Душитель из Пентекост-элли - Перри Энн. Страница 70
– Зачем? Теперь в этом не обвинишь Костигана, – заметил Питт. – Из всех, кого можно подозревать, он единственный, кто действительно не имеет отношения к смерти Норы Гаф.
– Садитесь, прошу вас! – Фитцджеймс резким, рубящим воздух жестом руки пригласил полицейского сесть, сам же, однако, остался стоять спиной к пустому камину, заложив руки за спину. – Я не могу понять причины этого нового преступления. Возможно, целью является дискредитировать полицию, выставить всех вас дураками?
– Кому придет в голову убивать женщин лишь ради того, чтобы выставить в дурацком свете полицию? – отверг такое предположение Томас, продолжая стоять. – В убийстве Норы Гаф есть личные мотивы, очень личные. Ногти на ее руках и ногах были сорваны и сломаны, мистер Фитцджеймс. А это причиняет мучительную, нестерпимую боль. Это своего рода пытка. – Он сделал вид, что не замечает гримасы отвращения на лице собеседника. – Это было сделано после того, как убийца привязал девушку чулком к кровати. Затем она была облита водой, ее ботинки привязаны один к другому, а на руку ей натянули подвязку для чулок. Такое можно сделать лишь в приступе яростного гнева и бушующих в человеке нездоровых страстей, а не по каким-то там второстепенным причинам, как, например, выставить кого-то дураком.
Лицо Огастеса побледнело, а потом стало и вовсе серым, узкие губы сжались, и он словно постарел лет на десять.
– Я согласен с вами, суперинтендант, это надругательство, – согласился он. – Цивилизованный человек не может вести себя так. Вам предстоит искать зверя, в котором нет ничего человеческого. Я сожалею, что не могу помочь вам больше, чем это в моих силах, да и смыслю я в вашем деле очень мало. Надеюсь, сейчас вы ничего не обнаружили, что принадлежало бы моему сыну? – В его голосе звучала уверенность. Это был риторический вопрос, не требовавший ответа.
– Мне очень жаль, мистер Фитцджеймс, но я нашел вот это. – Питт вытащил из кармана носовой платок с монограммой и поднял его в руках, давая Огастесу возможность хорошо его разглядеть.
Какое-то мгновение полицейский опасался, что хозяин дома упадет в обморок. Старый джентльмен качнулся, когда невольно протянул руку к платку, и ради равновесия вытянул вперед также и вторую руку. Однако до платка он все же не дотронулся.
– Я… я различаю инициалы, суперинтендант, – сдавленным голосом произнес он. – Они необычны. Но это не означает, что мой сын оставил его там. Я надеюсь, вы не хуже моего понимаете это? – Впервые в голосе Огастеса не было угрозы, а были, скорее, мольба и недоверие, стремление любыми средствами отвести катастрофу, угрожающе нависшую над благополучием его семьи.
Питт, несмотря на свою явную неприязнь к этому человеку, теперь невольно почувствовал жалость к нему. Ему самому хотелось бы быть более уверенным в своих подозрениях.
– Я знаю это, мистер Фитцджеймс, – тихо сказал он. – Вся трудность в том, как найти того, кто снова подбросил на место преступления вещь вашего сына. Так было в случае с убийством Ады Маккинли и вот теперь… Надо узнать, зачем это делается. Боюсь, придется попристальнее приглядеться к тем, кто числится в ваших недругах. Бесспорно, ваш сын выбран жертвой не случайно.
Огастес шумно вздохнул.
– Хорошо, если вы так считаете, суперинтендант. – Его глаза сузились. – Могу я вас спросить, как вам удалось найти улики против Альберта Костигана, который, как теперь полагают, не был виноват? Я… я не собираюсь критиковать вас, мистер Питт, но эта трагедия является угрозой для моей семьи.
– Боюсь, вы правы, – согласился Томас, извлекая из кармана пуговицу.
Фитцджеймс взял ее и стал внимательно разглядывать.
– Обычная пуговица, – наконец сказал он, глядя на гостя. – Не думаю, чтобы у меня были такие, но, как я знаю, подобные пуговицы могут оказаться у доброго десятка мужчин. Это ничего не доказывает, разве что говорит о том, что человек, бывший там, отличался хорошим вкусом. – Лицо пожилого джентльмена стало жестким. – Или что у него хороший портной.
