Армагеддон. Трилогия - Бурносов Юрий Николаевич. Страница 125

Олег вспомнил, как в свою бытность курсантом училища погранвойск он получил три наряда вне очереди за то, что уснул на тумбочке. Майор Грабовец, перед строем объявляя о наказании, не мог удержаться от ехидства:

– Стоя у нас спят кони, верблюды – и курсант Санич.

Кличка «Верблюд» с той поры прилепилась к Олегу намертво. Он не обижался, полагая, что обида вызовет у острословов еще более яркую реакцию и желание подтрунивать над ним. Да и животное, в общем-то, неплохое – сильное, выносливое, умное. Не опоссум какой-нибудь, прости господи.

Не то чтобы Олег Санич имел что-то против опоссумов. Он вообще хорошо относился к братьям нашим меньшим. И лишь одно-единственное существо, обитавшее на земле, вызывало у него отвращение, смешанное с иррациональным страхом.

Одно-единственное.

Олег Санич с детства ненавидел и боялся пауков.

Плюющиеся смертельно опасной жидкостью твари засели за стеной. Время от времени бледные морды мутантов возникали в проемах амбразур и в сторону залегших за камнями людей летели чуть светящиеся в полумраке струи кис-

лоты.

Там, куда они попадали, песчаник начинал шипеть и дымиться. По каверне полз удушливый запах. Гумилев вспомнил лицо несчастной Ивановой и содрогнулся.

– Шибанов! – крикнул он. – Ростислав! Какие будут соображения?

Ответ пришел через несколько мгновений, и не от хоккеиста.

– Надо добраться до двери! – Джей-Ти сейчас говорил без своих обычных словечек, что свидетельствовало о серьезности положения. – И открыть ее вручную, там штурвал.

– Не выйдет, – прогудел Решетников из своего укрытия. – Заплюют на подходе…

И тут раздался глуховатый голос Шибанова.

– Сколько весит граната, кто знает? – спросил он.

– Какая? – Грищенко приподнялся над ноздреватой глыбой и тут же нырнул обратно – зеленоватая струя кислоты ударила в камень, разбрызгивая вонючие капли.

– У нас что, большой выбор? – сердито рыкнул Шибанов. – Вот эта, круглая, со склада на станции?

– М67? – Грищенко на мгновение задумался. – Граммов 400.

– Через какое время происходит взрыв? – задал очередной вопрос Шибанов.

– Через четыре секунды, – отозвался Грищенко. – Перед броском предварительно следует удалить предохранительное кольцо, прижав рычаг пальцами к корпусу гранаты…

– Это я знаю, – проворчал Шибанов. – Будьте готовы. Как только… Сразу бегите к дверям!

– Как только что?! – крикнул Гумилев. – Ты что задумал?

– Все будет нормально. Помолчите все, – донеслось из-за камней, где лежали шибановцы. Потом там началась какая-то возня, раздался возглас Джей-Ти, тоненько, негодующе вскрикнула Атика…

Шибанов поднялся в полный рост, держа пулемет LSAT двумя руками за тонкий ствол. Перемахнув через каменистый гребень, он очутился на открытой площадке в двадцати метрах от стены. Мутанты заверещали, и сразу несколько бледных лиц возникли в амбразурах. Забухали выстрелы – Джей-Ти и Атика прикрывали Ростислава.

– Дава-ай! – крикнул он, замахиваясь пулеметом, как клюшкой.

Джей-Ти, приподнявшись, выдернул кольцо и аккуратно, навесом, бросил под ноги Шибанову шарик гранаты. Гумилев в это мгновение понял замысел хоккеиста и судорожно сглотнул, представив, что будет, если тот не попадет по гранате или промажет мимо бойницы.

Звучный, хлесткий удар! Граната свистнула в воздухе, выбила бетонную крошку из края амбразуры и канула внутри. Шибанов сразу после своего броска, который сделал бы честь любой звезде мирового хоккея, бросился под защиту камней, а то место, где он только что стоял, накрыли сразу несколько кислотных плевков.

– Есть! – заорал Джей-Ти. – Расти! Круто, чувак! Ты…

Его голос утонул в грохоте взрыва. Верещание мутантов словно отсекло. Дым и пыль выплеснулись из бойниц и потекли по каверне. Гумилев следом за Грищенко и Решетниковым устремились вперед, к двери. Втроем они выкрутили запорный штурвал, вскинули автоматы и замерли, готовые ворваться внутрь.

