Некроманты (сборник) - Перумов Ник. Страница 96
Дома он осторожно вынимал листок за листком, пускал под горячий утюг, распрямляя, и тотчас пришпиливал на стену, стараясь попасть кнопкой в прежнее отверстие. Видимо тот, первый, рисунок на стене квартиры она сделала, когда впервые пошла за своим заказом. Пошла и едва не стала жертвой Дворца. В тех суетливых деталях и широких росчерках плескались отголоски пережитой паники. В рисунках, что Одинцов нашел в мусорном баке, уже не было страха. Художница подходила к ледяным чертогам смело, отыскивая лучшие ракурсы, запоминая их, словно разглядывая снежинку, пойманную на перчатку. Игорю встречался то фрагмент стрельчатого окна, то с любовью отрисованный контрфорс, матовый от инея, то покрытый иголочками льда фиал, в глубине которого угадывалось мягкое свечение холодной магии снега.
Одинцов пришпилил к обоям последний рисунок, сел на пол под стеной и запустил пальцы в волосы.
Он понял, что хаски ему не поймать. Девушка, которая может проводить в лесу столько времени, чтобы запомнить морозный рисунок на стекле Ледяного Дворца – неуловима. Она может удрать и отсидеться в снегу, дожидаясь, когда у загонщика кончатся силы и он уйдет в свою нору.
Можно, конечно, отыскать ее тело, когда хаски будет в лесу. Но как вычислить, когда она захочет совершить переход? После лесной гибели напарника девушка может залечь на дно, и тогда караулить ее на лесной стороне будет напрасной тратой сил.
Одинцов потер указательными пальцами виски. Он думал. Думал с лихорадочной скоростью. Сдать хаски начальству? Рассказать об ее участии в убийствах волка, о ее необычайной выносливости. Тогда по ее следу тотчас пустят лучших ловцов, и беглянка отыщется – на камерах наблюдения магазинов, на видеорегистраторах. Скорее всего, потом ее попытаются завербовать, потому что некромант с такими возможностями на службе государству – на вес золота. Кто знает, поступи он так, и однажды девочка-хаски станет его начальником. А может, ее найдут только для того, чтобы заставить исчезнуть навсегда, уж слишком опасен такой сильный некромант, да еще с криминальным прошлым.
По большому счету, Игорю было плевать, что станет с хаски в челюстях государственной машины. Но, представив все это, он понял одно: она нужна ему живой и разговорчивой. Нужна, чтобы вытрясти из маленькой дряни правду о Ледяном Дворце. Игорь достал из холодильника бутылку топленого молока, пачку сливочного масла и сыр, вынул из пакета остатки булки и принялся готовить бутерброды. Зажав телефонную трубку плечом и облизывая масляные пальцы, запросил информацию с камер, что находились в районе «лежки» волка. На отсматривание материала ушли весь вечер и ночь, бутылка молока, бутылка кефира, четыре чашки кофе и половина бутерброда с сыром. Время и продукты оказались потрачены почти впустую.
Хаски появлялась часто, порой – вместе с подельником, но ее лицо всегда оставалось скрыто капюшоном. Игорь до боли в глазах вглядывался в чуть размытые контуры ее фигуры, стараясь отыскать хоть какую-то черту, по которой преступницу можно было бы опознать.
Единственной зацепкой могла оказаться запись, на которой, если приглядеться, становилось видно, как хаски звонит куда-то из телефона-автомата в тот самый день, когда Игорь удержал в лесу ее приятеля. Игорь запросил детализацию звонков с автомата и выяснил: хаски вызвала «неотложку». Значит, парни из «Скорой» могли видеть девчонку!
Одинцов побросал оставшиеся бутерброды в пакет, сунул в саквояж в надежде перекусить в дороге и рванул в больницу.
Ребята со «скоряка», разводя руками, признались, что вызвала молоденькая девушка. Выглядела она замученной и болезненной, но поехать с ними отказалась. Толком никто ее не запомнил, однако можно попросить диспетчера найти запись вызова.
Одинцов не стал терять времени и тотчас созвонился с диспетчерской, сделал запрос, прикидывая, что доберется минуты за полторы и, возможно, отыщет новую зацепку раньше, чем хаски заметет следы.
