Легенда об Уленшпигеле (с иллюстрациями) - Де Костер Шарль Теодор Анри. Страница 74
— Делай, как я, — шепнул Уленшпигель Ламме. И он закричал судовщику: — Если ты Стерке Пир, то я Тиль Уленшпигель. А это вот наши ослы Иеф и Ян, которые ревут по-ослиному лучше тебя, ибо это их природный язык. А на твою расхлябанную посудину мы не пойдём. Это старое корыто переворачивается от первой волны и плавает-то бочком, по-крабьи.
— Ну да, по-крабьи, ну да, — кричал Ламме.
— Ты что там ворчишь сквозь зубы, кусок сала! — крикнул судовщик Ламме.
Тут Ламме пришёл в ярость.
— Ты плохой христианин, коришь меня моей немощью, — кричал он, — но знай, что это сало — моё сало, от моего доброго питания. А ты, старый ржавый гвоздь, жил всю жизнь прокисшими селёдками, свечными фитилями и тресковой кожей, сколько можно судить по твоей худобе, которая видна сквозь дырки в твоих штанах.
— Ну и потасовка будет, — говорили прохожие, полные радостного любопытства.
— И-а, и-а, — кричали с барки.
Ламме хотел сойти с осла, набрать камней и швырять в судовщика.
— Камнями не бросай, — сказал Уленшпигель.
Судовщик что-то пошептал на ухо мальчику, который вместе с ним ревел по-ослиному. Тот отвязал от барки шлюпку и, умело орудуя багром, направился к берегу. Подъехав совсем близко, он гордо выпрямился и сказал:
— Мой хозяин спрашивает вас, решаетесь ли вы переехать на его судно и там померяться с ним силою в бою кулаками и ногами. А эти мужчины и женщины будут свидетелями.
— Мы готовы, — ответил Уленшпигель с достоинством.
— Мы принимаем бой, — гордо повторил Ламме.
Было время обеда. Рабочие с плотин и с верфей, мостовщики, женщины, принесшие горшки с едой для мужей, дети, пришедшие смотреть, как их отцы будут обедать бобами и варёным мясом, все смеялись и били в ладоши при мысли о предстоящем состязании, в приятной надежде, что тот или другой из борцов окажется с разбитой головой или, к общему удовольствию, свалится в реку.
— Сын мой, — сказал Ламме потихоньку, — бросит он нас в воду.
— А ты не давайся, — ответил Уленшпигель.
— Толстяк струсил, — говорили в толпе рабочих.
Ламме, всё ещё сидевший на своём осле, обернулся и бросил на них сердитый взгляд, но они смеялись над ним.
— Едем на барку, — сказал Ламме, — там видно будет, струсил ли я.
Ответом на эти слова был новый взрыв насмешек, и Уленшпигель сказал:
— Едем.
Они сошли со своих ослов и бросили поводья мальчику, который ласково потрепал серяков и повёл их туда, где виднелись колючки.
Уленшпигель взял багор, подождал, когда Ламме войдёт в шлюпку, направил её к барке и, вслед за пыхтящим, потным Ламме, влез по верёвке на палубу.
Ступив на палубу, Уленшпигель наклонился, как бы для того, чтобы завязать башмак, и прошептал при этом несколько слов судовщику, который весело посмотрел на Ламме. Но затем он осыпал его тысячами оскорблений, называя его бездельником, распухшим от позорного ожирения, тюремным завсегдатаем, pap-eter — объедала и так далее.
— Сколько бочек ворвани выйдет из тебя, рыба-кит, если тебе открыть жилу?
Вдруг Ламме, не говоря в ответ ни слова, бросился на него, как бешеный бык, и стал неистово колотить его, нанося удары со всех сторон и изо всех сил; очень больно он не мог сделать ему, так как из-за полноты был довольно слаб. Судовщик, делая вид, что сопротивляется, спокойно давал ему колотить, сколько угодно.
Уленшпигель же приговаривал при этом:
— Этот бродяга поставит нам выпивку.
И женщины, дети и рабочие, смотревшие с берега, говорили:
— Кто мог думать, что толстяк такой неистовый!
И они хлопали в ладоши, а Ламме наскакивал, как глухой, между тем как его противник старался только прикрыть своё лицо. Вдруг все увидели, что Ламме упирается коленом в грудь Стерке Пира, одной рукой схватил его за горло, а другую занёс для удара.
— Проси пощады, — яростно кричал он, — или ты пролетишь у меня сквозь клёпки твоего корыта.
Стерке Пир крикнул, чтобы показать, что он не может говорить, и знаком руки просил о пощаде.
И Ламме великодушно поднял врага. Тот поднялся и, повернувшись к зрителям спиной, высунул Уленшпигелю язык. Уленшпигель хохотал, как безумный, смотря, как Ламме, гордо потрясая пером своего берета, победоносно ходит взад и вперёд по палубе.