– Здесь тоже нашлись свидетели, – сказал полицейский, словно нанося последний удар. – Клиентом убитой девушки в тот вечер и тот час был молодой мужчина среднего роста, с густыми светлыми волосами, хорошо одетый.
Огастес не стал ни спорить, ни напоминать, сколько молодых людей могут отвечать этому описанию.
– Понимаю, – кивнул он. – Естественно, я уже спросил своего сына, где он был вчера в то время. Я полагаю, вы захотите услышать это от него самого?
– Да, если позволите.
Фитцджеймс позвонил и, когда появился дворецкий, велел ему позвать Финли.
Тот не заставил себя долго ждать. Он вошел, плотно закрыв за собой дверь. Молодой человек был одет по-домашнему, что свидетельствовало о том, что он уже успел переодеться, вернувшись из Министерства, если вообще там был. Он казался несколько напуганным, а лицо его было в красных пятнах, словно Финли много пил накануне и все еще был с похмелья. Он посмотрел на отца, а потом на Питта.
– Добрый день, мистер Фитцджеймс, – тихо сказал полицейский. – Сожалею, что потревожил вас, но, боюсь, мне необходимо спросить вас, где вы были вчера примерно между тремя и шестью часами пополудни.
– Что же, скажу. Только не на Мирдл-стрит. – Голос молодого человека прервался, словно он еще не решил, рассердиться ему, возмутиться и пожалеть самого себя или же воспринять все с бесшабашной легкостью, словно это его не касалось. Однако его страх давал себя знать.
– Где вы были? – повторил Томас.
– В три часа дня я был в министерстве, – вяло пробормотал Финли. – Примерно через полчаса или чуть позже ушел, чтобы пройтись по Гайд-парку. – Он вскинул подбородок и так прямо посмотрел гостю в глаза, что у того исчезли почти все сомнения в том, что Финли Фитцджеймс врет. – Я намеревался встретиться кое с кем по делам, но тот человек не пришел. Подождав немного, я пошел в ресторан, где поужинал, перед тем как отправиться в театр. Я и близко не подходил к кварталу Уайтчепел.
– Вы можете подкрепить ваши слова доказательствами, сэр? – спросил Питт, почти не сомневаясь, что Финли не сможет этого сделать. Если бы он мог, то Огастес еще в начале их разговора сказал бы об этом суперинтенданту, сделав это с особым злорадством, и на этом закончил бы разговор с ним, а не искал бы у него помощи. А страх в голосе старшего Фитцджеймса только подтверждал это.
– Нет, едва ли. Дело в том… что предполагаемая встреча была весьма деликатной. Мой друг попал в очень неприятную историю, – многословно попытался объяснить Финли. – Деньги и женщины, это так отвратительно! Я пытался помочь ему так, чтобы не пострадала чья-либо репутация. Поэтому мне не хотелось, чтобы меня видел кто-либо из моих знакомых. Я ни с кем не виделся, ни с кем не говорил, понимаете?
– Понятно. – Томасу было ясно, насколько бесполезно пытаться добиться от этого человека чего-либо вразумительного. – Это ваш носовой платок, мистер Фитцджеймс? – Он протянул Финли носовой платок, найденный под подушкой Норы Гаф.
Фицждеймс-младший даже не притронулся к нему.
– Возможно, – ответил он. – У меня полдюжины таких платков, как и у любого мужчины, полагаю.
– С монограммой «Ф.Ф.»?
– Нет… конечно, нет! Но… любой может… – Молодой человек судорожно глотнул воздух. – На платке можно вышить любые инициалы. Это не означает, что платок мой. Полагаю, вы нашли его рядом с новым трупом? Я так и думал. Прочел это на вашем лице. – Голос его звучал громче. – Я не убивал ее, суперинтендант! Я никогда не слышал о ней и никогда не был на Мирдл-стрит. Какой-то… маньяк… пытается уничтожить меня, и прежде чем вы меня спросите, я вам сам отвечу: я понятия не имею, кто это… сделал и почему! Я… – Он не закончил фразу. – Возможно, вам следует поинтересоваться друзьями Костигана. Кто-то пытается обвинить нас, мистер Питт. Пытается представить нас убийцами, а вас – некомпетентным полицейским… и, следовательно, косвенно тоже убийцей. – В глазах Финли вспыхнул вызов и некое торжество. – Я думаю, что в ваших, так же как и в моих, интересах узнать, кто он, и отдать его в руки правосудия. Если бы я мог помочь вам, то с удовольствием это сделал бы, но я просто не знаю как. Мне очень жаль.