Автобиография - Фергюсон Алекс. Страница 32

Далее, конечно, следует рассказать о еще одной моей большой страсти, еще одной моей отдушине – лошадях и скачках. Как-то раз Мартин Эдвардс, тогда председатель совета директоров клуба, позвонил и сказал, что мне следует взять выходной.

– Нет, я в порядке, – ответил я.

Хотя это было как раз в те дни, когда Кэти мне повторяла: «Ты загонишь себя до смерти». Каждую минуту думая о футболе, после работы я сидел дома на телефоне до девяти часов вечера.

Я купил своего первого скакуна в 1996 году. В нашу тридцатую годовщину свадьбы мы отправились в Челтнем, где я познакомился с удивительным человеком – ирландским тренером лошадей Джоном Мулерном. Мы вместе позавтракали, после чего потом еще и поужинали в Лондоне, и вскоре я уже спрашивал Кэти: «Что ты скажешь, если мы купим лошадь? Думаю, это поможет мне отвлечься от работы».

– И откуда только у тебя это желание? – спросила она. – Алекс, проблема только в том, что в скором времени ты захочешь скупить всех скакунов в мире.

Но лошади действительно стали для меня настоящей отдушиной: вместо того чтобы чахнуть в офисе или тратить время на бесконечные телефонные переговоры дома, я стал переключать свои мысли на скачки. И с головой погрузился в это хобби, которое позволило мне отвлечься от суровых футбольных будней и помогло избавиться от одержимости своей работой. С гордостью вспоминаю две победы в скачках первой категории своего скакуна по прозвищу Что-за-друг; это были гонки «Лексус Чейз» и «Эйнтри Боул». За день до победы в «Эйнтри Боул» нас выбила из Лиги чемпионов мюнхенская «Бавария», и чувствовал я себя просто паршиво. А уже на следующий день мой скакун выиграл для меня гонку первой категории в Ливерпуле.

Своего первого скакуна я назвал Куинслэнд Стар в честь корабля, на строительстве которого работал мой дед. Мне рассказывали про владельцев, чьи лошади никогда не побеждали на скачках. У меня же что-то в районе 60 или 70 побед, и сейчас я частично или полностью владею примерно тридцатью скакунами. Обожаю синдикат «Хайклер», чей директор Гарри Герберт – просто замечательный человек и отличный управленец. С ним я всегда в курсе того, что происходит с моими лошадьми, получая достоверную информацию каждый день.

Скала Гибралтара был поразительным скакуном, первым в Северном полушарии выигравшим семь подряд скачек первой категории, побив тем самым рекорд Мельничного Рифа. По соглашению с ирландским конным заводом «Кулмор Стад» он участвовал в гонках под моими цветами. Я думал, что владею половиной прав на лошадь, тогда как они считали, что мне полагается половина призовых денег. Мы урегулировали этот конфликт, согласившись, что имело место простое недопонимание с обеих сторон.

Разумеется, мое страстное увлечение скачками теоретически могло вызвать недовольство владельцев клуба, но когда на ежегодном собрании акционеров один из его участников начал настаивать на моей отставке, я был удивлен. Должен сказать, это мое хобби ни при каких условиях не могло повлиять на мою работу в качестве тренера «Манчестер Юнайтед». Впрочем, мой прекрасный семейный юрист Лес Дальгарно уладил этот вопрос. Этот случай нисколько не поколебал мою любовь к скачкам, и я остался в хороших отношениях с Джоном Манье, главой конного завода «Кулмор Стад».

Скачки вместе с чтением книг и коллекционированием вина научили меня переключать свое внимание с рабочих вопросов. Винами я заинтересовался в 1997 году, когда осознал, что дошел до предела своих возможностей и что мне следует найти какое-то новое увлечение, которое поможет мне отвлекаться от мыслей о футболе. И изучение винного дела мне в этом поспособствовало. Я стал покупать вино вместе со своим соседом, большим любителем современного искусства Фрэнком Коэном. Когда однажды Фрэнк надолго уехал за границу, я начал делать покупки на свой страх и риск.

Не могу назвать себя большим знатоком вин, но и полным дилетантом себя не считаю: я знаю хорошие марки вин, знаю удачные урожаи, могу продегустировать вино и распознать его свойства.