И женщины и мужчины, мальчики и девочки на берегу хлопали в ладоши изо всех сил и кричали:
— Слава победителю Стерке Пира! Это железный человек. Видели вы, как он лупил кулаками и как ударом головы опрокинул его на спину? Теперь они выпьют вместе, чтобы заключить мир. Стерке Пир уже полез в трюм и сейчас принесёт оттуда вино и колбасу.
И в самом деле, Стерке Пир принёс два стакана и большую кружку белого маасского вина, и Ламме заключил с ним мир. Ламме был в восторге от своей победы, от вина и колбасы и, указав на железную трубу на палубе, из которой валил густой чёрный дым, спросил Стерке Пира, какое это жаркое жарится в его трюме.
— Боевая закуска, — ответил тот со смехом.
Толпа рабочих, женщин и детей разошлась — кто по домам, кто на работу, и вскоре из уст в уста полетела молва, что тут ездит на осле один толстяк, в сопровождении маленького богомольца тоже на осле, и он сильнее Самсона, так что надо беречься, как бы не задеть его.
Ламме пил и победоносно смотрел на судовщика.
Вдруг тот сказал:
— Ваши ослы соскучились там на берегу.
И, подтянув барку к берегу, он вышел, взял одного осла за передние и за задние ноги и понёс его, — как спаситель нёс ягнёнка, — на палубу. То же сделал он, совершенно не запыхавшись, с другим ослом и тогда сказал:
— Выпьем.
Мальчик прыгнул на палубу.
И они выпили. Ламме был нем и никак не мог сообразить, он ли это, Ламме Гудзак из Дамме, победил этого силача. Он только украдкой и уж без победоносного вида посматривал на него, не без опасения, что тому вдруг придёт в голову взять и его, как осла, поднять этак и бросить в Маас, чтобы отомстить за поражение.
Но Стерке Пир весело угощал его, а Ламме оправился от своего страха и снова смотрел на него с горделивой самоуверенностью.
И Стерке Пир и Уленшпигель смеялись.
Между тем ослы, очень смущённые тем, что стоят на полу, который, однако, ничем не напоминает конюшни, опустили уши и от страха не могли пить. Тогда Стерке Пир принёс им два мешка с овсом, который был запасён у него для лошадей, тянущих барку, и который он купил, чтобы с него не содрали за корм погонщики.
Увидев торбы с овсом, ослы пробормотали молитву, тоскливо посмотрели на палубу и, от страха свалиться, не смели сделать ни шага вперёд.
— Теперь сойдём в кухню, — сказал судовщик Уленшпигелю и Ламме, — правда, боевую кухню, но ты, мой победитель, можешь спуститься туда без страха.
— Я не боюсь и иду за тобой, — сказал Ламме.
Мальчик стал у руля.
Сойдя вниз, они увидели везде мешки с зерном, бобами, горохом, свёклой и всякими овощами.
Затем судовщик открыл дверь в маленькую кузницу и сказал:
— Так как вы, смелые люди, знаете свист вольного жаворонка, воинственный крик петуха и рёв покорного, трудящегося осла, то я вам покажу мою боевую кухню. Такая маленькая кузница имеется почти на всех судах, плавающих по Маасу. Она никому не внушает подозрений, так как нужна для починок на барке. Но не на всех судах есть такие прекрасные овощи, какие припасены у меня в трюме.
И, сдвинув несколько камней на полу трюма, он поднял половицу и вытащил оттуда связку мушкетных стволов, поднял её вверх, как пёрышко, уложил обратно и стал показывать им наконечники для копий и алебард, клинки мечей, пороховницы, сумки для пуль.
— Да здравствуют гёзы! — воскликнул он. — Вот бобы и подлива к ним. Приклады наши — бараньи бёдра, салат — наконечники для алебард, а эти стволы — бычьи рёбра для похлёбки освобождения. Да здравствуют гёзы! Куда доставить это продовольствие? — спросил он Уленшпигеля.
— В Нимвеген, где ты заберёшь ещё припасы — настоящие овощи, которые принесут тебе крестьяне в Этсене, Стефансверте и в Руремонде. И они будут свистеть вольными жаворонками, а ты им ответишь боевым петушиным криком. Ты зайдёшь к доктору Понтусу, который живёт под Ньюве-Ваалем, и скажешь ему, что приехал в город с овощами, но боишься жары. Пока крестьяне пойдут на рынок и будут там продавать свои овощи так дорого, что их никто не купит, он скажет, что? тебе делать с твоим оружием. Я всё же думаю, что он прикажет тебе, несмотря на опасность, спуститься по Ваалю, Маасу и Рейну и там выменять овощи на сети, чтобы иметь случай теснее связаться с гарлингенскими рыбачьими судами, на которых много моряков, знающих пение жаворонка; дальше придётся плыть вдоль берега у отмелей, пока доберёшься до залива Лауэрзее, и здесь выменять сети на железо и свинец, переодеть твоих крестьян в другую одежду, чтобы они казались уроженцами островов Маркена, Флиланда, Амеланда, ловить у берегов рыбу и солить её впрок, но не продавать, ибо «для выпивки — свежее, для войны — солёное» — старое правило.