Некроманты (сборник) - Перумов Ник. Страница 52

Ана и Мишу вошли, держась за руки. Молодые, счастливые просто оттого, что они есть друг у друга. Вот уже много раз Айван видел, как его брат украдкой целует девушку в лоб, в висок, сжимает руку дольше, чем следует, а Ана опускает ресницы и откидывает голову так, чтобы обнажить пушок на затылке, куда тут же утыкаются губы брата, но не больше. Айван в такие моменты почти забывал, что Мишу – его брат. Просто мальчишка, которого легко отшвырнуть. Тогда все станет принадлежать Айвану. Вот и сейчас он едва смог сдержаться. «Брат не виноват, это все девчонка! Ее чары!» – сказал себе старший и вцепился в коробку серого сафьяна, перевязанную розовой лентой. В ней был ключ к истине.

– Хорошо погуляли? – спросил Айван, стараясь казаться доброжелательным.

– Прекрасно! Розы просто благоухают, когда увядают, и лепестки у них так изящно падают, можно любоваться и любоваться, – неожиданно мило защебетала Ана. Мишу снова поцеловал ее. – Такие нежные, особенно белые мне нравятся. – Девушка лукаво взглянула на Мишу, намекая на что-то, известное только им двоим. Тут уже парень засмущался:

– Я принесу свечи, а то мой старший брат сидит тут во тьме, пока мы с тобой гуляем среди роз. – И ушел куда-то в темноту, без капли опасения.

Ана прошла в глубь комнаты и села на диван рядом с камином, молча расправила юбку и, как ребенок, стала болтать ногами. Айван присел рядом и протянул ей коробку.

– Тебе нравятся белые розы – тогда это тоже понравится… – Он чувствовал, что времени немного. Еще чуть-чуть – и он потеряет над собой контроль: даже запах этой девицы сводил с ума. Девушка протянула руку и, улыбнувшись, взяла коробку. Белое тонкое запястье сверкнуло совсем близко. Снова обдало одуряющим запахом желания.

– Спасибо. – Ана улыбнулась еще раз, глянув из-под ресниц. Открыла коробку и изменилась в лице: – Спасибо, но я не могу это принять.

– Туфли, свадебные туфли из белого шелка, похожего на лепестки роз. – Именно такой реакции Айван и ждал. Сразу стало легче. – Прекрасные туфли в честь вашей с братом свадьбы. Знак нашего с тобой примирения. Я боялся ошибиться с размером, но, если не подойдут, мы обменяем. Позволь, я сам тебе примерю.

И он встал на одно колено, преграждая путь девушке, потянулся к краю юбки, с деловым видом чуть приподнял кружево.

– Я же сказала, мне не нужны туфли… – Голос Аны задрожал, изменился. Она наклонилась к Айвану и прошептала низким, взрослым голосом ему еще раз, в самое ухо: – Не надо. Это разобьет ему сердце. Мне не нужны туфли. Я буду тебе хорошей сестрой и так.

И никто не знает, каких сил стоило Айвану сдержаться и спросить:

– Тебе не нужны туфли, потому что у тебя нет ног? У призраков же не бывает ног.

Рука его прошила вязкую холодную пустоту там, где под юбкой должны быть теплые девичьи колени. Ана зашипела, как брошенный на печку снег, и отпрянула от мужчины. Он толкнул ее на диван.

Из девичьего рта метнулся длинный раздвоенный язык и спрятался, снежная дева из зимнего леса и страшный призрак из ночных кошмаров Айвана, увиденный вчера, слились воедино в лице юной красавицы. Каждая проступала в ней, и каждая плакала. И у него не было сил сопротивляться. Пожертвованный глаз работал – нежить ничего не могла сделать Айвану, и даже больше: сейчас часть ее, маленькая нимфетка, была практически в его власти, и это ему нравилось. Еще мгновение – и эта схватка человека и демона стала бы победой мужского над женским, но кожа Аны изменила цвет, засияла, три огонька засветились в глубине зрачков, и резкая боль пронзила затылок Айвана. Не магия, удар по голове заставил мужчину потерять сознание. Хорошо, что ненадолго. Он ощутил запах паленой шерсти, когда очнулся. Погасший подсвечник валялся тут же, на полу.

– Ана, открой! Открой! – Мишу настойчиво стучал в дверь в конце коридора. Слышно было, что он даже пытался ее высадить. Мальчишка, саданувший родного брата канделябром, сейчас рвался к своей любимой ведьме. Он же за честь ее заступился. Спас. Айван усмехнулся было, но холодный липкий пот выступил у него на лбу, и даже боль в голове не заглушила ужаса. Шорохи. Снова шорохи, шаги и вздохи, которых он не слышал уже полгода.

