Алиби - Пеев Димитр. Страница 10

— Ты понял, Ради, что случилось? – спросил Влахов, повернувшись к заднему окошку кабины.

— Да, темное дело... Перерезал вены.

За всю дорогу они не проронили больше ни слова.

Автофургон остановился перед деревянным забором, на маленькой улочке окраинного квартала Лозенец. Здесь почти все дома, стоявшие посреди небольших зеленых двориков, были огорожены такими же заборами. Подошел милиционер и повел Влахова и Пенчева по выложенной плитками дорожке к дому.

— Входите, труп в этой комнате, — сказал он, уступая им дорогу.

Бледное, как полотно, лицо милиционера было покрыто мелкими капельками пота. Картина, должно быть, жуткая.

Да, она, действительно, была страшной.

Большое красное пятно на стене. Пропитанное кровью одеяло. На нем — рука с перерезанными венами. На полу — лужа густой свернувшейся крови.

Влахов вгляделся в мраморно-белое лицо с заострившимися чертами, лишь отдаленно напоминавшими найденный у Якимовой портрет.

Значит, это он, Слави Каменов! Его разыскивали по всей стране, а он спрятался здесь, в маленьком домике в Лозенце. Так и не набрался смелости явиться в милицию. Промучился эти три дня, с воскресного вечера, пока нервы не выдержали, пока не пришел к решению перерезать себе вены. Сам вынес себе приговор. И сам исполнил его. Теперь остались только формальности.

— Начнем? — спросил Пенчев. Он уже внес свой багаж и прилаживал фотоаппарат.

— Сейчас, погоди.

Майор Влахов наклонился над трупом. Каменов лежал на спине, до подбородка накрытый одеялом. Он был в нижнем белье — виднелась белая майка. Левая рука лежала на животе, правая свисала с постели, касаясь пола. Рядом валялась окровавленная бритва, которой он перерезал себе вены.

Пока Пенчев фотографировал, Влахов осмотрел комнату. Чисто, скромно. Судя по всему, здесь жили дети. Труп Каменова лежал на старенькой кушетке. В противоположном углу стояла детская кроватка. У окон — два ученических стола. На одном блестел новенький глобус и лежали стопки новых тетрадей и учебников. На стене, приколотые кнопками, висели пожелтевшее прошлогоднее расписание уроков и детский рисунок — бурное темно-синее море с маленьким, скачущим по волнам парусником. Старый двустворчатый гардероб и стулья дополняли меблировку. На одном из стульев были заботливо повешены мужской пиджак и брюки — вероятно, костюм Каменова. В его карманах Влахов нашел связку ключей, носовой платок, мелочь, автоматический карандаш и ручку, паспорт Каменова, несколько судебных повесток, сберегательную книжку, кожаный бумажник с 276 левами.

С улицы донесся шум автомобиля — прибыла санитарная машина. В комнату вошли врач судебно-медицинской экспертизы и участковый уполномоченный милиции. Он козырнул и спросил:

— Труп можно убрать?

Влахов взглянул на Пенчева. Тот сидел на корточках перед кушеткой и сосредоточенно рассматривал бритву. Потом завернул ее осторожно в платок и поднялся.

— Вы меня ждете? Труп можете уносить. — Подойдя к Влахову, он сказал: — Картина ясна, как белый день. Самоубийство.

Да, случай, действительно, был ясен. Каменов покончил с собой. Его смерть разрешала все загадки, связанные с убийством. Сначала он хотел спрятаться, даже попытался бежать за границу, но понял, как трудно осуществить этот план. Угрызения совести становились все мучительнее. Он видел себя осужденным на много лет тюрьмы, может быть, даже на смерть. И решил одним взмахом бритвы положить конец всему.

Пришли санитары, накрыли труп большой простыней, засуетились около кушетки.

Влахов взял под руку участкового и вывел его во двор.

— Чей это дом? Где хозяева?

— Хозяин дома — Гаврил Лютичев. Он работает токарем на заводе имени Шестого сентября. Здесь живет уже много лет с семьей – женой и двумя детьми. Я его хорошо знаю. Активист.

— Как же он в таком случае мог приютить преступника, убийцу?

— Не знаю. Гаврил отличный человек. Член партии. Сегодня рано утром прибежал к нам, желто-зеленый, запыхался. Кричит: «Бегите скорее, человек покончил с собой!»

— А где он сейчас, где все домашние?

