Чаровница - Брук Кристина. Страница 21
Ашборн задумался: какое влияние окажет на нее его благосостояние? Судя по всему, ни его положение, ни его состояние, ни его семья не оказали на Сесили должного впечатления. Зато, Рэнд это чувствовал, сильное впечатление производил на нее он сам, и прежде всего следовало воспользоваться именно этим. Надо было убедить ее в том, что она выиграет от замужества столько же, сколько и он, что это выгодно как ему, так и ей. Рэнд умел быть обходительным и убедительным, когда это было нужно.
Правда, тут могли возникнуть и другие препятствия. Одним из них мог стать Монфор: как знать, не нашел ли уже герцог жениха для Сесили. Желваки заходили на скулах Рэнда. В таком случае он готов к нелегкому разговору как с Монфором, так и с возможным женихом Сесили. Сколько бы ни было трудностей на его пути, он их все преодолеет.
Но, помимо всего прочего, у него не выходило из головы дело с Джонатаном, ее братом. Если Сесили узнает всю правду, она вряд ли простит ему. Не простит она ему также и то, что он сделал все, что было в его силах, чтобы помешать осуществлению ее планов.
Умно и довольно безжалостно с ее стороны было разыскивать не его самого, а библиотеку. Впрочем, ее решительность и хитрость нравились Ашборну все больше и больше. Хотя найти что-нибудь здесь или в другом месте она никак не могла, Рэнд дал себе слово проверить все еще раз, дабы и впредь она не смогла ничего отыскать.
Тайна Джонатана пока должна была остаться нераскрытой.
Сердце Сесили радостно забилось, когда она оглядела гостиную, в которой собрались почти все ее близкие. Все кузины и кузены из рода Уэструдеров сегодня присутствовали здесь. За исключением одного, Бекингема. Он не любил Лондон, и поэтому было бессмысленно ждать его появления.
Восьмилетний Люк, ужом проскользнув сквозь толпу родственников, подошел к Сесили:
– Благодарю вас, кузина Сесили, за то, что пригласили меня на торжественный обед. Тетя Джейн сказала, что мне нельзя будет остаться на балу, но я нисколько не расстроился, ведь там, кроме танцев и девушек, ничего нет.
Люк передернул плечами с таким видом, будто это ему даром не надо, и Сесили рассмеялась.
Константин, опекун Люка и муж Джейн, посмотрел на мальчика и тяжело вздохнул:
– Сколько раз тебе говорить, что этим-то и хороши балы. Девушки и танцы – что может быть лучше?
Заметив осуждающее шиканье Джейн, Люк молча поклонился, причем с некоторой долей развязности, очень напоминавшей манеру кланяться Константина. Заметив явное сходство, Сесили и Джейн переглянулись над склоненной головой мальчика, обменявшись веселыми улыбками.
– Может, тебе не стоило приходить? – понизив голос, спросила Сесили. – Конечно, я очень рада твоему появлению, но, может быть, разумнее было остаться дома? Моя милая Джейн, я так переживаю за тебя.
Джейн пренебрежительно махнула рукой:
– Почему я должна пропускать такое радостное событие? Глядя на меня, кое-кто полагает, что у меня хрупкое здоровье, но на самом деле я здорова, как лошадь.
Она украдкой взглянула на мужа, и Сесили поняла, в кого метила Джейн.
– Дорогая, ты прекрасно выглядишь, – поддержала ее Сесили – она действительно не лукавила. Неизвестно, была ли причиной тому беременность, но Джейн выглядела потрясающе: она вся как будто светилась, глаза сверкали, золотисто-каштановые волосы переливались густыми яркими оттенками. Если бы Джейн пользовалась каким-нибудь эликсиром, то, глядя на нее, его можно было смело разливать по бутылочкам и продавать.
Нежно обняв Джейн за сильно располневшую талию, Сесили многозначительно посмотрела на ее мужа:
– Надеюсь, вы как следует заботитесь о ней.
– Какие могут быть в этом сомнения, проказница? – воскликнул Константин и, наклонившись, поцеловал Сесили в щеку. – Что-то давненько ничего не было слышно о твоих проделках и выходках. Признаюсь, меня это огорчает и приводит в недоумение. Интересно, чем же ты была занята все это время?
– Как чем? – весело, в тон ему, отозвалась Сесили. – Убаюкивала всех вас, создавая мнимое впечатление, что вам больше нечего опасаться.
