Когда бессилен закон - Брэндон Джей. Страница 20

Я старался решить, прервать ли мне разговор сразу или просто положить трубку на стол, но в конце концов заставил себя перебить собеседника:

— Послушай, Гас, неужели ты всерьез думаешь, что я так переживаю о том, чтобы удержаться на этом посту? Если бы я мог использовать свое положение для того, чтобы спасти Дэвида, я сделал бы это так быстро, что никто даже и не услышал бы о его деле. Если я и сейчас сумею найти такой путь, то, не задумываясь, пойду на это. Пусть даже этот путь будет выглядеть нечестным, незаконным. Политические соображения занимают здесь так мало места, что у меня нет времени даже думать над этим.

Я скорчил гримасу на его ответ и в сторону Линды, которая вошла как раз в тот момент.

— Взгляни на ситуацию с этой точки зрения, Гас, и радуйся тому, что это случилось в самом начале моего избирательного срока. Это дает тебе кучу времени на то, чтобы успеть подготовить кого-нибудь на мое место.

Я положил трубку и сказал Линде:

— Где я приобрел себе «политических советников», ей-богу, не знаю. Я, разумеется, их не разыскивал. Мне думается, они просто сами налипли на меня, как ракушки на корабль.

— Или как мухи на дерьмо, — сказала Линда без тени шутки.

— Ты пришла сюда только для того, чтобы оскорблять меня, или у тебя есть о чем поговорить?

До этой минуты Линда просто нервничала, поглядывая на бумаги, лежавшие на моем столе. Когда я задал ей вопрос, она в притворном изумлении подняла на меня глаза.

— Ты имеешь в виду служебные дела? Чего требует должность окружного прокурора? Тебя это действительно хоть сколько-нибудь интересует?

Резкие возражения буквально рвались с моего языка, но вместо этого я молча посмотрел на Линду.

Она ответила на мой взгляд уже без всякой растерянности. Подбородок ее поднялся кверху, показывая готовность встретить любую ответную реплику. Линда Аланиз. Я мог жить долгие годы, ни разу при этом не вспомнив о ее этнической принадлежности. Затем вдруг наступал момент, подобный теперешнему, когда она выглядела стопроцентной мексиканкой. Глаза ее казались темнее обычного. Брови насупились, словно стремясь сдержать за собою их пыл.

Так как я ничего не ответил, Линда продолжила сама:

— Практически уже сегодня состоится слушание по делу Клайда Малиша. Раз уж ты проявил личный интерес к этому делу, я подумала, что тебе захочется там быть. Ты ведь сказал однажды, насколько мне помнится, в своей избирательной речи, что намерен время от времени заглядывать в судебные залы, чтобы взглянуть на работу обвинителей.

Я еще немного помолчал. Меня обидело ее возмущение, но я не мог возразить ей, ответив чем-то похожим.

— Скажи, Линда, может быть, та нагрузка, которая легла на тебя, пока мои мысли были заняты другим, оказалась чрезмерной? У тебя возникли проблемы с чем-то, о чем мне следует знать?

— Нет, мы в нижних эшелонах и в твое отсутствие держимся отлично. Спасибо.

Я явно проигрывал это соревнование взглядов. За ним наверняка что-то стояло. Я хорошо понимал, что Линда не сказала бы мне, что именно. В эти последние дни я свалил на нее всю работу по управлению департаментом. Вероятно, она столкнулась с какой-то проблемой, но не говорила с какой. Было что-то противоестественное в моем положении босса Линды. Ни ей, ни мне это не нравилось.

— Хорошо, давай познакомимся с мистером Малишем. Мне будет любопытно посмотреть, как выглядит этот Мориарти [2] из Сан-Антонио.

Линда молча следовала за мной, низко опустив голову, когда мы проходили сквозь лабиринт кабинетов. Мне подумалось, не кажемся ли мы кому-то, кто смотрит на нас сейчас со стороны, поссорившейся парочкой. Может быть, надеялся я, мы просто выглядим людьми, погруженными в собственные мысли.

— Поступил отчет от Джека, — сказал я тоном мирной беседы. — Там подтверждается все, что сказал следователь, нанятый Генри.

— Я знаю, — ответила Линда. — Я читала. Мне очень жаль.

