Когда бессилен закон - Брэндон Джей. Страница 52

Когда Уотлин получил этот вердикт, он слегка прихрюкнул. Его почти кислое выражение лица стало еще кислее. Он не посмотрел на меня и не сказал ни слова, а просто вернул документ бейлифу. Когда же вердикт снова оказался в руках старшины присяжных, Уотлин кивнул. Старшина начал читать, голос его заскрипел на первой паре слов, затем заметно окреп.

Внешние приличия были забыты. Судебный зал взорвался ревом. Дэвид слушал вердикт стоя. Я увидел, как он покачнулся — и в следующий момент каким-то образом оказался рядом с ним. Должно быть, я перепрыгнул через перила барьера. Дэвида я подхватил как раз в тот момент, когда он падал.

Глава 8

На той фазе судебного процесса, когда выносится приговор, всякая риторика стихает. Часто единственным по-настоящему спорным является вопрос о строгости наказания. Дело бывает вынесенным на суд только потому, что обвинение и защита не смогли достичь согласия. Первая фаза судебного процесса — это пробный выстрел обвинения, и лишь затем начинается реальный суд. Однако в деле Дэвида предварительная договоренность сторон в расчет не принималась. Спорным был вопрос о том, виновен подсудимый или невиновен. И ни одна из сторон не была удовлетворена тем, как присяжные этот вопрос решили.

Присяжные вроде бы пришли к решению в пользу Дэвида, найдя, что он был попросту спровоцирован. И в то же время они признали его виновным в совершении менее тяжкого преступления — обычного сексуального нападения. Другими словами, присяжные пришли к заключению, что он изнасиловал Менди Джексон, но не под угрозой смерти или серьезных телесных повреждений.

По существу это означало, что кто-то из присяжных сдался. Кто-то, может быть, и не один, голосовал за невиновность подсудимого несколько раз в течение дня, пока в конце концов кто-то другой не предложил компромисс — признать Дэвида виновным в совершении менее тяжкого преступления. Кто-то считал, что подсудимый невиновен, однако вместе с другими голосовал за его виновность. Я ненавижу присяжных. Я искал среди них лицо, выражающее недовольство и смущение собственной уступкой, но не сумел его найти.

Вердикт ограничивал возможное наказание двадцатилетним сроком. Досудебное предложение обвиняющей стороны оказалось теперь лучшим, чего они могли достичь. Я был уверен, что Нора ненавидела присяжных не меньше моего. Единственной ее надеждой добиться максимально сурового приговора была попытка убедить их в том, что Дэвид совершил самое жестокое из возможных преступлений. У обвинения не было доказательств необходимости вынесения именно такого приговора. Они явно даже не смогли отыскать свидетеля, который подтвердил бы плохую репутацию Дэвида как незаконопослушного гражданина.

Обвиняющая сторона завершила свое выступление, не предоставив каких-либо новых улик.

Дэвид был в шоке. Ночь, прошедшая после вынесения вердикта, по-видимому, была для него ужасной. Он полулежал в кресле, словно полотенце, брошенное для сушки. Генри не смог бы вызвать его сегодня в качестве свидетеля, даже если бы захотел.

У него было множество других свидетелей. Те же, кто во время процесса свидетельствовали о Дэвиде как о заслуживающем доверия человеке, вернулись теперь, чтобы подтвердить, что он является достойным кандидатом на условное освобождение. Еще один момент, который Генри необходимо было усилить, состоял в том, чтобы показать, что Дэвид заслуживает такого приговора. Для этой цели он вызвал Лоис. Как и я, она изменила свою позицию по отношению к участию в процессе. Она сидела в свидетельском кресле, сжимая свою сумочку, и выглядела старше чем вчера. Когда Генри спросил ее, не обвинялся ли когда-нибудь Дэвид в уголовном преступлении, Лоис ответила:

— Он никогда и ни в чем не обвинялся. Его ни разу ни за что не арестовывали. Он никогда и ни в какие истории не попадал.

Она выпрямилась и взглянула в сторону обвинителей, как бы приглашая их попытаться опровергнуть сказанное.

