Когда бессилен закон - Брэндон Джей. Страница 15

Первое, о чем я думал, когда видел Генри Келера (эта фамилия произносилась с долгим "е"), так это о том, каким, должно быть, непопулярным он был в свои школьные годы. Даже теперь он казался похожим на какого-нибудь зануду из шахматного клуба. Он был почти тощ, с маленькими руками и, конечно же, носил очки. В его физическом облике не было ничего привлекательного, хотя не было и ничего особенно отталкивающего. Одевался он ни скромно, ни роскошно, предпочитая костюмы синего цвета. Ничто в нем не обращало на себя внимания, за исключением голоса. Голос Генри был неглубок, но очень чист, а дикция всегда отчетлива. Его было слышно, хотя он и не преобладал над остальными. Когда Генри говорил, речь его напоминала речь хорошего актера, читающего по памяти, но будто с листа.

— Вы уже познакомились? — спросил я, жестом приглашая Дэвида подняться с его места на диване.

— Да, но о деле мы еще не говорили. Мы дожидались вас.

В интонации Генри мне послышалось какое-то раздражение, но я не стал задумываться над этим.

Я легонько опустил руку на плечо Дэвида. Он все еще молчал. Внезапно я подумал о том, надо ли мне вообще быть здесь.

Я объяснил Генри особые обстоятельства назначения обвинителей. Но, с другой стороны, у меня не было иного выхода.

— Не нужно и говорить, что я не буду сидеть рядом с вами на процессе. Но я хотел бы, насколько это возможно, принять участие в подготовительной работе к нему. Воспринимайте меня как своего соадвоката.

Генри кивнул. Он твердо смотрел на Дэвида. Вовсе не грозно: это скорее был взгляд оценивающий и любопытный. Генри, казалось, хотел, чтобы Дэвид заговорил. Но с тех самых пор, как я вошел, тот по-прежнему так и не произнес ни слова. Дэвид сидел, не проявляя никакого беспокойства, и явно мало обращал внимания на беседу между мной и его защитником.

— Давайте немного поговорим о возможности досудебного урегулирования вопроса, — сказал Генри Дэвиду. — Вы понимаете, что такое согласованное признание? Это, конечно, будет немного сложновато, учитывая интерес к вашему делу со стороны общественности, но давайте просто обсудим это сейчас как крайний случай. Если они предложат условное освобождение...

— Нет, — сказал Дэвид. — Я ни за что не стану признавать себя виновным.

Я с сочувствием посмотрел на Генри. Ему попался самый плохой случай, какой только может иметь защитник, — невиновный клиент. Или, что так же плохо, подзащитный, не желающий признавать свою вину. Это сильно уменьшает для адвоката возможность выбора. И, если он верит в невиновность клиента, оказывает влияние и на него.

Генри сразу же перешел к делу.

— Расскажите мне, что случилось.

Он прикрыл рукой рот и смотрел на Дэвида поверх нее.

Дэвид по-прежнему сидел там же, какое-то время не осознавая, что оказался словно на сцене. Я отодвинул свое кресло чуть-чуть назад, так, чтобы мне был виден профиль Дэвида, а он не смог бы увидеть моего лица не повернувшись. С этой позиции я мог также наблюдать и за выражением лица Генри, когда тот слушал версию Дэвида о том, что случилось в офисе тем холодным апрельским вечером. С учетом всех обстоятельств эта история не могла не показаться странной. Единственным свидетельством тех эмоций, которые переживал Генри во время рассказа Дэвида, было то, что он убрал руку ото рта и положил ее на стол. Но я догадывался, что думал адвокат в тот момент: «И вы полагаете, что я в состоянии убедить во всем этом суд?»

— Вы прикасались к ней? — спросил лишь однажды Генри.

— Только один раз, пытаясь остановить ее, когда она себя царапала, и чтобы защититься, когда она после этого бросилась на меня.

