Туманы Авалона - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 21
Ее преследовали воспоминания о неотрывном взгляде Утера. Какой смотрел на нее… нет, не на нее – на лунный камень. Может, Мерлин зачаровал самоцвет так, чтобы Утер был сражен страстью к женщине, что его носит?
«Неужто я стану игрушкой в руках Мерлина и Вивианы, неужто позволю, не сопротивляясь, вручить себя Утеру, как когда-то меня вручили Горлойсу?»
Эта мысль вызывала у нее глубочайшее отвращение. И все же… она вновь и вновь упрямо ощущала прикосновение Утера к своей руке и напряженный, пристальный взгляд серых глаз…
«Чего доброго, Мерлин зачаровал камень так, чтобы помыслы мои обратились к Утеру!»
Вот и дом, Игрейна вошла внутрь, сняла с себя подвеску и засунула ее в кошель у пояса.
«Что за чепуха, – думала она, – я не верю в старые байки о любовных талисманах и любовной ворожбе!» Она – взрослая женщина, ей девятнадцать лет, она не дитя безропотное! У нее – муж, и, возможно, уже сейчас она носит в себе семя столь желанного ему сына. А если ее прихоть и обратится на иного мужчину, если она и впрямь надумает пораспутничать, так вокруг полным-полно юнцов куда более привлекательных, чем этот мужлан неотесанный, растрепанный, точно сакс, с манерами северянина: нарушает ход обедни, беспокоит короля за завтраком. Да она лучше возьмет к себе на ложе какого-нибудь Горлойсова дружинника, молодого красавца с чистою кожей. Не то чтобы ей, добродетельной жене, хоть сколько-то хотелось разделять ложе с кем-то помимо законного мужа…
И опять– таки, если она кого-то и выберет, так не Утера. Да этот похуже Горлойса будет… здоровенный неуклюжий олух, даже если глаза у него серые, как море, а руки сильные, без морщин… Игрейна выругалась про себя, извлекла из тюка со своими вещами прялку и уселась прясть. И с какой это стати она размечталась об Утере, словно всерьез подумывает о просьбе Вивианы? Но неужто следующим Верховным королем и впрямь станет Утер?
Как Утер на нее смотрит, от Игрейны не укрылось. Но Горлойс уверяет, что Утер – распутник, может, он на любую женщину так пялится? Если уж ей так приспичило помечтать, почему бы не задуматься о чем-нибудь разумном, например, как там поживает без матери Моргейна и бдительно ли эконом приглядывает за Моргаузой, чтобы та не строила глазки замковой страже. Ох уж эта Моргауза; того и гляди возьмет, да и отдаст девственность какому-нибудь красавцу, не задумываясь ни о чести, ни о пристойности; молодая женщина от души надеялась, что отец Колумба хорошенько отчитает девчонку.
«Моя собственная мать избирала в возлюбленные и в отцы своих детей тех, кого хотела, но она была Верховной жрицей Священного острова. И Вивиана поступала так же». Игрейна выронила прялку в подол и слегка нахмурилась, размышляя над пророчеством Вивианы: дескать, ее сыну от Утера суждено стать великим королем, исцелить землю и принести мир воюющим племенам. То, чего молодая женщина наслушалась сегодня утром за королевским столом, убедило ее: такого короля найти непросто.
Игрейна раздраженно схватилась за прялку. Король нужен уже сейчас, а не тогда, когда ребенок, еще и не зачатый, вырастет и возмужает. Мерлин одержим древними легендами о королях – как же там звали одного из них, про него еще Экторий упомянул, Магнус Великий, прославленный военный вождь, что покинул Британию в погоне за императорским венцом? Глупо думать, что сын Утера окажется возрожденным Магнусом.
Ближе к вечеру зазвонил колокол, и вскорости после того в дом вернулся Горлойс, опечаленный и удрученный.
– Амброзий умер несколько минут назад, – сообщил он. – Колокол звонит по нему.
В лице мужа Игрейна прочла скорбь – и не смогла на нее не отозваться.
– Он был стар, – промолвила она, – и всеми любим. Я с ним познакомилась лишь сегодня, но вижу: он был из тех мужей, кого любят и за кем идут все, кто его окружает.
Горлойс тяжко вздохнул.
– Правда твоя. А на смену ему второго такого нет, он ушел и оставил нас без вождя. Я любил этого человека, Игрейна, и видеть не мог, как он страдает. Будь у него преемник, достойный этого названия, я бы ликовал и радовался, что Амброзий обрел наконец покой. Но что ныне станется с нами?
Несколько позже Горлойс попросил жену достать его лучшее платье.
– На закате по нему отслужат заупокойную мессу, мне должно там быть. Да и тебе тоже, Игрейна. Ты можешь одеться без помощи женщин или мне попросить хозяина прислать тебе служанку?
– Я оденусь сама. – Игрейна сменила наряд, облекшись в платье из тонкой шерсти с вышивкой по подолу и рукавам, и заплела в волосы шелковую ленту. Молодая женщина подкрепилась хлебом и сыром, Горлойс от еды отказался, говоря, что король его ныне стоит перед троном Господа, ожидая суда, и сам он будет поститься и молиться до тех пор, пока тело не предадут земле.
Игрейна не могла этого понять: на Священном острове ее учили, что смерть – лишь врата к новому рождению, отчего христианин испытывает такой страх и трепет, отправляясь в обитель вечного отдохновения? Молодая женщина вспомнила кое-какие скорбные псалмы из тех, которые читал нараспев отец Колумба. Да, их Господь считается также Богом страха и наказания. Игрейна отлично понимала: король ради блага своего народа поневоле совершает то, что тяжким бременем ложится ему на совесть. А если даже она в силах понять это и простить, отчего же милосердный Господь более нетерпим и мстителен, нежели ничтожнейшие из его смертных? Наверное, это – одно из христианских таинств.
Молодая женщина продолжала размышлять обо всем этом, идя к мессе вместе с Горлойсом и слушая, как священник скорбно поет о гневе Божьем и дне Страшного суда, когда душе уготованы будут вечные муки. На середине песнопения Игрейна заметила, что Утер Пендрагон, преклонивший колена в дальнем углу церкви, – лицо его над светлой туникой казалось совсем белым, – закрыл его руками, сдерживая рыдания, несколько минут спустя он поднялся и вышел наружу. Осознав, что Горлойс не сводит с нее настороженного взгляда, Игрейна вновь потупилась, набожно внимая бесконечным гимнам.
По окончании мессы мужчины столпились снаружи, и Горлойс представил Игрейну жене Уриенса, герцога Северного Уэльса, дебелой матроне, и супруге Эктория, именем Флавилла, – улыбчивой женщине немногим старше Игрейны. Она немного поболтала с дамами, но те были поглощены лишь одним: как смерть Амброзия отразится на солдатах и их собственных мужьях; и Игрейна отвлеклась. Ее мало занимала женская болтовня и изрядно утомляло непомерное благочестие. Флавилла была на шестом месяце беременности – из-под туники в римском стиле заметно выпирал живот, – и очень скоро разговор перешел на дела семейные. Флавилла уже произвела на свет двух дочерей – в прошлом году обе умерли от летнего поноса – и в этом году надеялась родить сына. У супруги Уриенса, Гвинет, был сын примерно одних лет с Моргейной. Дамы расспросили Игрейну о ребенке и принялись рассуждать о том, как хороши бронзовые амулеты против зимних лихорадок, а вот литургическая книга, ежели положить ее в колыбельку, спасает от рахита.