Боги богов - Рубанов Андрей Викторович. Страница 2

Конечно, он не был киборгом. Марат догадался сразу. Отличить живого человека от андроида, киборга, репликанта может любой. Достаточно внимательно понаблюдать хотя бы минуту. Секрет несложен: стандартный киборг, даже самый совершенный, не делает лишних движений. А человек — делает.

Кроме того, каждый подросток знает, что искусственные люди не могут жить без парфюмерии (эта необъяснимая особенность известна как «фактор одеколона» и уже двести лет служит для молодежи неиссякаемым источником шуток).

Конечно, Марат слышал про киборгов нестандартных, производимых мелкими сериями, по индивидуальным заказам. Как минимум в пяти обитаемых мирах технологии позволяли создавать механических людей, совершенно неотличимых от настоящих. У таких с лишними движениями было всё в порядке, а самые совершенные из них могли глубоко презирать дезодоранты и туалетные воды. Такие умели испражняться, рассказывать сальные анекдоты, соблазнять женщин, и если они выдирали волосы из ноздрей, у них непроизвольно слезились глаза. У них росли ногти, они заболевали гриппом и даже мастурбировали. Но эти уникальные монстры стоили бешеных денег, и, когда биоинженерия победила архаичные механические технологии, робототехника перестала развиваться. Зачем создавать электронного человека, если проще и дешевле вырастить клона?

Марат смотрел, как Жилец отряхивает с комбинезона лиловую пыль, и думал, что всё сходится.

Разумеется, он человек. Странные пропорции тела — оттого, что рос на планетах с разной силой тяготения. А сила огромна потому, что этот несуразный, страшный человек-тигр, наверное, действительно нашел Кабель.

Потом накатил очередной приступ апатии; Марат побрел к себе. Семьсот пятьдесят шагов на запад, еще сто сорок налево от третьего колодца — и вот его яма, обозначенная двумя овальными камнями и одним круглым. Тут надежно прикопан мешок с личными вещами, банка с белковым концентратом и арестантский клифт, он же куртка осужденного правонарушителя, он же одеяло, спасающее от холода, он же тент, спасающий от жары.

На душе было тяжело; замотал голову, зарылся, замер. Не всё ли равно, кто таков этот Жилец? Какая разница, откуда его сила? Может, он и в самом деле — киборг. Может, ему пересажены мышцы гиперборейского сайгака. Может, он сам родом с Гипербореи, а это очень серьезная планета, там сила тяжести втрое больше, чем здесь. Может, Жилец наглотался мощных стимуляторов. Может, он посланец Дальней Родни. А пусть бы даже нашел Кабель — что с того? Это не главное. Главное — пережить ночь, а завтра, может быть, щупальце киборга выдернет Марата из черной толпы — и осужденного повезут отбывать срок куда-нибудь на рудники, на болота, в раскаленные — или, наоборот, ледяные — пещеры или пустыни. На Патрию. На Сиберию. На Шамбалу.

Потом срок выйдет, и настанет время вернуться домой.

Девятый Марс вращался быстро, за три месяца Марат так и не смог привыкнуть к частой смене дня и ночи. Засыпал и просыпался на ходу. Или мучила головная боль, или накатывало глубокое безразличие к происходящему. Так устроена современная система наказания: на пересылке человека превращают в животное, опускают в дерьмо, бедолага живет в яме и дышит по команде, становится тощим, черным и бессильным. И только потом, дождавшись нужной степени бессилия и безмыслия, его везут в лагерь, а там — и воздух, и койка, и душ теплый, и жратва сносная, и даже стереофильмы; преступник вспоминает, что он царь природы — и радостно трудится на благо Межзвездной Федерации.

Марата разбудили на рассвете.

— Пошли. С тобой поговорят.

— Кто?

— Заткнись. Иди за мной.

Крупно дрожа от холода, подталкиваемый в спину маленьким темнокожим бандитом, судя по форме черепа, уроженцем Атлантиды, Марат пересек северный сектор. На ходу зачерпнул из общественного корыта пустой, безвкусной воды, которая была и не вода вовсе, не замерзала, не кипела, какая-то местная субстанция, пригодная для поддержания жизнедеятельности, — обтер лицо; различил в полутьме внушительный бархан, насыпанный, очевидно, нынешней же ночью, а в тени бархана — полулежащего на тряпках Жильца.

