Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Твен Марк. Страница 33

— По моему мнению, Бэк, этот старик был трусом и подлецом!

— А по-моему, вовсе нет! То есть даже ни малейшей капельки! Между Шефердсонами не найдется ни единого негодяя и труса, точно так же, как и между Гренжерфордами. Этому старику пришлось раз как-то драться целых полчаса с тремя Гренжерфорда ми, и он вышел победителем. Все они были верхами, но он соскочил с лошади, прислонился к небольшому штабелю бревен и поставил лошадь перед собою, что бы прикрываться от пуль. Гренжерфорды не хотели слезать с коней и гарцевали вокруг старика, постреливая в него, а он палил в них. Он и его лошадь вернулись в довольно-таки поврежденном состоянии, но зато Гренжерфордов пришлось отнести домой. Один из них оказался убитым, а другой умер на следующий день. Нет, сударь! Если кому-нибудь придет охота разыскивать трусов и негодяев, я не советовал бы ему терять попусту время у Шефердсонов, так как они не воспитывают у себя такой народ.

На следующее воскресенье мы отправились в цер ковь, находившуюся в трех милях от нас. Все ехали верхом. Мужчины, в том числе также и Бэк, имели при себе ружья и держали их в церкви у себя между колен или же прислонив к стене. Шефердсоны были тоже вооружены. Пастор произнес самую подходящую к данному случаю проповедь о братской любви и всепрощении. Все наши нашли проповедь очень хорошей и обсуждали ее на обратном пути, причем у каждого нашлось сказать очень многое о вере, добрых делах, благодати, предопределении и т. п., так что мне, кажется, еще никогда не случалось переживать такого чопорно-благочестивого воскресенья.

Приблизительно через час после обеда решительно все у нас дремали — кто в кресле, а кто у себя в комнате, — так что мне сделалось порядком-таки скучно. Бэк и одна из собак растянулись на траве и, греясь на солнышке, спали глубоким сном. Я ушел наверх, намереваясь тоже немного вздремнуть, но увидел, что очаровательная мисс София стоит у дверей своей спальни, находившейся рядом с нашей. Она позвала меня в свою комнату, за перла потихоньку двери и спросила, люблю ли я ее? Я отвечал, что люблю. Тогда она осведомилась, со гласен ли я буду исполнить ее просьбу и никому про это не рассказывать? Я изъявил полнейшую готовность поступить таким образом. Мисс София объяснила мне тогда, что забыла в церкви свое Евангелие; оно лежит там на скамье, между двумя другими книжками. Нельзя ли будет мне потихоньку туда сходить, принести ей Евангелие и никому не рассказывать про ее забывчивость? Изъявив полное согласие на все, я потихоньку вышел из дому и отправился гулять вдоль по дороге. Войдя в церковь, я не нашел там никого, за исключением двух свиней. Дело в том, что церковные двери у нас не запирались, а свиньи чувствуют в летнее время пристрастие к полу, устланному каменными плитами, так как на нем лежать прохладнее.

Заметьте себе, что большинство людей идет в церковь по принуждению, тогда как свиньи делают это по своей охоте.

Мне пришло в голову, что со стороны молоденькой девушки не совсем естественно так беспокоиться из-за Евангелия. Поэтому я встряхнул книжку, и из нее выпал маленький кусочек бумаги, на котором написано было карандашом: «половина третьего». Я переворачивал бумажку со всех сторон и тщательно пере смотрел все Евангелие, но ничего иного в нем не нашел.

Не усматривая ничего подозрительного в заметке карандашом, я положил бумажку опять в книгу, вернулся домой и, поднявшись на верхний этаж, встретил мисс Софию, поджидавшую меня в дверях своей комнаты. Втащив меня туда, она заперла двери, осмотрела Евангелие, вынула оттуда бумажку и, прочитав то, что там было написано, видимо обрадовалась. Прежде чем я успел опомниться, она схватила меня в свои объятия, прижала к груди и назвала милейшим мальчиком на всем свете. Вместе с тем она просила меня никому не рассказывать про эту историю. На минуту лицо ее покрылось густым румянцем, глаза вспыхнули ярким огоньком, и она стала как будто еще очаровательнее. Меня это до чрезвычайности удивило, но, придя немножко в себя, я спросил: «О чем же, собственно, написано было на бумажке?» Мисс София в ответ на это осведомилась, прочел ли я, что там написано. Я возразил: «Нет! не прочел!..» Она спросила меня тогда, умею ли я читать писанное, а я ответил, что разбираю лишь крупный почерк. Тогда она сказала, что бумажка служит просто-напросто за кладкой и что я могу теперь идти куда мне угодно и заняться игрою.

