Экипаж «Меконга» (илл. И. Сакурова) - Войскунский Евгений Львович. Страница 72
— Я не про то, Борис Иванович. Вряд ли Опрятин отдаст вам его.
— Почему? — удивился Привалов. — Я же объясню ему, для чего нужен нож. — Он сделал несколько медленных глотков. — Вот что. Костюков пишет, что Опрятин в Москве. Садитесь-ка за телефон и обзвоните гостиницы. Начните с «Золотого колоса» и «Ярославской».
Это была титаническая работа — обзвонить огромный гостиничный городок. То «занято», то «у нас такие не значатся», а то, не слушая вопроса, говорят «мест нет» и кладут трубку.
Вдруг из седьмого корпуса «Золотого колоса» деловитый женский голос ответил:
— Опрятин? Минуточку… Инициалы?.. Да, есть. Опрятин и Бугров. Сто тринадцатый номер.
Посыпались гудки отбойного зуммера.
— Здорово! — Николай хохотнул. — Живет в седьмом корпусе, напротив нас, а мы и не знали.
Привалов закрыл «Эйнштейна», посмотрел на часы.
— Половина девятого. Рановато, пожалуй, звонить…
Он подошел к окну. На улице вихрилась белая метель. Было еще темно, в окнах гостиничного корпуса напротив горел свет.
— Впрочем, он не из лежебок. — И Привалов решительно набрал номер и попросил дежурную по этажу вызвать Опрятина.
Некоторое время он ждал. Услышав ответ, оживился:
— Николай Илларионович? Рад приветствовать вас в Москве… Привалов… Да, и более того: живу тоже в «Золотом колосе», по соседству… Откуда узнал? — Привалов запнулся на секунду. — От общих знакомых.
Он сказал, что хотел бы поговорить об одном важном деле, и Опрятин ответил, что будет рад встретиться, только попозже: он должен ехать по делам. Они договорились встретиться в двенадцать в вестибюле метро «ВДНХ».
— Прекрасно! — Привалов положил трубку. — В час у меня совещание в Главнефтеспецмонтаже — как раз успею. А пока приведу в порядок записи. Вы, Коля, поезжайте в управление, пробейтесь к Бубукину и проявите настойчивость. Сегодня проект приказа должен быть завизирован.
Николай горестно вздохнул. Он не любил ходить в управление. Тамошние нескончаемые коридоры угнетали его и вызывали в памяти строчки из Багрицкого:
— И вот что еще, — сказал Привалов. — Закажите себе билет на среду.
— Себе? А вам?
— Мне придется на несколько дней задержаться. Съезжу в Подольск, на завод, — там полно наших заказов.
— Хорошо, Борис Иванович. Придется на городскую станцию… По телефону только за пять дней, а среда послезавтра…
К полудню метель немного утихла, но все же мело еще порядочно. Пока Привалов, придерживая на голове папаху, шел по дорожке меж сугробов к проспекту Мира, его основательно залепило снегом.
Перейдя проспект, он вошел в вестибюль метро. Его обдало теплым электрическим ветром. Очки запотели. Борис Иванович снял их и протер. Восстановив остроту зрения, он огляделся и почти сразу увидел Опрятина, только что сошедшего, с эскалатора.
Опрятин был в элегантном пальто с меховым воротником и пыжиковой шапке. Он устремился к Привалову и поздоровался с ним, как показалось Борису Ивановичу, с преувеличенной радостью.
— Как приятно встретить в московской сутолоке земляка! — Он энергично потряс руку Привалова. — Очень, очень рад, Борис Иванович!
«Что это с ним? — удивленно подумал Привалов. — Всегда такой сдержанный… Впрочем, земляка и впрямь приятно встретить».
Они отошли в сторонку. Обменялись обычными при таких встречах фразами. Потом Опрятин спросил, как бы между прочим:
— Что говорят в академии о записках Матвеева?
— Пока изучают их. Кстати: высказывается предположение, что до наших дней дошли не только записки.
— Что же еще? — Опрятин насторожился.
— Матвеевский нож.
— Вы верите в индийские сказки?
Привалову не понравилось это. К чему увертки? Он решил идти напрямик.