Он переоценил себя. Незнакомая больница оказалась каким-то лабиринтом. Он несколько раз сворачивал не туда, натыкаясь на медсестер или группки больных, смотрящих в холле телевизор. Но попросить помощи Одинцов, конечно, не мог. Эксперт мирового уровня способен сам разобраться в идиотской госпитальной планировке. Наконец, он вышел к посту, где две медсестры что-то обсуждали, не замечая ничего вокруг.
– А ведь был совсем дурачок, – услышал Игорь, подойдя ближе. – Вот мать мучилась. От него же кроме слюней да мычания ничего и не ждали. А тут раз – и заговорил. Пару слов и сказать-то может, но ведь как здорово – именно в нашем отделении такое чудо!
Девушки с умилением качали головами. Игорь без сожалений оборвал их болтовню:
– Полиция. Подскажите, где у вас можно достать записи диспетчеров «Скорой»?
Одна испуганно махнула в сторону дальней лестницы.
– На два этажа вниз и направо.
– Спасибо, – отозвался Игорь и, не удержавшись, бросил через плечо: – Нет никакого чуда в вашем исцелившемся идиоте. Полицию вызывали?
– Зачем? – Медсестры с изумлением посмотрели на странного посетителя.
– Проверить, нет ли подселения, – огрызнулся Игорь. – А то и сесть ведь недолго за укрывательство нелегально возвращенной сущности. Статья девятьсот восьмая. До пяти лет.
Сестричка бросилась к телефону так резво, что Одинцову стало жаль девчонок. Вскроется халатность – премии полетят, а то и головы.
– Ладно, не звоните, – остановил он девушку. – Одинцов. Эксперт-некромант из Октябрьского. Сам посмотрю. Надо будет, доложу вашим. А нет – вместе с вами про чудо покричу.
Эксперт усмехнулся и ускорил шаг. Его подозрение с каждым шагом превращалось в уверенность: не чудо случилось в этой больнице.
«Ай да хаски, – еще раз усмехнулся Одинцов, когда сестрички с поста уже не могли его видеть. – Ловко. Засунуть клиента в тело умственно отсталого. Даже, по-своему, гуманно. Мать получает сына, с которым можно поговорить, который, в конце концов, сам ложку держит, общество – нового полноценного человека, способного начать жизнь заново, забыв о прежних преступлениях. Сразу видно, что ты, моя милая, не преступница. Все продумывал Волк, ты только исполняла. А когда пошла на дело одна – тотчас прокололась. Точнее, клиент твой облажался по полной – не ожидал, что его запихнут в тело слабоумного, вот и брякнул что-нибудь, скажем, пить попросил. После возвращения иногда здорово сушит. А потом поздно было мычать и слюни пускать. Зато теперь ты, девочка, от меня никуда не денешься. Надо будет потом прислать ребят в эту больницу. Главврачу выговор: инструктаж с младшим персоналом не проведен. У них под носом захват тела произошел, а пол-отделения твердит «чудо». Только сейчас об этом сообщать не стоит. Набегут, начнут проверять – могут спугнуть девчонку».
Одинцов наконец отыскал диспетчерскую, где кроме уже приготовленной для него записи вызова потребовал записи больничных камер за прошедшую ночь, когда так чудесно исцелился мальчик-идиот. Голос на записи был почти неразличим, но Одинцова это уже не расстраивало.
Он пристально смотрел в монитор – на девушку в капюшоне. Поторопилась – побоялась, что полицейский эксперт утащит ее мерзлого клиента обратно в снег и денег не будет. Хотя – может, все-таки и любовь, ведь притащилась же в больницу к подельнику. Только убивать она не хотела. А значит, будет крутиться рядом, чтобы проследить за тем, как приживается подселенец.
Игорь позвонил в отдел и, сославшись на недомогания после спасения депутата, попросил отгул. Потом остановил пробегавшую мимо санитарку и поинтересовался, в какой палате лежит чудесным образом излечившийся мальчик.
Там уже собралась толпа любопытных, но Игорь не стал прорываться в первый ряд. Он подошел к столику, на котором стоял обед бывшего идиота и его матери. Медсестра, что пыталась пронести завтрак в палату, что-то втолковала толпе зевак, оставив еду на столе. Игорь подошел к столику и незаметно высыпал содержимое заранее надломленной ампулы в стакан с молоком. Не дожидаясь, пока жертва выпьет яд, скрылся за дверью процедурного кабинета и, прижавшись спиной к стене, смежной с палатой, стал ждать.