Записки следователя (илл. В.Кулькова) - Бодунов Иван Васильевич. Страница 58

Вот именно с этих совершенно, казалось ему, бесспорных мыслей и начал Климов, рабочий литографии в пригороде под Петроградом, свой удивительный путь.

Была в небольшом поселке километрах в тридцати от Петрограда маленькая литография. Существовала она давно, и, хотя работало в ней всего только человек пятьдесят, литография была издавна известна и в Петербурге, и в других городах страны. Так уже сложилось, что работали в этой литографии в течение многих лет замечательные литографы, которых высоко ценили художники, зная, что ни одна линия рисунка не будет изуродована и омертвлена руками этих подлинных мастеров своего дела. Литографирование — это ремесло, которому можно выучить каждого, но есть степень умения, достигнув которой литограф становится художником, а работа его — искусством.

В 20-х годах в литографии оставался только один знаменитый мастер — Федор Сергеевич Тихонов. К нему наезжали художники из Петрограда и из Москвы и только ему доверяли перенести на литографский камень свои рисунки. Подолгу сиживали они в маленьком его домике, пили чашку за чашкой чай и разговаривали о секретах рисунка, о неповторимых приемах графики и о литографии, которая и ремесло и искусство.

Знаменитый этот литограф был человек невысокого роста, худенький и незаметный, носил он много лет один и тот же потертый пиджак с аккуратно залатанными локтями. Только глаза у него были необыкновенные, светлые, ясные и восторженные. Он всегда был готов каждого, кто захочет, обучить своему мастерству. И все же искал он не случайного любознательного паренька, который с интересом выслушает его, а потом забудет все сказанное. Искал он того единственного ученика, который станет его наследником, который отдаст жизнь любимому делу своего учителя, преумножит и разовьет его удивительное умение. Литограф был уже стар и боялся не смерти, а того, что вместе с ним умрет его мастерство, будут потеряны найденные им тонкие и неповторимые приемы.

И вот присмотрел он молодого рабочего Володю Климова, парня лет девятнадцати или двадцати, умного и веселого. Стал поручать ему все более сложные работы и сдержанно иногда похваливал паренька, а сам удивлялся и радовался, видя, какие быстрые успехи делает Володя, какими точными становятся у него глаз и рука.

Был Климов сиротой, и стал старик приглашать Володю к себе домой и за чашкою чая рассказывал о стиле разных художников, о том, как по характеру линии знающий человек, не поглядев на подпись, назовет автора, о том, как литограф обязан сберечь и передать манеру создателя рисунка. Володя слушал, схватывал очень быстро и скоро уже высказывал мысли, которые позволяли старику надеяться, что наконец он нашел себе настоящего ученика. Стали Володю ценить в литографии, стал он зарабатывать лучше, чем раньше, стал одеваться наряднее и с каждой получки покупал себе то узенькие короткие брюки, то ботинки с узкими носками, то нарядные гетры, такие же точно, как те, которые носил приезжавший из Петрограда инженер. И, глядя на единственный костюм старого литографа, на вытертые до блеска лацканы его пиджака и аккуратно залатанные локти, думал Володя о том, что если и стоит чему-нибудь учиться у старика, то только умению работать, потому что хорошему мастеру и платят хорошо. А уж умению жить пусть старик у него, у Володи, поучится. Ведь подумать только: старик зарабатывает так, что мог бы десять костюмов сшить, а деньги тратит на редкие литографии, которые выискивает у букинистов и коллекционеров!

Этими мыслями Володя со своим учителем не делился, и старик продолжал думать, что нашел наконец паренька, преданного искусству.

Очень скоро Володя Климов был одет с ног до головы по тогдашней моде и все реже и реже стал посещать по вечерам старика, потому что увлекся танцами. И казалось ему, когда он танцевал где-нибудь в рабочем кл' 5е, одетый во все новенькое и модное, что девушки смотрят на него с восхищением, а парни завидуют и, может быть, даже думают, что каким-то чудом к ним в рабочий клуб занесло какого-то шикарного иностранца.