Справа от него сидел Ящер, видимо, вчерашний инцидент многому научил этого дальновидного мужчину. Слева кто-то угрюмый бесшумно сервировал завтрак: две банки белка, бутыль воды и горсть витаминов на бумажке.

Освещенное светом многочисленных разнокалиберных лун — из которых одна была настолько большая, что вызывала песчаные приливы, — лицо легендарного преступника казалось неживым. Когда он заговорил, пришли в движение только губы.

— Присядь, — сипло велел он.

Марат повиновался.

— Знаешь, кто я?

— Знаю, — сказал Марат.

— Хорошо. А ты кто?

— Марат.

— Откуда ты, Марат?

— С Агасфера.

Жилец кивнул.

— Знаю Агасфер, — благосклонно произнес он. — Там хорошо.

— Да, — сказал Марат. — Там хорошо.

— Во что веруешь, Марат?

— В Кровь Космоса.

Неживое лицо чуть изменилось, левый глаз дернулся, глаза сверкнули.

— Ага. Пилот.

— Да, — подтвердил Марат. — Я пилот.

— За что взяли тебя, пилот?

— За угон лодки.

Жилец посмотрел за спину Марата, на черного выходца с Атлантиды, тот издал короткое утвердительное мычание.

Узкие губы суперзлодея снова разжались:

— Разбираешься в лодках?

— Я пилот, — гордо повторил Марат. — Конечно, разбираюсь. С детства.

— Знаешь навигационные программы?

— И лоции, и портовые коды, и пилотажные алгоритмы. У меня отец — пилот, и дед был пилот. И я буду пилотом… когда освобожусь.

— Верю, — сухо произнес Жилец. — Скажи, здесь, на пересылке… кто-нибудь пытался отобрать у тебя кислород?

— Нет, — ответил Марат. — Я бы не отдал. И если бы при мне пытались отобрать у другого — я бы не позволил. Это западло.

Ночь быстро умирала; воздух над черно-лиловыми горами мерцал и переливался. При дневном свете лицо Жильца оказалось бурым, шрамы пересекали шеки и нос — уродливый, плоский, с вывернутыми ноздрями. Глаза, безусловно, пересажены, и не один раз, подумал Марат. Впрочем, почему только глаза? Если хотя бы половина из того, что рассказывают об этом человеке, — правда, тогда он весь собран вручную. Из самых лучших материалов. Люди из преступных кланов ходят к имплантаторам, как в кино. Накопил тысяч тридцать — сходил, вшил себе какую-нибудь новую штуку… Такой холод — а он расположился, как на пляже. Когда у меня будут деньги — куплю себе кожу гиперборейского белого дельфина и не буду ни мерзнуть, ни потеть.

Великий вор вздохнул.

— Что же… Благодарю тебя, парень. Уважил. Уделил старику время. Пусть течет через тебя Кровь Космоса.

— И через тебя, — ответил Марат.

Оглянулся: со стороны гор низко надвигался кибернадзиратель, из его брюха сыпались шарообразные контейнеры.

— Беги, — презрительно напутствовал Жилец. — Пайку пропустишь.

И медленно поднял в прощальном жесте белую ладонь без признаков мозолей, а когда опустил — Марат невольно задержал взгляд на пальцах: те места, где у обычных людей растут ногти, имели ярко-розовый цвет.

Тебя привезли сюда три месяца назад.

Разные миры вращаются быстрее или медленнее, продолжительность дня и ночи везде своя, и сила тяготения тоже, но в память о родине человечества повсюду принят единый земной стандарт мер и весов.

Три месяца на Агасфере — там ты рожден — равны трем месяцам на Девятом Марсе, хотя на самом деле за девяносто стандартных дней пыльная синяя планетка совершила почти шестьсот оборотов вокруг своей оси.

Правда, тебе на это наплевать. Ты уже не веришь, что когда-то жил другой жизнью. Прошлого нет и не было. Ты всегда обитал в песчаной яме, силясь надышаться пустым воздухом.

Ранним утром, когда совсем холодно, и после полудня, когда в тени плюс сорок, ты зарываешься глубже, благо здешний песок — не совсем песок, крупные невесомые гранулы, твои руки легко погружаются в их массу; ты ввинчиваешься, как червь, и при наработанной сноровке способен углубиться на метр или даже полтора за считаные секунды.