Я направился к реке, обдумывая все это, но вскоре заметил, что следом за мною идет приставленный ко мне негр. Убедившись, что нас из окон дома уже нельзя увидеть, он на мгновение остановился, огляделся кругом, а затем подбежал ко мне и сказал:

— Господин Джордж! Если вы пойдете со мной до болота, то я покажу вам целую уйму водяных мокасинов!

Меня это очень заинтересовало, так как я вспомнил, что он говорил то же самое вчера. Ему, без сомнения, следовало бы знать, что моя любовь к водяным мокасинам не простирается до готовности тащиться за ними черт знает куда. Быть может, однако, что у него имелся какой-нибудь другой умысел. Ввиду этих соображений я сказал:

— Ладно! Беги вперед!

Пройдя приблизительно полмили, я дошел до болота и брел там по щиколотку в воде еще приблизительно с полмили. Затем мы выбрались на сухое место, представлявшее собою что-то вроде небольшого островка, поросшего деревьями и виноградными лозами. Тогда негр сказал:

— Идите все прямо, господин Джордж! Вам надо пройти всего несколько шагов. Я видел мокасины уже раньше, так что меня лично теперь они вовсе не интересуют.

С этими словами он прошел мимо и вскоре скрылся между деревьями. Побродив некоторое время по островку, я добрался до маленькой прогалинки, вели чиной приблизительно с нашу спальню. В этой прогалинке, сплошь увитой виноградными лозами, я на шел спящего человека и, к величайшему своему изумлению, узнал в нем Джима.

Я разбудил его, рассчитывая, что он очень удивится, свидевшись со мной, но не тут-то было: он чуть не расплакался от радости, но нисколько не изумился. Джим рассказывал, что плыл ночью позади меня и слышал, как я его звал по имени, но не считал нужным отвечать, так как вовсе не желал, чтобы кто-нибудь подобрал его и снова обратил в раба. Он добавил:

— Я немного ушибся и не мог скоро плыть, а потому порядком отстал от вас, особенно же под конец. Когда вы выбрались на берег, я рассчитывал, что нагоню вас, и собирался уже вас окликнуть, но, увидев дом, сейчас же принялся идти немножко по тише. Я был слишком далеко, а потому не мог слышать, что они вам говорили, главным образом по тому, что боялся собак. Когда все успокоилось, я убедился, что вы нашли себе приют в доме, и ушел в лес обождать, пока рассветет. Рано утром мне уда лось встретиться с несколькими неграми, шедшими на полевые работы. Они взяли меня с собою и по казали это место, где собаки не могут меня выследить по воде. Они приносят сюда каждое утро что-нибудь съестное и рассказывают про ваше житье-бытье.

— Отчего же ты не велел Джеку привести меня сюда раньше?

— Незачем было тревожить вас, Гек, до тех пор, пока нам нельзя было ни за что приняться, но теперь все благополучно устроилось. Я мало-помалу закупил, по случаю, достаточный запас провизии и занимался починкою плота по ночам, когда…

— Про какой плот говоришь ты, Джим?

— Про наш старый плот.

— Да разве его не разнесло тогда в щепки?

— В том-то и дело, что нет! Его немного порастрепало, особенно с одного конца, но это большого вреда не причинило. Жаль только, что почти все наши пожитки пропали без вести. Если бы мы не нырнули так глубоко и не уплыли в такую даль под водою, — если бы ночь оказалась не такою темною, и мы не были бы до такой степени напуганы, то, пожалуй, мы не вышли бы на поверку такими болванами и увидели бы, что наш плот еще кое на что пригоден. Впрочем, пожалуй, хорошо, что мы тогда его не увидели. По крайней мере, теперь он опять починен и стал лучше нового. Вместо пропавших у нас вещей я потихоньку обзавелся опять всем необходимым.

— Как же ты раздобыл плот, Джим? Неужели опять поймал?