По светлому следу (сборник) - Томан Николай Владимирович. Страница 53

— Бомбят, гады! — дрогнувшим голосом воскликнул Брежнев, высовываясь в окно паровозной будки.

Сергей до отказа отжал рукоятку регулятора. Поезд шел теперь на предельной скорости. Дробный стук множества колес его слился в сплошной грохот.

«Только бы взять подъем за счет разбега, — тревожно думал Сергей, щуря глаза от резкого встречного ветра, — только бы не израсходовать на нем всех запасов пара…»

Доронин знал, что начались уже вторые сутки работы по уплотненному графику. Он был первым машинистом, начинавшим трудовую вахту этих новых суток, и ему очень хотелось ознаменовать ее большой победой.

По возросшим воинским перевозкам, по характеру перевозимых грузов и по многим другим признакам чувствовал Сергей, что на фронте готовится что-то серьезное. Вспомнилось, как год назад пришел он в партийный комитет своего депо с заявлением об отправке на фронт. Добрый час объяснял ему тогда секретарь парткома, что в такое трудное время Сергей Доронин, лучший машинист станции Воеводино, нужнее всего именно здесь, в депо, на ответственном трудовом фронте. И он понял тогда это если не сердцем, то умом, но теперь прежнее горячее желание уйти на фронт снова стало волновать Сергея. Ему казалось, что сейчас значительно изменилась и обстановка в Воеводине. Секретарь партийного комитета уже не сможет, наверно, сказать, что Сергей Доронин незаменим. Выросли в депо и другие машинисты, самоотверженный труд которых сделал возможным введение уплотненного графика.

Сергей хорошо знал возможности своих товарищей и не сомневался в положительном результате работы по этому графику. Только бы самому одолеть теперь Грибовский подъем, до которого оставалось не более километра. А дальше будет уже нестрашно — самый тяжелый профиль пути останется позади. К тому же Анна, которая дежурит сегодня, непременно обеспечит ему «зеленую улицу», и он без остановок и дополнительного набора воды пройдет и Грибово и многие другие станции.

По щекам Сергея от резкого встречного ветра текли слезы, а он, не замечая их, думал об Анне. Как там она? Наверно, с тревожным сердцем следит за стрелками часов, ожидая той минуты, когда поезд Сергея проследует через станцию Грибово. Она-то знает, что значит втащить на Грибовский подъем три тысячи тонн!

Сергей почти зримо представил себе ее милое, сосредоточенное лицо, склонившееся над графиком, густые черные брови, как всегда, нахмуренные в минуты волнения. Залегли между ними глубокие складки у переносицы, плотнее сжались губы. Стиснули тонкие пальцы цветной карандаш, которым так хочется прочертить поскорее линию пройденного Сергеем пути от станции Низовье до Грибова.

Сергей сам бы раньше не поверил, что в такие трудные минуты, как сейчас, можно думать о чем-нибудь ином, кроме своего тяжеловесного состава, трудного подъема пути и воздушных хищников, готовых каждую секунду обрушиться на поезд. Но именно теперь он не только думал о любимой девушке, но и ощущал всем своим существом, как мысли эти вселяли в его сердце глубокую веру в свою удачу. И они нисколько не мешали ему прислушиваться к работе паровой машины локомотива, следить за сигналами и состоянием пути впереди поезда.

До рези в глазах вглядывался Доронин в ночную тьму. И когда замечал путевых обходчиков, зелеными огоньками фонарей сигнализировавших ему об исправности их участка, теплее становилось у него на сердце.

Они всегда были на своем посту, эти скромные труженики транспорта — путевые обходчики. Днем и ночью, в дождь и нестерпимый зной, в снежную пургу и весеннее распутье с одинаковым вниманием следили они за состоянием пути, и от бдительности их зависела судьба поездов, людей и грузов.

ПА КРУТОМ ПОДЪЕМЕ

Поезд Доронина вступил наконец на Грибовский подъем, и хотя Сергей знал, что многие машинисты чаще всего пользуются тут песочницей, чтобы предотвратить буксование, сам он никогда не делал этого. Он знал по опыту, что песок, попавший на рельсы, резко повышает сопротивление движению, отчего поезд становится как бы тяжелее именно там, где его труднее всего вести.

