Врата изменников - Перри Энн. Страница 24
– Вы можете пояснить свою мысль, сэр? – спросил коронер.
Денфорт смотрел прямо перед собой, избегая глядеть на публику, чтобы не встретиться взглядом с Мэтью.
– Ну вот, случай, сэр, примерно трехмесячной давности, который приходит на ум, – тихо ответил он. – Лучшая гончая сука сэра Артура принесла щенков, а сэр Артур обещал мне, что я выберу себе какого захочу. Я приехал посмотреть их, и, надо сказать, все они были прекрасными животными. Я выбрал двух, которые мне приглянулись, и он согласился, то есть одобрил мой выбор. – Денфорт закусил губу и, как бы сомневаясь в чем-то, опустил взгляд. – Мы ударили по рукам. Затем, когда щенки были отлучены от матери, я приехал за ними, но узнал, что Артур по какому-то делу отбыл в Лондон. Я сказал, что приеду через неделю, что и сделал, но он опять был где-то в отъезде, а все щенки оказались проданы майору Бриджесу из Хайфилда… Я тогда очень расстроился. – Он, нахмурившись, поглядел на коронера. В зале послышался слабый шорох от того, что многие переменили позу. – Когда наконец сэр Артур вернулся, я потребовал у него ответа. – Обида и уязвленность все еще ясно чувствовались в его интонации и в том, как ссутулился сосед Десмонда, стоя на свидетельском месте, и как он изо всей силы вцепился в края стойки. – Я на этих щенков глаз положил, – продолжал он, – сердцем к ним прикипел, но у Артура был такой растерянный вид, и он угостил меня какой-то нелепой историей, будто я известил его, что отказываюсь от щенков, а было совсем наоборот. А потом он понес какую-то чепуху насчет Африки. – Денфорт покачал головой и поджал губы. – И самое ужасное, что он был убежден в своей правоте. Боюсь, у него была какая-то мания. Он вообразил, что его преследует какое-то тайное общество. Так что мне кажется, сэр… все это очень непонятно.
Переминаясь с ноги на ногу, свидетель откашлялся. Двое или трое мужчин, сидевших на передней скамье, сочувственно кивнули.
– Артур Десмонд был чертовски порядочный человек! – громко сказал Денфорт. – Неужели же надо так копаться во всей этой прискорбной истории? Бедняга по рассеянности дважды принял свое снотворное, и, наверное, смею предположить, сердце у него было не такое выносливое, как прежде. Неужели на этом нельзя поставить точку?
Коронер колебался только мгновенье, после чего согласился:
– Да, полагаю, что можно, мистер Денфорт. Благодарю вас за ваше свидетельство, сэр, тем более что для вас все это должно быть неприятно и болезненно. Да и для всех нас тоже.
Сосед сэра Артура удалился, а следователь оглядел зал:
– Есть ли еще свидетели? Может быть, кто-нибудь желает сказать нечто относящееся к делу?
С передней скамьи поднялся низкорослый, коренастый мужчина:
– Сэр, с вашего позволения, если вы полагаете, что можно считать разбирательство по этому трагическому событию законченным, то я и мои коллеги согласны, – и он указал на сидевших по обе от него стороны. – Все, кто сейчас занимает эту скамью, были в день смерти сэра Артура в клубе «Мортон». Мы можем подтвердить каждое слово, сказанное официантом, и вообще все, что сегодня здесь говорилось. И мы были бы признательны за возможность выразить наше глубочайшее соболезнование сэру Мэтью Десмонду. – Он взглянул туда, где, побледнев как мел и наклонившись вперед, сидел сын умершего. – А также и всем, кто уважал сэра Артура, как уважали его все мы. Благодарю вас, сэр, – и мужчина сел под гомон, выражающий согласие. Его сосед справа сразу же одобрительно похлопал его по плечу, а человек, сидящий слева, усиленно закивал.
– Очень хорошо, – коронер скрестил руки на груди. – Я выслушал достаточно свидетельских показаний, чтобы с грустью, но без колебаний и сомнений вынести свой вердикт. Судебное заседание устанавливает, что сэр Артур Десмонд умер в результате чрезмерной дозы лауданума, которую он принял сам по рассеянности, возможно ошибочно посчитав опий средством против головной боли или лекарством от несварения желудка. Этого мы уже никогда не узнаем. Смерть как следствие ошибки, несчастный случай. – Он очень пристально посмотрел на Мэтью, и что-то в выражении его лица словно предупреждало молодого человека от выражения излишних эмоций.
