынужден вернуться в Мерривуд, а когда мне исполнится четырнадцать, брошу школу и начну искать работу.

10

— Как по-твоему, ты готов встретиться с экзаменаторами, мальчик мой? — спросил Смоленый Джек.

— Настолько, насколько это вообще возможно, — отозвался Гарри. — Кстати, я последовал твоему совету и проглядел экзаменационные работы за последние десять лет. Ты был прав, в них есть определенная последовательность, и некоторые вопросы повторяются через равные промежутки времени.

— Хорошо. А как обстоят дела с твоей латынью? Мы не можем себе позволить провалить этот экзамен, как бы хорошо ни справились с прочими работами.

Гарри улыбнулся этому «мы».

— Благодаря Дикинсу на репетиционном экзамене на прошлой неделе я набрал шестьдесят девять процентов, хотя и послал Ганнибала в поход через Анды.

— Всего-то и промахнулся на шесть тысяч миль, — хмыкнул Смоленый Джек. — И что, по-твоему, станет для тебя главной трудностью?

— Сорок выпускников Святого Беды, которые тоже сдают этот экзамен, не говоря уже о двухстах пятидесяти из других школ.

— Забудь о них, — ответил ему Смоленый. — Если ты покажешь все, на что способен, они ничем тебе не помешают.

Гарри промолчал.

— А как поживает твой голос? — спросил Смоленый, всегда менявший тему разговора, когда мальчик умолкал.

— Никаких новостей, — доложил Гарри. — Могут пройти недели, прежде чем я узнаю, стал я тенором, баритоном или басом, и даже тогда не будет никаких гарантий, что я окажусь на что-то способен. Одно можно сказать с уверенностью: БКШ не предложит мне стипендию хориста, пока я похож на хромую лошадь.

— Брось, — ободрил его Смоленый. — Все не настолько плохо.

— Еще хуже, — возразил Гарри. — Будь я лошадью, меня бы уже пристрелили, чтобы избавить от мучений.

Старый Джек рассмеялся.

— И когда же экзамены? — спросил он, хотя и сам знал ответ.

— Через четверг. Мы начнем с общих знаний в десять утра, потом будет еще пять других работ, а в конце в четыре — английский.

— Хорошо, что последним будет твой любимый предмет, — заметил Смоленый.

— Будем надеяться, что так, — вздохнул Гарри. — И молиться, чтобы мне попался вопрос по Диккенсу. О нем уже три года не спрашивали, и я перечитывал его после отбоя.

— Веллингтон писал в мемуарах, — припомнил Смоленый, — что худшая пора любой кампании — это ожидание восхода солнца в утро перед сражением.

— Я согласен с Железным герцогом, а значит, в ближайшую пару недель не высплюсь.

— Тем больше причин не навещать меня в следующую субботу, Гарри. Тебе стоит провести это время с большей пользой. В любом случае, если я правильно помню, это твой день рождения.

— Откуда ты знаешь?

— Смею тебя уверить, что не из «Таймс», где публикуют придворные новости. Но поскольку в прошлом году он выпал на тот же день, я пошел на риск и купил тебе небольшой подарок.

Он взял сверток, упакованный в старую газету, и протянул его Гарри.

— Спасибо, сэр, — отозвался мальчик, развязывая бечевку.

Он развернул газету, открыл маленькую темно-синюю коробочку и недоверчиво уставился на мужские часы «ингерсолл», которые в последний раз видел в витрине магазина мистера Дикинса.

— Спасибо, — повторил Гарри, застегивая ремешок у себя на запястье.

Некоторое время он не мог отвести глаз от подарка. Гарри смотрел на часы и думал: «Надо же! А ведь они стоят шесть шиллингов».

В утро перед экзаменом у Гарри не было сна ни в одном глазу задолго до восхода солнца. Он пропустил завтрак, вместо этого просмотрев несколько старых работ по общим знаниям, сверил столицы со странами, от Германии до Бразилии, даты правления премьер-министров от Уолпола до Ллойд Джорджа и царствования монархов от короля Альфреда до Георга Пятого. Через час он решил, что готов встретиться с экзаменаторами.

И снова он сидел в первом ряду, между Баррингтоном и Дикинсом. И гадал: не в последний ли раз? Когда часы на башне пробили десять, преподаватели прошли по рядам и раздали задания сорока переволновавшимся мальчикам. Ну, тридцати девяти переволновавшимся и Дикинсу.

Гарри медленно прочел вопросы. Добравшись до сотого, он позволил себе растянуть губы в улыбке. Взял перо, окунул в чернильницу и начал писать. Сорок минут спустя он вернулся к сотому вопросу. Глянул на часы — у него еще оставалось десять минут на проверку. На миг он задержался на тридцать четвертом вопросе, усомнившись в первоначальном ответе. Кого отправили в лондонский Тауэр за предательство — Оливера Кромвеля или Томаса Кромвеля? Он вспомнил участь кардинала Уолси и остановился на человеке, занявшем его место лорд-канцлера.

К тому времени, как часы пробили снова, Гарри добрался до девяносто второго вопроса. Он поспешно проглядел оставшиеся восемь ответов, и работу выхватили у него из рук. Чернила на последнем из них, «Чарльз Линдберг», еще не успели просохнуть.

Во время двадцатиминутного перерыва Гарри с друзьями неспешно прогуливался по крикетному полю, где Джайлз набрал сотню перебежек всего неделю назад.

— Amo, amas, amat, — говорил Дикинс, усердно повторявший с ними спряжения, ни разу не сверившись с учебником Кеннеди.

— Amamus, amatis, amant [27], — твердил Гарри, пока они возвращались в экзаменационный зал.

Когда час спустя он сдал работу по латыни, то был вполне уверен, что набрал больше необходимых шестидесяти процентов, и даже Джайлз выглядел довольным собой. По пути в столовую Гарри приобнял Дикинса за плечи.