Одиночный выстрел - Бегунова Алла Игоревна. Страница 7

Через месяц «Потапыч» почти треть группы отчислил, посоветовав людям искать себе другое занятие. К оставшимся стал строже, придирчивее. Но времени с ними проводил больше, говорил о таких тонкостях ремесла, на которые они бы никогда и внимания не обратили. Например, заставлял вести наблюдение за стройкой — а строили трехэтажное здание средней школы № 25 на той же Владимирской улице — и потом рассказывать ему, что за час-два успели сделать рабочие, как изменилась ситуация на объекте, где появились новые дверные и оконные проемы, марши лестниц, простенки, с какой позиции лучше сделать выстрел, чтобы нейтрализовать, предположим, прораба, бегающего по мосткам с этажа на этаж.

Людмила Павличенко числилась среди лучших. Она увлеклась учебой, а привычка трудиться усердно помогала ей осваивать науку. Она уже могла разобрать и собрать с закрытыми глазами затвор винтовки Мосина. Легко запоминала баллистические таблицы. Стреляла в тире только на «хорошо» и «отлично». Задачки, которые задавал Потапов на теоретических занятиях по определению дальности от стрелка до цели по базе оптического прицела ПЕ и по сетке бинокля, щелкала, как орешки. Правда, старший инструктор иногда ругал ее за торопливость, за неуемное желание поскорее найти выход из любой ситуации. По своей горячности Люда порой обижалась на дорогого Учителя. Он отвечал ей:

— Кому многое дано, с того много и спросится…

Все-таки уроки «Потапыча» мало-помалу изменяли ее характер. Она стала спокойнее, рассудительнее. Бывший унтер-офицер Лейб-гвардии Егерского полка привил курсантам киевской Снайперской школы умение тщательно, словно бы в окуляр оптического прицела, рассматривать детали и подробности быстротекущей жизни. При таком взгляде что-то утрачивало прежнее значение, отступало на второй план и сливалось с фоном. Что-то оказывалось очень важным. Увеличенные линзами черты позволяли правильно определить суть предмета…

Три замка на двери оружейной комнаты Александр Владимирович отпирал не спеша, прислушиваясь к поворотам и щелчкам их механизмов. Ростислав в нетерпении переминался с ноги на ногу. От разговоров ему хотелось перейти к делу: потрогать руками стволы, затворы, приклады, сжать в ладони патрон с латунной гильзой и остроносой, тускло поблескивающей пулей. Наконец дверь открылась. Но и это было еще не все. Винтовки стояли в ряд за дверцами шкафов, которые тоже имели замки. Патроны вообще хранились в сейфе, и там следовало знать код. Администрация ОСОАВИАХИМа боялась свободного доступа народа, особенно — обученного, — к вооружению и боеприпасам.

Потапов открыл створки одного из шкафов, окинул придирчивым взглядом стойку с «огнестрелами». За хранение этого оружия он отвечал лично. Здесь находились три обычные магазинные винтовки Мосина, две — такие же, но со снайперскими прицелами ПЕ и отогнутыми вниз рукоятками затворов, две — самозарядные винтовки Токарева, принятые на вооружение Красной Армии в 1938 году, н один немецкий магазинный карабин марки «Zf.Kar.98k» с прицелом «ZF.39». Он поступил в Снайперскую школу год назад. В придачу к нему имелось только три коробки патронов 7,92 мм. Потому стреляли в Киеве из подарка берлинских «камарадов» крайне редко.

— Вот, Слава, мои любимые железные игрушки, — сказал «Потапыч», положив руку на плечо мальчику. — Скажи, они тебе нравятся?

Вещи, предназначенные для правильного и точного убийства, пребывали в отменном порядке. При открытой дверце на смазанные ружейным маслом стволы легли тонкие блики света, и они, точно ожив, выступили из полутьмы шкафа. Ореховое дерево их прикладов являло собой образец идеальной полировки. В черных трубках прицелов притягательно посверкивали круглые глазки окуляров. Спусковые крючки под металлическими скобами едва просматривались, но выглядели пугающе-загадочно.

— Здорово! — в восхищении воскликнул Моржик. — Какие они все красивые!

— Да, это красиво, — кивнул головой Потапов.