Подбежавшие Шибанов, Джей-Ти и Атика заняли позиции рядом. Вессенберг прижался к стене, собираясь поддержать группу огнем из дробовика Штреллера.

– Я открываю. – Атика взялась за рукоятку и потянула тяжелую плиту двери на себя, отступая в сторону.

Вопреки ожиданиям, дверь распахнулась очень легко, повернувшись на хорошо смазанных петлях. Гумилев собрался стрелять, но оказалось, что воевать практически не с кем. Большинство мутантов посекло осколками, лишь двое выжили и теперь пытались уползти в темноту, оставляя на гладком полу кровавые следы.

Вессенберг парой выстрелов добил тварей.

– Ну что ж, позвольте пожать вам руку. – Решетников улыбнулся Шибанову. – Вы совершили невозможное.

– Ерунда, – устало махнул рукой хоккеист. – Мы в Кирове, когда пацанами были, на коробке за школой тренировались все время. Бутылку под перекладину ворот подвешивали и с тридцати метров шайбу бросали. Клюшки – дрова, тяжелые. Кто попал – молодец. Кто разбил – молодец два раза, и все его в кулинарии кормят – пирожные там разные, сок… Тогда я руку и набил. Потом, когда хоккеем начал заниматься, пригодилось.

– И сейчас пригодилось.

– Кто бы знал. – Шибанов покрутил в руках пулемет и отдал Джей-Ти.

– Чува-ак, ты мне ствол погнул! – обиженно крикнул рэпер.

Атика усмехнулась. Джей-Ти сообразил, насколько двусмысленно прозвучали его слова, и с ругательствами отбросил испорченное оружие.

Гумилев тем временем включил управление шлагбаумом, и стальная балка со скрежетом уползла в стену, открывая отряду путь.

– По моим прикидкам, до поезда нам осталось не больше мили. – Решетников с тревогой посмотрел в темноту. – Сколько людей у Роулинсона и чем они вооружены, мы не знаем. И не следует забывать, что у них тоже могли быть проблемы с подземными уродами… В любом случае полковник вряд ли будет сидеть сложа руки. Уж посты в тоннеле он выставит наверняка.

– Если нас заметят, то всех положат издали – в тоннеле негде спрятаться, – вздохнул Грищенко.

– Укроемся за бронетележкой, – предложил Шибанов.

– «Наши мертвые нас не оставят в беде», – процитировал Высоцкого Решетников. – Что ж, на том и порешим. Но нам все же надо попытаться обнаружить противника первыми!

– Я понял. – Грищенко вскинул автомат и отправился в тоннель.

Джей-Ти побежал за ним. Утратив пулемет, он вооружился прихваченным на станции модифицированным автоматическим пистолетом Браунинга «Хай пауэр».

– Штреллер, идите-ка сюда, – позвал Вессенберг топчущегося в тоннеле позади тележки доктора. – Нужно помочь толкать. Вы понимаете меня?

– А если не понимаете, придется пустить вам пулю в затылок и оставить здесь, – мимоходом бросил Решетников, выдвигаясь в тоннель следом за Джей-Ти.

После его слов Штреллер сердито зыркнул на Вессенберга и послушно навалился плечом на бронированную стенку тележки.

– Симулянт, – не оборачиваясь, сказал Решетников.

– Дьявол заберет вас всех! – не очень уверенно прохрипел Штреллер.

– Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости, – парировал Решетников.

Вессенберг с уважением покивал и заметил:

– Цитата из Екклезиаста. Браво, господин полковник.

Шибанов, Мидори, Атика и Гумилев, приготовив оружие, прошли мимо и скрылись в темноте.

– Навались! – по-русски крикнул Вессенберг.

Тележка, пощелкивая подшипниками, покатилась по рельсам.

– Живые везут мертвых и завидуют участи их, – мрачно бормотал Штреллер себе под нос, то и дело спотыкаясь.

– Ну, один-то живой, – возразил Вессенберг.

– Все, все мертвы! – зловеще каркнул доктор.

– Что?! – Эстонец одним махом взлетел на тележку, посветил фонарем…

Лобачевский умер, так и не придя в сознание. Струя кислоты, выпущенная одним из мутантов, прожгла ему шею. В горячке боя никто этого не заметил. Вессенберг решил, что сообщит о смерти раненого потом, и втайне даже позавидовал Лобачевскому – пребывая в медикаментозной коме, он не мучился от боли, не страдал, перед смертью его мысли были спокойными и умиротворенными.