Нора вступила в перекрестный допрос со словами:

— Итак, миссис Блэквелл, вы засвидетельствовали, что ваш сын никогда не имел каких-либо дел с полицией?

— Совершенно верно.

— Но ведь Дэвид не живет с вами, не так ли?

— Да.

— Он живет отдельно уже нескольких лет?

— Да.

— В таком случае вполне возможно...

Джавьер заставил себя вмешаться и наклонился ближе к Норе. Он положил свою ладонь на ее руку. Нора что-то прошептала ему в ответ, рука Джавьера напряглась. Было видно, как побелели костяшки его пальцев. Нора стряхнула его руку, нахмурилась, но сказала:

— У меня больше нет вопросов.

Единственным спорным моментом мог быть только вопрос о том, чего заслуживало данное преступление. Присяжные могли согласиться на условное освобождение лишь в том случае, если бы они приговорили Дэвида не больше, чем к десяти годам. Я опасался, что они придут на максимум. Я уже тысячу раз видел, как такое случалось. Присяжные обвиняют кого-то в менее серьезном преступлении, затем приходят в бешенство, узнав, что могут дать за это всего лишь двадцать лет. Словом, именно столько они ему и дали — двадцать.

Во время перерыва я прошел за барьер и положил руку на плечо Дэвида. Впервые за это утро я находился к нему так близко. Он поднял ко мне свое помертвевшее лицо, и в первый раз после объявления вердикта на нем появилось какое-то выражение. Дэвид зло посмотрел на меня.

— Почему ты допустил, чтобы я прошел через все это? — сказал он.

Меня буквально отбросило назад. Я отдернул руку от его плеча.

— Это невозможно было остановить, — ответил я.

Но Дэвид на меня уже не смотрел. Вид его снова стал отрешенным.

Я опять занял свое место, чтобы наблюдать за тем, как стороны выступают с аргументами по наказанию. От обвинения первым выступил Джавьер. Казалось, он сам разделял изумление Дэвида. Во время процесса Джавьер, как всегда, был в великолепной форме. На перекрестном допросе он сумел представить нелепой версию Дэвида, неплохим было и его заключительное слово. Тем не менее теперь он, казалось, утратил былой энтузиазм. Джавьер выглядел рассеянным. Он словно стряхнул с себя гнет судебного процесса и осознал, что натворил. Его финальное выступление прозвучало неубедительно. Максимального наказания в двадцать лет тюрьмы он запросил как-то даже небрежно.

— Максимум!? — воскликнул Генри.

Он сразу же вскочил, ошеломленный безрассудством обвиняющей стороны.

— Максимум? Для кого предусматриваем мы максимальный срок наказания? Для рецидивистов. Для людей, которые явно не способны к исправлению. Для тех, кого мы попросту хотим упрятать на такой долгий срок, на какой только возможно.

Он остановился напротив стола обвинителей. Аргумент Генри скорее был направлен против них, чем в защиту Дэвида.

— Представили они вам какое-нибудь доказательство того, что Дэвид не способен исправиться? — обратился Генри к присяжным. — Привели они вам какой-нибудь довод, почему вам нельзя присудить условное освобождение по данному делу?

Вы знаете, что нередко случается на судебных процессах? Присяжные голосуют за чью-то виновность, даже несмотря на то, что у них долгое время имелись сомнения по поводу версии подсудимого, а затем, когда наступает та часть процесса, которая связана с определением наказания, неожиданно выясняется, что у него были уже три судимости за подобные проступки. Они...

— Протест, — сказала Нора. — Адвокат приводит доводы лежащие за пределами доказательств по настоящему делу.

— Поддерживается. Оставайтесь в пределах протокола.

Генри чрезвычайно легко сменил аргументацию.

— Почему специальная часть судебного процесса отведена определению наказания? Для того чтобы обвиняющая сторона смогла привести новые доказательства, почему следует вынести подсудимому самый строгий приговор.

— Протест. Снова отступление от протокола.

— Отклоняется. Это аргумент.

Это было замечание, особенно любимое судьей, — объяснить свое решение, сделав несоответствие довода делу очевидным.