Туманы Авалона - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 58

Вивиана кивнула.

– Хотелось бы мне знать, кто выпустил ту кобылу и зачем.

Глаза Моргейны расширились: она поняла, куда клонит собеседница. Не сводя с девочки глаз, Вивиана промолвила:

– Подумай хорошенько. Случалось ли ему до того чудом избежать смерти, Моргейна?

Девочка замялась.

– Братец переболел летней лихорадкой… но в прошлом году всем детям пришлось несладко. Утер сказал, не надо было отпускать его играть с детьми пастуха. Думаю, Гвидион от них заразился – четверо из них умерли. А потом еще был случай, когда он отравился…

– Отравился?

– Изотта – а я доверю ей собственную жизнь, госпожа, – клянется и божится, что клала в его еду только полезные травы. Однако тошнило его так, точно в кашу подбросили бледную поганку. Но как такое может быть? Изотта умеет отличить съедобные растения от ядовитых, а ведь она еще не стара, и зрение ее не подводит. – И вновь глаза Моргейны расширились. – Леди Вивиана, ты думаешь, кто-то покушается на жизнь моего брата?

Вивиана привлекла к себе девочку и заставила присесть рядом.

– Мне было предостережение, потому я и приехала. Я еще не вопрошала, откуда исходит опасность, времени недостало. А ты еще владеешь Зрением, Моргейна? Когда мы беседовали с тобою в последний раз, ты сказала…

Девочка покраснела и уставилась на носки башмачков.

– Ты запретила мне упоминать об этом. А Игрейна говорит, мне следует сосредоточиться на настоящем и осязаемом, а не на пустых грезах, так что я пыталась…

– Здесь Игрейна права: не следует всуе рассказывать о подобных вещах тем, что рождены лишь однажды, – подтвердила Вивиана. – Но со мной можешь всегда говорить свободно и откровенно, обещаю тебе. Мое Зрение показывает мне только то, что имеет отношение к безопасности Священного острова и бытию Авалона, но сын Утера – твой сводный брат, и благодаря этим узам твое Зрение отыщет его и сумеет подсказать, кто злоумышляет против мальчика. Господь свидетель, у Утера врагов довольно.

– Но я не умею пользоваться Зрением.

– Я научу тебя, если хочешь, – промолвила Вивиана.

Девочка подняла взгляд: в напряженном лице ее читался страх.

– Утер запретил при своем дворе всякое колдовство и чародейство.

– Утер не господин мне, – медленно выговорила Вивиана, – а решать за другого, что правильно, а что – нет, никто не вправе. Однако ж… ты считаешь, в глазах Господа грешно попытаться узнать, не покушается ли кто-либо на жизнь твоего брата или это просто цепь несчастливых случайностей?

– Нет, думаю, зла в том нет, – неуверенно протянула Моргейна. Она умолкла, сглотнула и наконец закончила: – И еще я думаю, ты никогда не станешь учить меня тому, что дурно, тетя.

Сердце Вивианы сжалось от внезапной боли. Что она такое сделала, чтобы заслужить подобное доверие? Как ей отчаянно хотелось, чтобы эта хрупкая серьезная девочка приходилась ей родной дочерью, той дочерью, что она должна была подарить Священному острову, да так и не родила! Даже отважившись на позднюю беременность, которая едва не привела к ее смерти, она производила на свет только сыновей. Но вот и преемница, посланная ей Богиней: девочка приходится ей кровной родней, обладает Зрением и смотрит на нее с безграничным доверием. На мгновение Вивиана словно утратила дар речи.

«Готова ли я обойтись жестоко и с этой девочкой? Смогу ли я наставлять ее со всей беспощадностью или любовь умерит во мне суровость, без которой невозможно выучить Верховную жрицу? Могу ли я воспользоваться ее любовью ко мне, которую никоим образом не заслужила, чтобы привести девочку к ногам Богини?»

Но благодаря многолетней выучке Вивиана выждала, пока голос ее не зазвучал отчетливо и вполне ровно.

– Да будет так. Принеси мне серебряную или бронзовую чашу, отмытую дочиста, с песком, и налей в нее свежей дождевой воды, но только не колодезной. И смотри, после того, как наполнишь чашу, не заговаривай ни с мужчиной, ни с женщиной.

Устроившись у огня, Вивиана невозмутимо ждала. Наконец Моргейна возвратилась.

– Мне пришлось самой ее начищать, – объяснила девочка. Чаша в ее руках сияла блеском, до краев полная прозрачной воды.

– А теперь, Моргейна, распусти волосы.

Девочка недоуменно подняла глаза.

– Никаких вопросов, – проговорила Вивиана негромко и строго.

Моргейна вытащила костяную шпильку, и длинные ее локоны рассыпались по плечам – темные, жесткие, безупречно прямые.

– Теперь, если на тебе есть украшения, сними их и сложи вон туда, подальше от чаши.

Моргейна стянула с пальца два тоненьких золоченых колечка и отстегнула брошь, скрепляющую платье. Ткань соскользнула с плеч; не говоря ни слова, Вивиана помогла девочке снять верхнюю одежду, так что та осталась лишь в нательной рубашке. Затем жрица развязала мешочек, что носила на шее, и извлекла щепотку измельченных трав. По комнате поплыл сладковато-затхлый аромат. Вивиана бросила в воду лишь несколько крупинок и тихо и бесстрастно произнесла:

– Посмотри на воду, Моргейна. Отрешись мыслями от всего и скажи мне, что ты видишь.

Моргейна преклонила колени перед чашей и внимательно вгляделась в зеркально-прозрачную гладь. В комнате царила тишина – тишина столь глубокая, что Вивиана слышала, как снаружи стрекочет кузнечик. И тут Моргейна заговорила – бессвязно, точно в бреду:

– Я вижу ладью. Она убрана черной тканью, в ней четыре женщины… четыре королевы, потому что они в коронах… а одна из них – ты… или я?

– Это ладья Авалона, – тихо подсказала Вивиана. – Я знаю, что ты видишь. – Она легонько провела рукою над поверхностью воды, всколыхнув легкую рябь. – Смотри еще, Моргейна. И говори мне все.

На сей раз молчание затянулось. Наконец девочка вновь заговорила – с теми же самыми незнакомыми интонациями:

– Вижу оленей – огромное стадо оленей, и среди них – человек, тело его разрисовано краской… его венчают рогами… ох, он упал, они убьют его… – Голос ее дрогнул, и Вивиана вновь провела рукою над водой, и вновь по поверхности побежала рябь.

– Довольно, – приказала жрица. – Теперь смотри на брата.

И опять – тишина: невыносимо-долгая, затянувшаяся до бесконечности. Вивиана чувствовала, как все тело ее сводит судорогой от неподвижного сидения, но даже не шелохнулась: сказывались долгие годы обучения. Наконец Моргейна забормотала: