Избранное в 2 томах. Том 1 - Крапивин Владислав Петрович. Страница 55
— Пожалел его? — спросил Олег.
Серёжа удивленно вскинул глаза.
— Вот еще! Просто… ему нужнее.
Олег помолчал.
— Ну… пусть, — наконец проговорил он. — Я вот про что хочу сказать. Знаешь, что Огоньков от вас уходит? Будет командовать знаменной группой.
— Почему?
— Их класс перевели в первую смену… А тебе, наверно, быть капитаном.
— Почему мне? — искренне удивился Серёжа.
— Так ребята говорят. Я уже спрашивал.
— Что я, лучше всех?
— Да нет, все одинаковы, — серьезно сказал Олег.
— Валерик Воронин старше меня.
— Я знаю. Но он прежде всего художник, у него и так работы хватает. И он, кстати, тоже назвал тебя.
— Странно…
Серёжа никогда не стремился быть командиром. Конечно, капитан — это здорово. Это золотой угольник на рукаве под нашивкой, это право открывать стеклянный шкаф со знаменем, это участие в советах, где решаются важнейшие дела. Но ведь это еще и отвечать за всю группу. А как это — отвечать? И как командовать? Мосиным, Андрюшкой Гарцем, Ворониными? Почему они должны видеть в нем командира?
— Это ведь не награда. Это — нужно, — сказал Олег.
— Ну, раз нужно… Только…
— Хочешь сказать: только получится ли?
— Нет… Только не говори никому про это… Ну, про последний бой.
Олег выпрямился.
— Никому? Нет, кое-кому я все-таки скажу… Ребята, идите сюда!
Генка и Наташа подошли.
— Я про вас кое-что знаю, — сказал Олег. — Сергей не очень разговорчив, но про вас он говорил. Вы его друзья. И хотя бы вы должны знать: последний бой он проиграл нарочно.
«Сейчас начнут спрашивать — зачем», — с досадой подумал Серёжа. Но Наташа промолчала и только слегка покраснела почему-то. А Кузнечик спокойно сказал:
— Ну, значит, так надо.
— Надо? — переспросил Олег. — Может быть, братцы, не знаю… Сергею видней. Только все-таки обидно, наверно, да, Серёжа? Первые соревнования. Сразу была надежда стать чемпионом. Не всегда ведь так повезет…
— А, пускай, — задумчиво произнес Серёжа. Ему было сейчас хорошо. И он не боялся сказать о том, что снова вспомнилось: — Мне однажды так повезло, что, наверно, хватит на всю жизнь. Я про это никому не говорил. Только отцу да Наташке…
— Это про всадников? — шепотом спросила она.
— Да… Я, когда еще маленький был, придумал сказку о волшебных всадниках. Будто они приходят на помощь, когда позовешь. А потом, этим летом уже, меня на станции поймали четыре гада. Я из лагеря домой уходил, потому что не хотелось там быть, а они тащили обратно. Насильно. Издеваться начали: «Ну, зови своих всадников!» И они вдруг примчались! Понимаете, настоящие!
Он замолчал, потому что опять слишком уж зазвенел голос и опять, как наяву, он пережил то изумление и счастье, когда в нарастающем громе копыт загудела земля, вспыхнули рыжие гривы и упруго прозвучал голос командира…
— А что за всадники? — нетерпеливо спросил Кузнечик.
Но тут резко открылась дверь, и они увидели Митю.
Он был в разорванной куртке, с кровью на щеке и на губах, а в глазах у него стояли злые слезы.
— Кто? — тихо и гневно спросил Олег.
6
— Не знаю, — сказал Митя. — Я их раньше не встречал… Их было четверо.
Тыльной стороной ладони он вытер припухшие губы. На руке осталась красная полоса. Митя удивленно посмотрел на нее и негромко, но со злостью продолжал:
— Одного зовут Лысый. Я запомнил.
— Лысый?! — вскинулся Кузнечик. — Он такой, с меня ростом, в вязаной шапке, да? И под глазом фингал?
Митя кивнул.
— Я же этого паразита знаю! — воскликнул Генка. — В нашем дворе живет. Синяк — это я ему вделал за голубя. Они его поймали на помойке, банку привязали к лапам и летать заставляли…
— Стойте. Всё потом, — сказал Олег. — Наташа, будь добра… В раздевалке у двери аптечка. Вата, бинт, йод, перекись водорода. Сергей, возьми в умывальнике стеклянную банку, налей теплой воды…
Когда Серёжа вернулся с водой, Олег и Кузнечик стаскивали с Мити куртку. Митя осторожно вытягивал из нее руку и морщился.