Потанцевать было где. Рабочие клубы заняли роскошные особняки бежавших за границу капиталистов. Если не было танцев в пригороде, где жил Климов, всегда можно было поехать в Петроград. Не в одном клубе, так в другом танцевали каждый вечер. Можно было упрекнуть рабочего паренька в излишнем увлечении танцами, но мало ли чем люди в молодости увлекаются. Проходит время, человек становится серьезней, начинает заниматься делом, и часто из него получается очень серьезный работник. Так что в этом ничего плохого не было.

Часто Климов ездил на Выборгскую сторону, в Дом культуры, помещавшийся в особняке когда-то знаменитого бакинского нефтяника Нобеля.

В рабочих клубах нэпманы и их дети не бывали. На танцы они ездили в дорогие рестораны или в игорные клубы. Рабочий клуб заполняли люди бедные: рабочие, служащие, студенты. Они очень хотели выглядеть совершенно так же, как те, настоящие богачи, которые, в свою очередь, хотели выглядеть так же, как богачи заграничные.

В клубы приходили молодые люди, одетые почти так, как дети владельца магазина на Невском или дети владельца концессионной фабрики. Почти, но все-таки не совсем так. Материал костюмов был подешевле и мялся, вместо духов девушки душились дешевым одеколоном и пудрились дешевой пудрой. Молодые люди были совсем похожи на богатых молодых людей, а все-таки чем-то неуловимым были и не похожи. Опытный глаз сразу мог определить, действительно ли это веселящаяся богатая золотая молодежь или эти юноши только хотят на нее походить.

Впрочем, пока сравнивать было не с кем. Климову казалось, что его не отличить от настоящего богача и даже, чем черт не шутит, от какого-нибудь молодого Рокфеллера или Моргана.

Вот в клубе на Выборгской стороне Климов и познакомился со студентом Медицинского института Ладыгой и его приятельницами, тоже студентками-медичками Михайловой и Мещаниновой.

Девушки курили, что было очень элегантно, сильно красились, что тоже очень нравилось Климову, и танцевали с ничего не выражающими, брезгливо-равнодушными лицами. И это тоже, конечно, было очень шикарно и напоминало заграницу.

Климову нравилось, что новые его знакомые — студенты, и он думал, что если уж они ходят сюда танцевать, то, наверно, здесь на самом деле место очень шикарное.

Так он думал до тех пор, пока однажды, когда девушки пошли в туалет напудриться и намазать губы, у него не произошел разговор с Ладыгой, очень Климова огорчивший.

Начинается с меховых шуб

— Шикарное здесь все-таки место,- сказал Климов.

— Здесь? — спросил Ладыга и пожал плечами, давая понять, что разные могут быть точки зрения на вещи, но у него, у Ладыги, точка зрения твердо установившаяся.- Когда денег нет, можно и сюда сходить.

Климов понял, что он свалял дурака. Это, конечно, для него, бедного рабочего загородной литографии, шик, а настоящие люди ходят сюда только в периоды временного безденежья.

В это время вернулись припудренные, заново намазанные девушки.

— Володя говорит, что здесь шикарное место,- сказал Ладыга.

— Здесь? — удивленно спросила Мещанинова.

И Климов покраснел, поняв, что сказал ужасную глупость.

— Сколько надо нам четверым, чтоб повеселиться в настоящем месте? — спросил он.

— На вечер рублей тридцать хватит,- сказала Мещанинова.

— Завтра поедем. У меня получка.

На следующий день они вчетвером сидели за столиком в ресторане «Квисисана». Вот уж где был действительно шик! Такого Климов даже представить себе не мог. На каждом столике стояла лампа с абажуром, крахмальные скатерти, крахмальные салфетки пирамидками, и на них можно было даже разобрать царскую монограмму. Недавно была распродажа бельевых Зимнего дворца, и многие рестораны обновили свои запасы. А какая посуда, какой хрусталь!

В ресторане было полутемно. На маленькой эстраде расположился настоящий джаз, как где-нибудь в Америке или в Париже. Ударник тихо:отбивал на немыслимых инструментах неслыханные ритмы. В ресторане горели только настольные лампы, отдельная лампа на каждом столике, а во время танца по стенам и потолку бегали лучики, быстрые тонкие лучики, создававшие настроение, как объяснила Мещанинова.