Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова) - Войскунский Евгений Львович. Страница 65
Колтухов ухмыльнулся и невольно провел ладонью по лысой голове.
— Я читал, в созвездии Кассиопеи есть звезда, — вставил Привалов, — в ее центральной части вещество имеет плотность около миллиона килограммов на кубический сантиметр.
— А в окрестностях Солнца, — в тон ему сказал Багбанлы, — есть инфракрасная звезда — на ней плотность вещества всего шесть десятимиллиардных грамма на кубический сантиметр. Поезжай туда и строй свои беструбные трубопроводы — там это проще, чем съесть арбуз.
— Слишком просто, — засмеялся Привалов.
— Итак, — продолжал Багбанлы, — с позиции механической модели вещество вполне проницаемо. Но на самом деле вещество нельзя рассматривать как механический набор маленьких, далеко расположенных друг от друга шариков. Проникновению мешают мощные внутренние силы, связывающие все элементы. Если бы не эти силы, моя рука свободно прошла бы сквозь металл. — Он упер ладонь в корпус статора. — Ведь возможность встречи физических частиц при этом ничтожна — меньше, чем у двух горстей гороха, брошенных навстречу друг другу.
Багбанлы вытер ладонь носовым платком и строго посмотрел на бывших своих учеников, будто ожидая возражений.
— Теперь формулирую задачу, — сказал он, как говаривал когда-то, читая лекции. — Повесьте уши на гвоздь внимания. Нужно, не меняя механической структуры вещества, так перестроить его связи — межатомные и межмолекулярные связи, — чтобы они при встрече с обычным веществом, на время взаимного проницания, были совершенно нейтральны. Перестроить внутренние связи! Вот тогда будет проникновение.
Некоторое время все трое молчали.
— Формулировка хоть куда, — сказал Колтухов. — Но как вы их перестроите?
— «Как» — этого я еще не знаю. Но поскольку мы имеем дело с энергией — ведь поверхностный слой всегда обладает избытком энергии, — то мы найдем способ воздействовать на нее. Возможно, задача сведется к управлению свойствами поверхности так, чтобы поверхности встречающихся тел как бы взаимно раскрывали ворота своих связей навстречу друг другу и последовательно замыкали их по прохождении. Будем рассматривать массу взаимопроницающих тел как совокупность последовательно возникающих поверхностей…
Старик замолчал. Задумчиво прохаживался он по комнате. Привалов схватил блокнот и торопливо записывал формулировки. Потом он снял очки и, протирая их, сказал, близоруко щурясь:
— Проницаемость… Это ведь не только беструбным трубопроводом пахнет… Придать эти свойства подводной части корабля — и он пойдет, не встречая сопротивления. Не нужны будут ледоколы. А какие скорости!.. Или — свободное проникновение в недра земли, в самую гущу полезных ископаемых…
Колтухов изумленно посмотрел на него. Глаза как у влюбленного мальчишки, даром что до седых волос дожил… Он открыл было рот, чтобы сделать язвительное замечание, но тут зазвонил телефон.
Привалов снял трубку.
— Слушаю… Да, я. Это вы, Коля? Что случилось?.. Говорите спокойнее… — С минуту он слушал. — Что?! — Он переменился в лице. — Сейчас приеду.
Привалов бросил трубку, взглянул на Багбанлы:
— Надо ехать. Скорее.
…Когда Валерика задернули голубой занавеской, он понял, что пришел незваный гость. Отложив контрольный камертон, Валерик от нечего делать начал рассматривать соединения, и не зря: оказалось, что грузик, регулирующий частоту камертонного прерывателя, неплотно закреплен, а пьезо-весы с «ртутным сердцем» слегка съехали с места.
«Вибрация», — подумал Валерик и осторожно подтолкнул мизинцем весы внутри кольца Мебиуса. Другой рукой он передвинул грузик. В этот момент за голубой шторой брызнул гитарный перебор и Юрин голос громко запел «Сербияночку».
«Устарелый блюз», — привычно подумал Валерик, продолжая подталкивать мизинцем весы. Вдруг он ощутил в пальце легкую мгновенную дрожь.