Зал взорвался. Репортеры кинулись к дверям. Публика оживленно обсуждала услышанное, пускаясь в комментарии и споры. Некоторые с облегчением встали, так как у них от долгого сидения затекло все тело.
Лицо младшего Десмонда стало пепельно-серого цвета, и он уже было хотел что-то сказать.
– Молчи! – яростно прошептал Питт.
– Но это не несчастный случай, – процедил Мэтью. – Это было хладнокровное убийство! Ты веришь…
– Нет, не верю! Но, судя по свидетельским показаниям, нам чертовски повезло, что они не вынесли вердикт о самоубийстве.
В лице у Десмонда не осталось ни кровинки. Он повернулся к своему другу. Они оба знали, что означал бы такой вердикт. Не только бесчестие. Это было бы квалифицировано как преступление против церкви и государства. Покойного не смогли бы похоронить по христианскому обряду – он был бы погребен как преступник.
Коронер закрыл судебное заседание. Люди встали и вышли на солнечный свет, все еще оживленно дискутируя, обуреваемые сомнениями, предположениями, гипотезами.
Мэтью шел рядом с Томасом по пыльной улице и заговорил только спустя несколько минут. Голос у него при этом был тихий и хриплый от боли и растерянности.
– Никогда в жизни не чувствовал себя так скверно, как сейчас. Никогда не думал, что можно ненавидеть кого-то так сильно.
Питт ничего не ответил. Он не доверял собственным эмоциям.
Веспасия провела вторую половину дня в занятии, которое раньше было для нее весьма обычным времяпрепровождением, но сейчас она возвращалась к нему все реже и реже. Без пяти минут три леди Камминг-Гульд велела заложить экипаж, облачилась в кремовое кружевное платье и надела моднейшую, с поднятыми полями шляпу, украшенную огромной, с кочан капусты, белой розой. Взяв солнечный зонтик из слоновой кости, она сошла со ступенек крыльца и с помощью лакея поднялась в карету.
Сначала пожилая дама приказала везти ее к дому леди Брэбезон, жившей на Парк-лейн, где пробыла ровно пятнадцать минут – это был как раз необходимый промежуток времени для послеполуденного визита. Меньшее время считалось бы не совсем любезным, большее было бы злоупотреблением гостеприимством. Да и вообще, было гораздо важнее знать, когда откланяться, чем когда приехать.
Затем Веспасия отправилась к миссис Китченер на Гросвенор-сквер и приехала туда незадолго до половины четвертого: это было все еще в пределах часа, отведенного для официальных визитов. Время с четырех до пяти предназначалось для менее формальных встреч. А с пяти до шести представители высшего общества встречались с теми, с кем поддерживали дружеские отношения. Веспасия всегда соблюдала эти условности. Были такие правила общественного поведения, которым можно не подчиняться, но не следовать другим было бессмысленно и неприемлемо, и к последним как раз и относился строгий распорядок дневных визитов.
Во время посещений леди Камминг-Гульд надеялась разузнать побольше о различных представителях Министерства по делам колоний со светской точки зрения. А для этого было необходимо опять показаться в обществе, послушать, что о них там говорят.
От миссис Китченер она проследовала на Портман-сквер, затем на Джордж-стрит, а потом к миссис Долли Уэнтворт, где показала визитную карточку и была немедленно приглашена войти. Было как раз самое начало пятого, время, когда предлагают чай и визит может затянуться дольше положенных пятнадцати минут.
– О, как это прелестно с вашей стороны – приехать с визитом, леди Камминг-Гульд, – сказала, улыбаясь Долли Уэнтворт.
В гостиной были две другие дамы. Они сидели на кончиках стульев, выпрямив спины, словно по линейке, и опираясь на зонтики, вертикально поставленные рядом. Одна из них была пожилой, с красивым носом и величественными манерами, другая была по крайней мере лет на двадцать пять ее моложе и, судя по лбу, цвету лица и оттенку волос, приходилась ей дочерью. У Долли Уэнтворт был еще неженатый сын, и Веспасия сразу сделала вывод насчет цели подобного визита, а вскоре окончательно убедилась в своей правоте. Гостьи были представлены и оказались миссис Реджиналд Сэксби и мисс Вайолет Сэксби.