— Что с рукой? — спросил Олег.
Митя улыбнулся, не разжимая зубов.
— Больно пальцы. Я этому Лысому все-таки один раз стукнул. Костяшками. По зубам… Это когда уже все разбежались и я пошел. А он за мной привязался, все в спину тыкает и шипит: «А ну беги. А ну беги, хуже будет». А потом забежал вперед, ладонь растопырил — и меня за лицо… — Митя брезгливо передернул плечами. — Я не выдержал и как дал!
— Иди-ка сюда, — сказал Олег. Сел на стул, поставил Митю между колен, обмакнул ватный тампон в теплую воду. — Поверни щеку. Вот так… Ну и что дальше было?
— А дальше они все меня окружили… Вот тогда и разбили губы. А тут взрослые подошли, закричали на них, они сразу кто куда… Вот и все. Я сюда пошел. Если я в таком виде домой приду, мама…
Он замолчал, потому что Олег стал обмывать ему губы.
— Гена! — позвал Олег. — Значит, Лысого ты знаешь?
— Еще бы! И он меня знает. Он меня еще лучше сегодня узнает, это уж точно.
— И меня, — сказал Серёжа, чувствуя холодок в груди. — Эх, жалко, никого из наших там рядом не было!
Митя удивленно глянул на Серёжу и дернул головой.
— Что, больно? — спросил Олег.
Митя отрицательно промычал.
— А что же ты… Сказать что-то хотел?
— Нет, — прошептал Митя и опустил глаза.
Олег бросил на пол розовую мокрую вату. Нахмурился.
— Постой… Ты сказал… Ты сказал: все разбежались, а я пошел… Ты что же, был не один? Митя!
Митя опустил голову, прикусил больную губу, и по отмытой щеке побежала злая слезинка.
— Кто еще был? — жестко спросил Олег.
Митя глянул исподлобья.
— А потом они скажут, что я предатель…
Олег горько усмехнулся:
— Ты — предатель?
— Ты или те, кто тебя бросили?! — яростно спросил Серёжа.
— Они, наверно, не бросили. Они, наверно, думали, что я тоже побежал, только в другую сторону.
— Давай все по порядку, — сказал Мите Олег.
Митя глотнул, словно острый леденец проглотил.
— Я сперва шел один… Потом догнал Мосина, Голованова. И этого… Сенцова. Мы шли разговаривали. А там, у магазина, есть такой закоулок, ящики пустые лежат. Они из-за этих ящиков вышли.
— Эти четверо?
— Да… Я сначала думал, что это просто так, знакомые. Самый большой, вроде Голованова, подошел и говорит: «Денежки есть?»
Митя обвел всех влажными глазами и продолжал:
— Он так спросил, что я опять нисколько не догадался. Думал, что он, наверно, взаймы у наших ребят просит… А Голованов говорит: «Нет». Тогда другие два говорят Мосину: «А у тебя?» Мосин тоже сказал, что нет. Еще сказал: «Откуда? Я их сам не делаю». И Сенцов тоже сказал, что нет. А у меня почему-то не спросили. Я поэтому все и думал, что они между собой знакомые, а со мной и не разговаривают, потому что не знают. Вдруг этот, большой самый, Сенцову говорит: «А ну, расстегнись, покажи». И Мосину с Головановым: «Врете, наверно. Покажите карманы!»
Митя поморщился и пожал плечами.
— Я смотрю, наши ребята куртки расстегнули. А Лысый меня за куртку взял: «Ты, что ли, глухой? Расстегивай!» Я вырвался и говорю: «Ты какое имеешь право меня обыскивать?» Лысый сразу будто удивился, такое лицо сделал глупое. Ну, притворяется, конечно. И говорит главному: «Саня, он трепыхается». Только он сказал не «Саня». Имя какое-то непонятное: Ксаня или Ксыня.
— Гусыня! — вмешался Генка. — Длинная дубина, нос картошкой, и волосы на глаза лезут. Да?
— Да… Только этот Гусыня на меня не посмотрел. Он у ребят ремни увидел. Обрадовался: «Раз денежек нет, возьмем за это ваши ремешочки. Давайте-ка снимайте».
— Они сняли? — спросил Серёжа и покраснел так, словно сам отдал ремень.
— Они не сняли. Те сами сняли с них.
— И они отдали? Не сопротивлялись? — тихо спросил Олег.
Митя покачал головой и опять отвернулся.