Током ударило? Но ведь металла он не касался…
На всякий случай он сунул палец в рот. Странной дело! Палец не чувствовал рта, а рот — пальца… Он испуганно посмотрел на мизинец — палец выглядел, как всегда. Снова сунул его в рот — никаких ощущений! Он попробовал прикусить конец пальца зубами — зубы сомкнулись, как будто между ними ничего не было…
Он чуть не заорал во все горло. Но, вспомнив, что в галерее чужой человек, Валерик, как он сам рассказывал после, «железным усилием воли сдержал себя». Он только дернулся на месте, разлил «ртутное сердце» и опрокинул камертонный прерыватель.
Багбанлы, Привалов и Колтухов торопливо вошли в галерею.
— Где Горбачевский? — отрывисто спросил Привалов.
Лаборант выступил вперед. Он был бледен, с него градом катился пот. Николай взволнованно принялся объяснять, что произошло.
Багбанлы потрогал Валеркин мизинец. Первые две фаланги были проницаемы — пальцы академика свободно прошли сквозь них и сомкнулись.
— Чувствуете что-нибудь? — спросил Багбанлы.
— Нет, — прошептал лаборант.
Граница проницаемости легко прощупывалась.
— Зажгите спичку, — сказал Багбанлы. — Спокойнее, — добавил он, видя, как Николай нервно чиркает, ломая спички. — Так. — Он посмотрел на Валерика. — Теперь попробуйте осторожно ввести конец пальца в пламя.
Все затаили дыхание. У Валерика был вид лунатика. Он медленно ввел мизинец в пламя спички. Язычок пламени слегка колыхнулся, но форма его не изменилась.
— Чувствуете что-нибудь?
— Да, — хрипло сказал Валерик, держа палец в пламени. — Тепло.
Спичка догорела.
Инженеры оторопело молчали. Завороженные, глядели на мизинец Валерика.
— Воткните палец в стол, — сказал Багбанлы.
Лаборант послушно исполнил приказание. Палец до половины вошел в дерево стола.
— Теперь меньше входит, — сказал он. — Сначала почти весь палец был такой…
Багбанлы переглянулся с Приваловым. Потом принялся внимательно рассматривать установку.
— Кольцо Мебиуса? — спросил он. — Любопытная идея… На каком режиме это произошло?
— Мы не думали о проницаемости, — звенящим голосом сказал Юра. — Мы хотели усилить поверхностное натяжение… Видите — «ртутное сердце»?.. До этого Горбачевский двадцать раз лазил руками внутрь «Мебиуса» — и ничего… А когда он подвинул грузик, а я в это время заиграл на гитаре, что-то срезонировало. Валерик с перепугу опрокинул все, и регулировка невозвратно пропала…
Колтухов оглядел молодых людей, притихших и испуганных.
— Цвет автоматики собрался, — проворчал он. — Тоже мне секретная лаборатория! Разве можно? Тот раз мне смолу испортили, теперь… Могли такого понатворить…
— Гитару не перестраивали? — спросил Привалов.
— Нет, — ответил Юра.
— Сыграйте в точности так, как играли.
— Надо записать звук, — сказал Багбанлы.
— А у нас есть магнитофон. — Юра живо притащил из комнаты громоздкий прибор.
— Это еще что за зверь? — удивился Багбанлы.
— Моя собственная конструкция. — Юра включил магнитофон и заиграл «Сербияночку».
— Задача! — сердито сказал Багбанлы. — Тут полно трезвучий и прочих, как они там в музыке называются, секстаккордов, что ли. Сложная частотная характеристика… Вы еще пели при этом?
— Пел, — удрученно признался Юра. — И топал ногами…
— Час от часу не легче! Но делать нечего: придется немедленно воспроизвести все в точности и записать на ленту. Если гитара расстроится, вряд ли удастся повторить. А потом придется ваше музыкальное выступление перевести на язык цифр — на частоты — и взяться за математический анализ. До установки не дотрагиваться, пока не запишем и не зачертим все подробности. Но прежде всего запись…
Тем временем палец Валерика постепенно «отходил». Валерик все время пробовал его об стол. В последний раз палец вошел самым кончиком, подушечкой, — и вдруг Валерик почувствовал, что «прихватило». Вскрикнув, он выдернул палец, оставив в дереве лоскуток кожи. Он быстро сунул в рот окровавленный кончик пальца, и лицо его расплылось в радостной улыбке.
— Прошло! — заорал Валерик.