Голубой горизонт - Смит Уилбур. Страница 9

Отчаяние постоянно было рядом; оно таилось, как дикий зверь, всегда готовое прыгнуть и овладеть ею. Не раз за прошедшие месяцы она затачивала кинжал так, что можно было сбрить волоски на руке. Потом пряталась под орудийным лафетом и нащупывала биение жилки на запястье, где та проходит совсем близко к коже. Однажды она приложила лезвие к руке и собралась с силами, чтобы сделать разрез, но потом подняла голову и посмотрела на узкую полоску света, пробивающуюся через щель в крышке орудийного порта. Этот свет показался ей обещанием.

«Нет, – шепотом сказала она себе. – Я убегу. Я все вытерплю и убегу».

И чтобы подкрепить свою решимость, долгие дни, пока корабль шел сквозь бури южной Атлантики, она вспоминала о светлых, счастливых днях своего детства, которое теперь казалось таким далеким, словно в тумане. Она училась уходить в царство воображения, отгораживаться от реальности, в плену которой жила.

Она цеплялась за воспоминания об отце: вот Хендрик Левен в черном, застегнутом до самого подбородка костюме, вот его белый накрахмаленный кружевной воротник, любовно выглаженные матерью чулки на худых ногах, дешевые пряжки на башмаках с квадратными носами, начищенные так, что сверкали, словно чистое серебро. Мрачные черты под широкими полями высокой черной шляпы не вязались с озорными голубыми глазами. Цвет глаз Луиза унаследовала от него. Она помнила все его забавные и увлекательные рассказы. Когда она была маленькой, он каждый вечер уносил ее по лестнице наверх в кроватку. Укрывал и сидел, рассказывая что-нибудь, пока она отчаянно боролась со сном. Став старше, она ходила с отцом в сад, держась за его руку, проходила по тюльпанным полям имения, отправляясь на ежедневные уроки. Сейчас она тайком улыбалась, вспоминая, с каким бесконечным терпением он отвечал на ее вопросы и какая у него была гордая улыбка, когда она после ничтожных подсказок находила решение математической задачи.

Хендрик Левен служил учителем в семье ван Риттерс, одной из самых влиятельных купеческих семей Амстердама. Коэн ван Риттерс входил в число Семнадцати – совета директоров ВОК. Его склады тянулись по обоим берегам внутреннего канала на целую милю, и он посредством флота из пятидесяти трех судов торговал со всем миром. Его сельское поместье было одним из великолепнейших в Голландии.

Зимой многочисленное семейство жило в Хоис-Брабанте, большом здании, выходящем на канал. У семьи Луизы в этом здании было три свои комнаты на самом верхнем этаже, и из окна своей спальни она видела тяжело груженные баржи и приходящие с моря рыбацкие лодки.

Однако больше всего ей нравилась весна. Тогда вся семья переселялась за город, в Моои-Уитсиг, их сельское поместье. В эти волшебные дни Хендрик с семьей жил в коттедже, который отделяло от большого дома озеро. Луиза помнила, как с наступлением тепла с юга прилетали большие стаи гусей. Они с плеском опускались на воду озера, и их крики будили ее на рассвете. Она ежилась под стеганым одеялом и слушала храп отца в соседней комнате. Никогда ей не было так тепло и уютно, как в такие мгновения.

Мать Луизы, Энн, была англичанкой. Ее отец привез дочь в Голландию еще ребенком. Он был капралом в охране Вильгельма Оранского, после того как тот стал королем Англии. Когда Энн исполнилось шестнадцать, ее в качестве помощницы повара приняли в число челяди ван Риттерсов, а еще год спустя она вышла замуж за Хендрика.

Мать Луизы была полной и веселой, ее всегда окружали восхитительные кухонные ароматы: пряностей и ванили, шафрана и свежего хлеба. По ее настоянию Луиза выучила английский язык, и, оставаясь наедине, они всегда разговаривали по-английски. Луизе легко давались языки. Вдобавок Энн научила ее готовить и печь, шить и вышивать и вообще всем женским премудростям.

По особому разрешению минхеера ван Риттерса Луизе было позволено учиться с хозяйскими детьми, хотя при этом ей следовало сидеть сзади и молчать. Только оставаясь наедине с отцом, она могла задавать вопросы, которые ежедневно рвались у нее с языка. Она очень рано усвоила почтительные манеры.

Только дважды за эти годы Луиза видела мефрау ван Риттерс. Оба раза она украдкой наблюдала за ней из окна классной комнаты и видела, как та садилась в огромную карету с глухими черными занавесями, сопровождаемая десятком слуг. Это была загадочная фигура, закутанная во множество слоев черного вышитого шелка, с темной вуалью на лице. Луиза как-то слышала, как мать судачила со служанками о хозяйке. Та страдала от какой-то кожной болезни, сделавшей ее лицо чудовищным, как адское видение. Даже муж и дети никогда не видели ее без вуали.

Минхеер ван Риттерс иногда посещал классную комнату, чтобы проверить, каковы успехи его детей. Он часто улыбался красивой скромной девочке, сидящей в глубине класса. Однажды даже остановился возле Луизы и посмотрел, как она аккуратным почерком пишет на своей грифельной доске. Он улыбнулся и коснулся ее головы.

– Какие у тебя прекрасные волосы, малышка, – прошептал он.

Его собственные дочери были полными и некрасивыми.

Луиза покраснела. Она думала, какой он добрый и в то же время далекий и могущественный, как Господь Бог. Он даже походил на изображение Бога на огромной картине маслом в банкетном зале. Картина была написана знаменитым художником Рембрандтом Харменсом ван Рейном, протеже семейства ван Риттерсов. Говорили, что позировал художнику дед минхеера. На картине изображалось воскрешение Христа: милосердный Господь отправлял спасенные души в рай, а на втором плане демоны варили грешников в адских котлах. Эта картина зачаровывала Луизу, и она проводила перед ней целые часы.

Сейчас, на зловонной нижней палубе «Золотой чайки», вычесывая из волос гнид, Луиза чувствовала себя одной из тех несчастных, что осуждены на адские муки. Она чувствовала, как подступают слезы, и попыталась прогнать печальные мысли, но они не оставляли ее. Ей было всего десять лет, когда на Амстердам снова обрушилась черная чума, начавшаяся, как и раньше, в населенных крысами доках, а потом захватившая весь город.

Минхеер ван Риттерс со всем семейством бежал из Хоис-Брабанта, убежище семья нашла в Моои-Уитсиг. Хозяин приказал закрыть все ворота поместья и приставил к ним вооруженных стражников, чтобы не пропускать чужаков. Но когда слуги распаковывали кожаные чемоданы, привезенные из Амстердама, оттуда выскочила огромная крыса и убежала по лестнице. Однако они еще несколько недель чувствовали себя в безопасности, пока одна из служанок, разнося еду за обедом, не упала в обморок у хозяйского стола.

Двое слуг унесли девушку на кухню и положили на длинный стол. Когда мать Луизы расстегнула высокий воротник, она ахнула, увидев на горле девушки красноречивое ожерелье из багровых пятен – чумных язв, так называемое кольцо роз. Она так расстроилась, что даже не заметила, как черная блоха из одежды девушки прыгнула в ее собственное платье. На следующий день еще до заката девушка умерла.

Когда наутро отец Луизы вошел в класс, не хватало двух хозяйских детей. Вошла одна из нянек и что-то прошептала ему на ухо. Он кивнул и сказал:

– Кобус и Тинус сегодня не будут учиться с нами. А теперь, малыши, откройте книги для чтения на пятой странице. Нет, Петронелла, это страница десять.

Петронелла была ровесницей Луизы и единственная из всех детей ван Риттерсов дружила с ней. Они сидели на одной парте в глубине класса. Она часто приносила Луизе маленькие подарки и иногда приглашала в детскую поиграть с ее куклами. В день рождения она подарила Луизе одну из своих любимых кукол. Конечно, нянька заставила Луизу вернуть куклу.

Когда они шли по берегу озера, Петронелла взяла Луизу за руку.

– Тинусу ночью было так плохо, – прошептала она. – Его рвало. И пахло ужасно.

Позже посреди утренних занятий Петронелла неожиданно встала и без разрешения направилась к выходу.

– Ты куда, Петронелла? – резко спросил Хендрик Левен. Она повернулась и посмотрела на него. Лицо ее было очень бледно. Потом, ни слова не сказав, девочка упала.