Однако шутливое замечание Константина попало в цель. Увлеченная своими тайными делами, Сесили не имела столько свободного времени для проказ, как раньше, так же как и желания проказничать.
Напротив, теперь ее основной целью стало не создавать скандалы, а тщательно избегать их. Лишняя шумиха вокруг себя ей была не нужна. Нет, она поступала так вовсе не из страха: Уэструдеры никогда не боялись сплетен и слухов, они были выше этого. Однако ее глупое письмо в случае огласки могло ранить самолюбие Норланда и поставить под угрозу их помолвку.
Следом за Джейн и Константином Сесили поприветствовали Розамунда и ее муж Гриффин. Несмотря на свой графский титул, всякий раз попадая в высший свет, Гиффин терялся, чувствуя себя не в своей тарелке. Грубоватый, неуклюжий, огромный, как медведь, он выделялся из толпы гостей, но отчасти именно за эти качества его и полюбила Розамунда, и, право, было бы жаль, если бы он, пообтершись в высшем обществе, утратил свою самобытность.
Сесили критически оценила неловкий поклон, отвешенный Гриффином.
– Вам следует немного поупражняться, – приседая в ответном, полном изящества, реверансе, заметила она, – и все будет замечательно. Надеюсь, сегодня вы измените своей привычке не принимать участия в танцах и обязательно станцуете хотя бы один со мной. Ведь сегодня бал дается в мою честь.
Высокий огромный Гриффин покраснел, замялся и оглянулся, словно прося о помощи. Розамунда с невинным видом посмотрела на него в ответ большими глазами, как бы говоря: «Дорогой, выбирайся сам, как умеешь». Очутившись без поддержки, Гриффин откашлялся и проворчал:
– Кгм-гм, я не…
– Он будет чрезвычайно польщен, – вмешалась Розамунда, одаривая мужа своей самой обворожительной и чудесной улыбкой. – Не правда ли, дорогой?
Эффект, произведенный улыбкой Розамунды на этого гиганта, казался почти невероятным. Гриффин, мрачный, зажатый, сразу смягчился и даже смущенно улыбнулся. Он почти не смотрел на Сесили.
– Да, польщен, – повторил он следом за женой, словно эхо.
– Я обязательно оставлю для вас один танец, – пообещала Сесили, хотя и не была уверена, расслышал ли Гриффин ее слова. Глядя на него, было совершенно ясно, что он целиком в предвкушении тех удовольствий, которые ждут его сегодня ночью.
– Сесили, ты не знаешь, где Тибби? – спросила Розамунда.
– А ты разве не слышала? Она уехала к сестре в Кембриджшир, та очень серьезно заболела.
– Жаль, очень жаль, – отозвалась Розамунда.
– Да, очень жаль, – согласилась Сесили. – Мне она была всегда очень симпатична…
Она запнулась, так как в зале раздались радостные мужские голоса, приветствовавшие только что вошедшего мужчину. Едва увидев его, Сесили вся расплылась в улыбке от радости. В дверях стоял Бекингем, ее любимый кузен, и в строгом черном костюме он выглядел очень красивым.
– Бекс! – Сесили подбежала к нему с радостным криком и обвила руками его шею, не обращая никакого внимания на укоризненный взгляд Джейн, предупреждавший, что так можно помять бальное платье.
– О Бекс, ты не представляешь, как я рада видеть тебя. – Сесили схватила Бекингема за руки, подпрыгивая возле него. – Благодарю тебя за то, что ты приехал.
Серьезное лицо Бекингема осветилось радостью. В ответ он с не меньшей теплотой сжал руки Сесили, а затем, чуть отстранившись, окинул взглядом ее пышное праздничное платье.
– Ты уже стала почти взрослой, – тихо промолвил он.
Сесили восприняла его слова как своего рода похвалу в свой адрес. Слезы выступили у нее на глазах. Чтобы скрыть их, она присела в глубоком реверансе.
– Очень вам признательна, милорд.
Раньше они частенько вздорили, так как Сесили своим взбалмошным поведением выводила из себя спокойного и степенного Бекингема. Тем не менее ее проказы, совсем не злые, видимо, оставили теплый, неизгладимый след в его сердце. Зная неприязнь нелюдимого Бекингема к Лондону, Сесили в должной мере оценила его приезд в город для того, чтобы посетить бал в ее честь. Это был значимый и запоминающийся знак внимания.