В своих исследованиях я со временем посетил Бордо и Шампань, но в основном я расширял свой кругозор благодаря книгам и общению с продавцами и экспертами. Это было чрезвычайно увлекательно. Мне довелось ужинать с винным экспертом и ведущим на телевидении Озом Кларком, с продавцом вин Джоном Армитом: в винных барах «Корни энд Барроу» устраивают просто отличные обеды. Эти люди могли часами вести беседы о сортах винограда и урожаях, которые я даже и не надеялся поддержать, но и просто слушать их было чрезвычайно увлекательно. Возможно, мне следовало лучше узнать о винограде и его сортах, ведь в этом вся суть виноделия, но я больше пошел по практической части.

Когда осенью 2010 года меня спросили об отставке, я инстинктивно ответил: «Отставка – это для молодых людей, которым есть чем еще заниматься». Когда же тебе семьдесят лет, безделье быстро убивает тебя. Уходя в отставку, следует подготовиться и найти себе занятие вместо работы. Причем переключиться на него сразу же, на следующий день, а не спустя три месяца отпуска.

Когда ты молод, четырнадцатичасовой рабочий день – это суровая необходимость, ведь тебе надо проявить себя, а сделать это можно, только вкалывая до потери пульса. Тем самым ты вырабатываешь у себя правильную трудовую дисциплину. Если у тебя есть семья, это передается и им. Мои родители передали такое отношение мне, я научил этому своих собственных детей, и так далее. В юности ты закладываешь основы для жизни на склоне лет. С возрастом тебе приходиться учиться распределять энергию. Следует следить за собой и оставаться в форме, есть правильную и здоровую пищу. Я никогда не был большим любителем поспать, мне хватало пяти или шести часов, чтобы полноценно отдохнуть. Некоторые любят проснуться и поваляться в постели, я же так не могу. Открываю глаза и сразу поднимаюсь, готовый немедленно чем-то заняться. Не могу позволить себе лежать в кровати, предаваясь безделью и бесцельно убивая время.

Если ты проснулся – значит, ты выспался и тебе больше незачем спать. Я вставал в шесть, самое позднее – в шесть пятнадцать и к семи часам уже был на тренировочной базе, потому что мы жили в пятнадцати минутах от нее. Это вошло у меня в привычку, и этот распорядок никогда не менялся.

Я принадлежу к поколению детей войны. Если ты родился – значит, уже хорошо. Ты был в безопасности, мог ходить в библиотеки, плавать в бассейне, играть в футбол. Твои родители работали круглые сутки, и либо за тобой приглядывала бабушка, либо ты сам о себе заботился. Именно так все и было устроено. Моя мама любила говорить: «Вот тут фарш, вот тут картофель, тебе нужно лишь поставить все это на плиту в полпятого». И все будет готово. Я разводил огонь к их приходу с работы: мой отец возвращался без четверти шесть и садился уже за накрытый стол, после чего я прибирал за ним, выкидывал мусор. В этом и заключались мои домашние обязанности, которыми я занимался после школы. А свои уроки мы с братом делали позже, в районе семи часов вечера.

Это был простой режим дня, обусловленный отсутствием современных благ цивилизации.

Нынче же люди гораздо более изнеженны: они не работают на верфях или в шахтах, мало кто добывает себе на пропитание физическим трудом. Современное поколение отцов, включая моих собственных сыновей, делают для своих детей гораздо больше, чем сделал для них в свое время я.

Они гораздо чаще организуют всякие семейные мероприятия, типа выездов на природу с детьми. Лично я ни разу не устроил для своих детей пикник, я просто говорил им: «Мальчики, идите на улицу и поиграйте». Рядом с нашим домом в Абердине была школьная площадка, и мои пацаны со своими друзьями пропадали там целыми днями. Первый видеомагнитофон у нас появился в 1980 году, да и тот давал ужасное зернистое изображение. Благодаря прогрессу у нас теперь есть CD– и DVD-диски, и внуки на твоем домашнем компьютере могут собрать в футбольном симуляторе собственную команду.

Я мало занимался воспитанием собственных сыновей, эта обязанность легла на плечи моей жены Кэти. Она была для них прекрасной мамой. Кэти говорила мне: «Когда им стукнет по шестнадцать, они будут папиными сынками», и так оно и оказалось. Вырастая, они становились похожи на меня, сближались со мной, сохраняя при этом тесную дружбу между собой. Это сильно радовало меня, и Кэти повторяла: «Я же говорила тебе».