Старший брат поспешил к младшему: тот не знает, с чем столкнется, когда нежить откроет дверь. Собственная неуязвимость придавала сил, когда тело не очень-то слушалось. Мишу уже вырвал дверную ручку вместе с доской, когда Айван подошел. Тот и не заметил брата. Зато из пролома со свистом вылетел холодный белый воздух: снежная пыль и зимний свет ударили Мишу в живот с такой силой, что он отлетел к стене, прямо на руки брата. Тут же двери распахнулись уже сами.

– Ана, нет! Моя Ана! – зарыдал Мишу. У порога, заваленного снегом, в той же легкой одежде, в которой еще час назад она гуляла по саду, девушка лежала ничком, уткнувшись лицом в снег. И холод, совсем не зимний холод, заставил братьев отступить на шаг.

Все в комнате было заметено сугробами. Шапки снега лежали такие высокие, какие бывают лишь в самом сердце зимы. Эти завалы снега и иглы льда, похоже, служили Ане постелью и домом. Ее силуэт угадывался в кровати-сугробе, заснеженные кочки – кресло и стол. Но дальше, дальше, там, где должна была быть стена с окном, ничего не было. Пустота, из которой дул ледяной ветер.

– Ана! – Мишу вырвался из рук брата и бросился к невесте, обнял, перевернул. Краски жизни уходили с ее нежной кожи. Их присыпал снег, шедший прямо с потолка. На руках у жениха девушка стала белой, как полотно, а потом хоровод снежинок уже играл на безжизненном теле. В животе Аны торчало что-то вроде кинжала. Она держалась за него обеими руками, то ли втыкая оружие в плоть, то ли пытаясь вынуть. Но вокруг раны зиял черный, выжженный огнем круг. Такими же черными головешками стали и руки маленькой красавицы. – О, Ана! Любимая, зачем? Зачем? – спрашивал брат, надеясь на ответ, и целовал девушку, словно это могло ее оживить.

– Это сэппуку! – неожиданно понял Айван. – Женское харакири, и вместо меча – распятие. Брат, твоя невеста – демон. Снежная дева. Юкки-она. Оставь ее!

Но, конечно, брат не слышал. Он почувствовал лишь, что обугленные руки-головешки обвивают его, как щупальца, прижимают так, что нечем дышать и ребра трещат. Что холодные губы мертвой невесты впиваются в него, легкие сводит от холода, но даже кашель замерзает, иглы холода пронзают гортань. Ана открыла глаза, раскосые глаза без зрачков – на Мишу посмотрело иное существо. И уже у человека не осталось сил сопротивляться.

Но все закончилось в один момент: Айван схватил ее за волосы и оттащил от брата. Повинуясь силе заклинания, снежная дева не могла даже тронуть мужчину, но он поклялся бы на чем и чем угодно, что демон вдруг сам оттолкнул Мишу. Нет, несчастный не умер. Зайдясь в сухом кашле, он, выпучив глаза, смотрел на то, как его возлюбленная безвольно, словно игрушка, замирает под рукой брата. Только смотрит своими огромными нечеловеческими глазами, и упругие локоны девушки почему-то распрямляются, превращаясь в длинные черные прямые шелковые пряди. Они стелются, растут до самой земли, закрывая белоснежную, слишком белоснежную кожу груди, черноту обгоревших рук, шелк платья. И ветер из пустоты за ее спиной раздувает пряди, они тянутся к Мишу, но он смотрит только на изменившееся лицо любимой и крупные слезы на этом белом лице.

– Прочь! – Выкрик Айвана прогнал морок. Он резко отшвырнул девицу с ее космами. – Прочь в свою бездну! – И та полетела, как тряпичная кукла…

– Каждый раз после трубки опия последнее, что я вижу, – как она летит в лапы безликого клерка в холодную пустоту. Такая маленькая, такая красивая, моя Ана… – признавался Мишу брату много раз. – Потом я просыпаюсь, а ты сидишь рядом и греешь руки у дымного камина в курильне. Зачем ты вмешался, брат? Пусть бы я умер тогда, на белом снегу, рядом с ней. Или через полгода, когда бы она высосала из меня жизнь у церкви. Но я был бы с ней, я бы умер счастливым. Нет, я бы еще полгода жил счастливым. – Выцветшие от горя и опия глаза Мишу смотрели без упрека. Он просто мечтал. – Знаю, ты не виноват, а я тряпка. Но жить без нее… Если б было что отдать, я бы отдал за возможность снова… – Мишу никогда не заканчивал этой фразы.