— Вовсе никакой связи с политикой. Конечно, это ничего не значит. Они не обязаны были нанимать для этого кого-то из своих работников. Скорее, наняли бы того, кто уже на месте. Кого-то, кто никак с ними не связан.

Линда молчала.

— Ты больше не веришь в свою теорию о политической подоплеке?

— Ах, я не знаю!

Тон ее ответа подразумевал извинение за сарказм, прозвучавший несколькими минутами раньше. Я молча принял это.

— Это звучит глупо, не правда ли? — заметила Линда. — Как будто ты говоришь, что все неплохо состряпано, если было направлено против тебя. Кроме того, миссис Джексон вовсе не похожа на какую-нибудь дурочку, которая стала бы делать такие вещи, ведь так? Может быть, какая-то идиотка-девчонка...

— Тогда какова была ее цель? Шантаж? Она, безусловно, находится в положении, когда ей нужны деньги.

— Может быть, она просто говорит правду.

К тому времени мы уже вышли в главный коридор. Рядом с вами не оказалось никого, кто находился бы настолько близко, чтобы заметить тот резкий взгляд, которым я одарил Линду. Однако не было похоже, что Линда отказывается от дела, прежде чем оно началось. Она по-прежнему шла с опущенной головой, только теперь еще скрестила на груди руки. Возможно, подумалось мне, она просто не в настроении и так пессимистически настроена лишь потому, что не вовлечена по-настоящему в дело защиты Дэвида. Я и сам порой чувствовал нечто похожее.

— Да, это, конечно, не подойдет для линии защиты. Нам нужен какой-то иной взгляд на вещи, хотя бы для того, чтобы предложить его присяжным.

— Я понимаю. — Линда подняла голову. — Только так...

Я кивнул. Мы и дальше шли в молчании, но уже более дружелюбном чем то, с которым покидали мой кабинет.

На третьем этаже судебного здания офис окружного прокурора занимал южную часть, 186-й окружной суд располагался в северной, а окружная канцелярия была размещена в середине. Этот этаж не был особенно шумным — не то что первый, где клерки вершили большую часть своих государственных дел, или второй, на котором находились судебные залы и помещения большого жюри [3]. Если только в 186-м у судьи Маррокуина не велось какого-нибудь чрезвычайно важного и широко освещаемого прессой дела, на третьем этаже обычно бывало тихо. Сегодня ввиду того, что в 186-м проходило всего лишь досудебное слушание, коридор был почти пуст. Одинокая женская фигура на скамье у противоположной стены шевельнулась, когда мы с Линдой повернули в том направлении. Наши руки почти касались друг друга. Почти, но не совсем. Я мог чувствовать тепло ее кожи. У нас с Линдой было это ощущение тепла без прикосновения.

— Значит, ты все еще надзираешь за делом Малиша?

— Понемногу. Сегодняшнее ходатайство — глупость: просьба к судье не требовать показаний от нашего свидетеля, потому что нам, возможно, удастся прийти к согласованному признанию.

— Но раз существует то, в чем его можно обвинить, не имеет смысла...

— Я же говорю тебе, что это глупо. Хотя, конечно, с судьей Маррокуином что угодно стоит попробовать.

— А Фрэнк и Мерилин готовы к этому?

— Да. После того как ты вышел из игры на последнем слушании, они не могли мечтать о признании даже факта укрывательства. Адвокат Малиша сам выступил с ходатайством о продолжении разбирательства. Мы попросту не стали против этого возражать.

— Повезло, — сказал я. — Линда, я все надеюсь, что в один из ближайших дней после работы...

Я уже заговорил с нею как школьник. Откашлявшись, я начал придумывать какой-нибудь иной путь, поумнее.

— С каких это пор ты стал таким робким? — спросила Линда.

Не было никаких причин, чтобы та чернокожая женщина на скамье могла бы вдруг показаться мне знакомой. Теперь я находился уже достаточно близко, чтобы убедиться в том, что я ее не знаю. И тем не менее что-то в ней привлекло мое внимание. Она была одета лучше, чем обычно одеваются обвиняемые: простое белое платье из хлопка. Сидела она как-то очень прямо, пристально глядя на дверь в противоположной стене коридора. На дверь комнаты большого жюри. Возможно, эта женщина ждала, будет ли ей предъявлено обвинение или нет. А может, она была родственницей подсудимого.