— Он на кухне. С ним старшина Георгиев из нашего управления. Жены с детьми нет — они в деревне.

— Пойдем к нему.

В кухне молча сидели двое мужчин. Когда Влахов с участковым вошли, старшина вскочил, козырнул. Поднялся и Лютичев.

— Гаврил, это товарищ из уголовного розыска. Он хочет поговорить с тобой. Гошо, — обернулся участковый к старшине, — выйдем!

Влахов взглянул Лютичеву прямо в глаза, строго и сосредоточенно.

Открытое, мясистое, опушенное бородой лицо. Этот человек выглядел честным и прямодушным добряком.

Лютичев не отвел глаз, выдержал взгляд Влахова, видно, не чувствовал себя виноватым ни в чем. Но он был потрясен случившимся.

— Ну, как же это произошло? Расскажите, — попросил Влахов.

Лютичев пригладил коротко остриженные, торчащие ежиком черные волосы, вздохнул и зашептал, словно находился в комнате мертвого:

— Мы знакомы со Слави Каменовым давно, с детства. Мы с ним земляки, к тому же он приходится мне чем-то вроде кума. Был моим свидетелем на свадьбе.

— Значит, вы старые друзья?

— Ну, друзьями мы не были... Он адвокат, а я рабочий человек... Но мы любили друг друга. Время от времени встречались. Он приходил ко мне в гости.

— И в этот раз он был у вас в гостях? – спросил Влахов.

— Нет, какие там гости! В понедельник, под вечер, пришел ко мне, усталый, еле на ногах держится. Я только что пришел с работы, резал помидоры к ужину... Я ведь сейчас один. Обрадовался ему — поедим вместе, думаю. Он сказал мне, что к нему приехала из Лома сестра с мужем и ребенком. В гостиницах места не нашли, вот и устроились у него. Он им сказал, что пока переселится к приятелю. Вспомнил обо мне. А я как раз отправил своих в деревню, к тестю. Вот и устроил его в детской, на кровати сына...

Лицо Лютичева омрачилось, и он замолчал.

— Значит, Каменов жил у вас с понедельника. А что он делал все это время?

— Откуда мне знать? Наверно, ходил на работу — в суд, в юридическую консультацию... Я ухожу рано, возвращаюсь поздно. Дал ему ключ. Когда он пришел, я подумал: будет с кем коротать вечера. Но он сидел все время, как в воду опущенный. К еде не притронулся, сказал, что уже ужинал. И во вторник то же самое. Ну, а вчера вечером он был совсем другим.

— Каким же он был вчера?

— Ну... как сказать... На себя стал похож. Веселым не был, но... не таким, как в предыдущие дни. Мы вместе поужинали, выпили по рюмке водки. Он сказал мне, что назавтра уйдет. Сестра, мол, уезжает. Мог ли я подумать, что он уйдет таким образом!

— А о Стефке вы не говорили?

— О какой Стефке?

— Как, он ничего не сказал вам о Стефке, своей невесте?

— Нет, ничего. Не думаю, что Слави скрыл бы от меня, что у него есть невеста. Я даже подтрунивал над ним, что, мол, останешься старым холостяком. Но он только вздохнул. «Я никогда не женюсь, Гаро», — так называют меня мои приятели — и больше ничего.

— И больше ничего? — резко спросил Влахов.

Лютичев удивленно взглянул на него.

— Так вы не знали, что укрываете убийцу?

— Кто? какого убийцу?

— Каменов убил свою приятельницу Стефку Якимову.

— Этого не может быть! Вы ошибаетесь.

— Не будем спорить. А сейчас вы пойдете в управление.

— Куда? — смутился Лютичев. — Зачем?.. Не могу я сейчас. Мне надо идти на работу. И так опоздал. Если хотите еще о чем-нибудь спросить меня — спрашивайте. Или после работы. Я не сбегу.

— Товарищ старший лейтенант, — громко позвал Влахов. На кухню вошли участковый и старшина. — Поговорите с товарищем. Не хочет идти в управление дать свои показания.

— Я не отказывался давать показания, — твердо заявил Лютичев. — Я только сказал, что тороплюсь на работу. Ребята меня ждут, без меня не могут начать.

— Ладно, Гаврил, не спорь попусту, — поторопил его участковый. — Товарищ просит тебя дойти до нашего управления. Напишешь, что знаешь, и — свободен.