— Николай Илларионович, мы знаем, что матвеевский нож был у вашего сотрудника Бенедиктова. Потом вы искали его в море, на месте падения женщины с «Узбекистана». Если вы нашли нож, то в академии с интересом послушали бы ваше сообщение. Вы же серьезный ученый и понимаете значение для науки…
— Это и есть дело, по которому вы хотели со мной говорить? — прервал его Опрятин. Теперь от него веяло холодом, радостного оживления как не бывало.
— Да, по этому делу.
— Вас неверно информировали, — ледяным тоном сказал Опрятин. — Я не имею ни малейшего представления о ноже.
— Позвольте, но вы искали…
— Мои «розыски», как вы говорите, в море связаны только с проблемой уровня Каспия. Больше ни с чем. Что касается Бенедиктова, то он ведет у нас в институте определенную работу, а чем занимается в неслужебное время, не знаю.
Это была отповедь. Вежливая, но решительная. Привалову стало неловко: действительно, какие основания были у него для подобного разговора? Письмо Костюкова? Болтовня какой-то вздорной «дяди Вовиной супруги»?..
— Извините, — сказал он. — Видимо, меня неправильно информировали.
— Да, неправильно. — Опрятин вдруг заторопился, взглянул на часы. — Должен вас покинуть, Борис Иванович. Дела! — Он улыбнулся одними губами, пожал Привалову руку и быстро пошел к выходу.
Привалов озадаченно посмотрел ему вслед.
Если бы он знал, что в эту самую минуту Опрятин, идя по дорожке, протоптанной в снегу, и заложив руку за пазуху, нащупывает в кармане рукоятку матвеевского ножа!
Проведя несколько томительных часов в управлении, Николай поехал на Курский вокзал.
У касс предварительной продажи было много народу. Николай стряхнул снег со шляпы и подошел к хвосту очереди.
— Кто последний?
Приземистый гражданин в коричневом кожаном пальто оторвался от газеты и неодобрительно глянул на Николая:
— Я крайний. Только не лично. Лично за мной занимала гражданка… — Он осмотрелся. — Вон она, в черной шубе. Будете за ней.
Николай мельком взглянул на гражданку в черной шубке и белой шапочке. Она стояла спиной к нему у киоска «Союзпечати».
Кожаное пальто, простуженно потягивая носом, углубилось в международное обозрение. Николай, пользуясь преимуществом роста, от нечего делать стал просматривать через плечо гражданина газетные заголовки. Его заинтересовала заметка о выставке «Трофейная техника шпионажа и диверсий», открытой недавно после ремонта. В заметке описывались новые экспонаты. Остатки самолета-разведчика одной заморской державы, сбитого нашими летчиками… Бесшумные пистолеты… Портативные рации… Отравленная булавка… Оборудование итальянского диверсанта из пресловутой Десятой флотилии, который погиб в 1942 году в одном из Каспийских портов, — его тело было случайно найдено в прошлом году в подземелье. Диверсант, очевидно, принадлежал к ордену иезуитов, так как носил на шее толстую пластинку с выгравированными начальными буквами…
Что такое?.. Николай подался вперед и впился взглядом в петитные строчки.
«…Начальными буквами девиза иезуитов «AMDG»…
Кожаное пальто раздраженно сказало:
— Не люблю, молодой человек, когда мне в ухо дышат.
— Извините, — пробормотал Николай и кинулся к газетному киоску. — «Московскую правду», пожалуйста.
Он схватил газету и тут же, у прилавка «Союзпечати», стал перечитывать про итальянца.
Вдруг он почувствовал чей-то пристальный взгляд. Досадливо покосился на соседку — ту самую, в черной шубке. И даже головой дернул, как от удара в челюсть: рядом с ним стояла Маргарита Павловна.
— Вы… вы в Москве? — растерянно сказал он.
— Как видите. — Она пристально смотрела на него, глаза у нее были невеселые.
— А я в командировке… — Николай кашлянул и начал складывать газету.
«Дурак! — выругал он себя. — Очень ей интересно, что ты в командировке…»
— Вы едете домой? — спросила Рита, наблюдая за нервными движениями его пальцев.