Ответ мальчика пришелся по душе старшему инструктору. Пожалуй, из сына Людмилы Павличенко вырастет такой же, как его родительница, человек, внимательный к окружающему миру, ценитель совершенных по своему устройству изобретений, добросовестный и старательный. Хотя, может быть, и не снайпер вовсе, а, например… художник.

Александр Владимирович достал из шкафа винтовку Мосина с оптическим прицелом, а из сейфа — три патрона с легкой пулей образца 1908 года. Дистанция от огневого рубежа до мишеней в здешнем тире не превышала ста метров, и эта пуля вполне годилась для показательной стрельбы, да и стоила к тому же недорого. Такие боеприпасы школа имела в избытке.

Многое мог бы рассказать Моржику Потапов о позиции стрелка, устройстве винтовки, прицеливании и полете пули. Но решил этого не делать. Пусть подросток воспримет выстрел как некое волшебное и удивительное действо. Старший инструктор, установив ружье на упор и наведя его на мишень, просто поставил Ростислава у винтовки так, как предписывали правила ведения огня «по-пулеметному»: ствол — на подставке, левая рука придерживает приклад у правого плеча, кисть правой руки лежит на шейке приклада, указательный палец — на спусковом крючке. Моржик заглянул в окуляр прицела ПЕ. Там голова черного силуэта находилась точно между тремя прицельными нитями.

— Задержи дыхание. Нажимай на спуск, — тихо сказал Потапов.

От хлесткого звука выстрела подросток вздрогнул, но пуля уже шла к цели и проткнула бумажную мишень именно там, куда направил ее «Потапыч».

Потом Александр Владимирович снял с деревянного манекена и подарил Ростиславу бумажный лист с черной поясной фигурой, пробитой в середине головы, в левом плече и сбоку от него. В третий раз мальчик прицеливался сам и, конечно, промахнулся. Кроме того, Потапов разрешил Моржику взять на память три отстрелянные гильзы, а Людмила показала сыну, как в них свистеть.

Сопровождаемые таким молодецким посвистом, они отправились в кабинет старшего инструктора пить чай с сушками. Павличенко выложила на стол еще и кулек с шоколадными конфетами, и коробку папирос «Герцеговина-Флор», которую позаимствовала из отцовского наркомовского пайка. Потапов не употреблял спиртного, но любил сладкое, это все знали. Постоянно курить будущим снайперам «Потапыч» тоже не советовал, но сам баловался иногда дорогим высококачественным табаком.

С удовольствием вдыхая ароматный дымок, Александр Владимирович слушал рассказ Людмилы, которая разливала по чашкам крепкую заварку из фаянсового чайничка и потом добавляла кипяток. Она говорила, что учеба в университете скоро закончится, ей осталось написать дипломную работу и сдать государственные экзамены по марксизму-ленинизму, истории Украины и России. Затем ома получит распределение на работу и скорее всего станет учительницей в школе, будет преподавать историю. Она влюблена в свой предмет и постарается заинтересовать им учащихся.

— А пока мама едет в Одессу, — важно вмешался в разговор взрослых Моржик, играя с гильзами на столе.

— В Одессу? — переспросил Потапов. — На Южный фронт, значит?

— На фронт? — она взглянула на учителя удивленно.

— Есть у меня племянник, — сказал старший инструктор задумчиво. — Он служит в штабе 25-й Чапаевской стрелковой дивизии, который располагается в городе Болград, недалеко от реки Прут… Три дня назад приезжал в

Киев в командировку и жаловался, что румыны и немцы совсем обнаглели. Их «мессершмитты» и «юнкерсы» летают прямо над нашей границей. За рекой, бывает, видны большие скопления передвигающихся войск, танки и артиллерийские парки.

— Может быть, они маневры проводят? — поделилась предположением Павличенко.

— Больше похоже на подготовку к наступлению.

— Наступать-то им куда?

— Только в нашу сторону, Людмила, — грустно улыбнулся Потапов.

— Вы говорите о войне?

— Я говорю о том, что наше отечество в большой опасности.

— Что же делать, Александр Владимирович?

— Ну, ты — человек обученный. Место в строю найдешь, коли того захочешь. Я — тоже, если по возрасту подойду. Остальные… Об остальных речь вести не хочу. Вспоминать Первую мировую, где пробыл от звонка до звонка, мне тяжело…