Для любого адвоката защиты история эта была совершенно идиотской, одной из тех нелепостей, которые и годы спустя защитники обсуждают между собой. Однажды я уже слышал ее, но сегодня Дэвид рассказывал обо всем с большими подробностями. В скором времени, заметив, что Генри так хорошо контролировал себя, что наблюдать за ним просто не имело смысла, я переключил все свое внимание на Дэвида. Он говорил серьезно, со спокойным выражением лица. Казалось, этого случая он давно дожидался. Дэвид подался вперед, руки его жестикулировали, изображая атаку и защиту, и вздымались вверх, показывая степень его изумления. Взглянув на обоих этих мужчин со стороны, я почувствовал что-то вроде желания извиниться перед Генри.

— Я снова находился в приемной, — рассказывал Дэвид, — когда пришел охранник, но Менди было видно и оттуда. Она к тому времени уже сорвала с себя почти всю одежду. Могу себе представить, что он тогда подумал.

— То, что подумал он, записано в полицейском протоколе, — почти без всякого выражения произнес Генри.

— Все ее поведение изменилось, как только прибыли другие люди. Она выглядела такой несчастной, что мне самому хотелось ей помочь. Даже после того, как она сказала то, что сказала...

— То есть, что вы изнасиловали ее?

— Тогда я подумал, что это была просто какая-то жестокая шутка. Казалось, что Менди сама все объяснит или вдруг войдет психиатр и сообщит, что она сбежала из клиники, не закончив курса интенсивного лечения. Я даже не знал, что предположить...

Дэвиду понадобилась еще минута, чтобы закончить, и все мы замолчали. В конце концов Дэвид обернулся, чтобы взглянуть на меня, как бы спрашивая: что же дальше? Я продолжал смотреть на адвоката — ответ был там. Дэвид понял и сам повернулся в сторону Генри.

Увидев, что наше внимание обращено к нему, Генри намеренно проговорил:

— Это самая плохая — с точки зрения защиты — история, которую я когда-либо слышал.

Немного погодя, он продолжил:

— Мне довелось защищать человека, схваченного в чужом доме с полными карманами хозяйских драгоценностей, и его история выглядела лучше. Я защищал мужчину, который приставал к малолетним, был сфотографирован в этот момент, и даже он имел версию, более пригодную для защиты, чем ваша.

— Я говорю правду, — мгновенно рассердившись, сказал Дэвид.

— А я и не утверждаю, что это неправда. Я говорю о том, как все это звучит. Да вы сами послушайте!

Он поднял руку, чтобы предупредить дальнейшие протесты Дэвида.

— Давайте сосредоточимся на деталях. Может быть, это даст нам нечто большее. Как хорошо вы знали Менди Джексон до этого?

— Вряд ли можно сказать, что я знал ее. Иногда я находился в кабинете, когда она заходила туда за мусорной корзиной. Мы говорили друг другу «хелло!» Знаете...

— Хорошо, она уборщица. А кто вы? Чем занимается эта компания?

— "Пермокорп"? Мы занимаемся программным обеспечением. Разрабатываем программы, продаем их...

— Компьютерные игры? — спросил Генри.

Дэвид, казалось, обиделся.

— Главным образом, программы для бизнеса. К примеру, нашим бестселлером является программа для мелких предприятий, вынужденных иметь дело с платежными ведомостями. Вы набираете код служащего и указываете среднюю сумму его заработной платы, а программа сообщает вам, каково должно быть его недельное или ежемесячное жалованье или какие-то другие выплаты с учетом всех необходимых удержаний. Эту программу создал я, — со сдержанной гордостью добавил Дэвид, так, словно его слушатели не были в состоянии понять всей значительности этого достижения.

— Значит, вы программист?

— Да, но я начинал как простой бухгалтер. Теперь я понемногу в курсе всех дел компании.

Генри приоткрыл рот.

— Следовательно, вы весьма важное лицо в этой компании? Только без ложной скромности.

— Вполне возможно, что я лучше кого бы то ни было осведомлен обо всех ее операциях. Но мы вряд ли считаемся крупным предприятием.

— Получается, что вы один из руководящих работников и, тем не менее, знаете, как зовут уборщицу. Как вы познакомились с Менди?

— Я не помню, но мне кажется, что я сам представился ей, когда впервые ее увидел.

— Сами представились уборщице?

— А почему нет? Это происходит машинально: кто-то к вам входит, и вы...

Взгляд Дэвида стал чуть жестче, но Генри атаковал его следующим вопросом, прежде чем он успевал оформить свое отношение к предыдущему.