Сергей предпочитал иметь на затяжных подъемах гладкие рельсы и бандажи колес. Не притрагиваясь к ручке песочницы, он вел свой поезд по чистым рельсам, с тревогой прислушиваясь лишь к отсечке пара в цилиндрах, которая сейчас напоминала дыхание человека, тяжело идущего в гору.

Взглянув на манометр, тускло освещенный синей лампой, Сергей заметил, как его вороненая стрелка дрогнула и стала медленно сползать с красной контрольной черты.

— Ничего себе идем, Сергей Иванович! — бодро крикнул Брежнев. — Почти не сбавляем скорости.

Однако по тому, как тревожно глянул его помощи ник на манометр, Сергей понял, что бодрость Алексея напускная. Не подавая виду, что он разделяет опасения Брежнева, Сергей в тон ему весело посоветовал:

— Кормите получше нашего молодца, а уж он не подведет.

— Да уж куда больше, — ответил Брежнев. — Слышишь, как стокер расшумелся?

Стокер, подававший уголь из тендера в топку паровоза, действительно работал с каким-то ожесточением, разбрасывая по топке все новые и новые порции угля. Стрелка манометра продолжала, однако, падать. Правда, в этом пока не было ничего страшного, так как подъем всегда съедал много пара, и все же Сергею казалось, что давление падает слишком быстро.

«А что, если застрянем? — пронеслась тревожная мысль. — Придется тогда вызывать резервный паровоз и по частям втаскивать состав на подъем. Все движение на участке застопорим…»

Распахнув дверцы, Сергей заглянул в топку. Раскаленная поверхность угля была неровной. То там, то здесь виднелись утолщения, а в провалах уже спекались темные пятна злокачественной опухоли шлака.

— Что там у вас с углем такое? — недовольно крикнул Сергей, обернувшись к Брежневу и Телегину.

— Все в порядке, Сергей Иванович, — подскочил к распахнутой топке Алексей. — Стокер полным лотком уголь захватывает.

— Как же все в порядке, если в топке угля не хватает? И потом, сам взгляни, каким неровным слоем он лежит, — стараясь сдержать раздражение, проговорил Сергей.

В отверстие контрбудки выглянул и Телегин, черный, как негр, от угольной пыли.

— Самолеты над нами! — дрогнувшим голосом крикнул он и торопливо спустился с тендера в будку машиниста.

— Закрой топку, — коротко приказал Сергей Брежневу и подал сигнал воздушной тревоги поездной бригаде.

В грохоте поезда Сергей не слышал шума авиационных моторов и увидел самолеты только тогда, когда они тускло блеснули в свете луны, разворачиваясь и ложась по курсу поезда. Их было три или четыре. Довольно низко опустившись над поездом, они с оглушительным ревом пролетели вдоль него.

«Может быть, это те, что бомбили Низовье, и у них не осталось бомб?…» — с робкой надеждой подумал Сергей.

Но в это время вспыхнула почти над самым паровозом осветительная ракета, и все вокруг стало видно, как днем. А поезд все еще шел на подъем, и ход его уменьшился почти вдвое.

Бросив торопливый взгляд на манометр, Сергей снова высунулся в окно будки, отыскивая самолеты, но тут один из бомбардировщиков с пронзительным, тошнотворным визгом, слышным даже сквозь грохот поезда, пошел в пике. Сергей невольно спрятал голову в будку, но бомбардировщик лишь прострочил вдоль поезда длинной очередью трассирующих пуль. Слышно было, как прошили они будку машиниста, чуть не задев котельную арматуру.

«Значит, это в самом деле те, что были в Низовье», — решил Сергей и крикнул кочегару:

— Ты куда это прячешься, Телегин? А ну, живо на тендер!

Телегин неохотно полез на тендер, боязливо задирая голову в страшное небо.

— Нечего ворон считать! — снова прикрикнул на него Доронин. — Возьми сейчас же шланг и хорошенько смочи уголь водой. Разве Алексей не объяснил тебе, что нужно сделать?

Самолеты еще несколько раз пропикировали на поезд, обстреливая его из пулеметов, и наконец улетели. Осветительная ракета, все еще висевшая в небе, была теперь позади и уже не сверху, а сбоку освещала эшелон. Рожденные ею длинные густые тени паровоза и вагонов торопливо бежали по откосу железнодорожного полотна, слегка опережая поезд.