Мировые войны и мировые элиты - Перетолчин Дмитрий. Страница 88
Вывод о невозможности завоевания России сделал еще Карл фон Клаузевиц, анализируя наполеоновский поход: «Россия своей кампанией 1812 г. засвидетельствовала, во-первых, что государство с большой территорией не может быть завоевано…» [10]. Аналогичное понимание Бисмарк выразил следующими словами: «Превентивная война против России — самоубийство из-за страха смерти» [67].
В 1924 году Адольф Гитлер рассуждает в своей книге «Mein Kampf»: «Уже от одного объема земли, которой владеет данный народ, в сильной степени зависит его внешняя безопасность. Чем больше та территория, которой владеет данный народ, тем сильнее его естественная защита… Большая территория все еще представляет собою известную защиту против легкомысленных нападений неприятеля, ибо этот последний знает, что успехов он может достигнуть лишь в результате очень тяжелой борьбы. Риск для нападающего настолько велик, что он прибегнет к нападению, лишь имея какие-либо чрезвычайные основания для этого». 10 марта 1938 г., беседуя с министром иностранных дел Великобритании, И. Риббентроп заметил: «…фюрер не имеет намерения использовать вновь обретенную германскую мощь для завоевательных войн». Далее резюмируя, он определил точку зрения фюрера так: «Для порабощения чужих народов не будет пролита кровь даже одного немецкого солдата…». Через месяц чехословацкий посол Я. Масарик для защиты страны предлагал главе МИД Чехословакии: «…указать немцам на опасность русского вмешательства, так как, несмотря на все заверения, Германия боится России» [63]. После чего закипела закулисная работа, задачей которой было создать те самые «чрезвычайные основания» и избавить Германию от оправданного страха:
«Когда Гитлера подталкивали на восток, у него не было двух вещей: у него не было золотовалютных резервов и у него не было оружия, золотовалютные резервы ему обеспечила Австрия, ну а военно-промышленный комплекс ему подарили в виде Чехословакии. И была еще одна задумка хитромудрых англосаксов: взяв Чехословакию, Гитлер выходил на советскую границу…» [68].
Примерно такое же мнение высказал начальник французского генштаба М. Гамелен в начале сентября 1938 года: «…своим местоположением Чехословакия действительно является препятствием для планов германской экспансии на Востоке… для «Drang nach Osten». Оккупация Германией Богемии и Моравии привела бы к весьма значительному увеличению германского военного потенциала… подготовило бы Германию к захвату сельскохозяйственных и промышленных богатств Венгрии и Румынии» [63].
Как пишет Клайн Бертон о Германии 1930-х годов: «Общая картина немецкой военной экономики не похожа на экономику страны, нацеленной на тотальную войну. Это скорее экономика, мобилизованная для ведения сравнительно малых и локализованных войн» [1]. Аналогичного мнения придерживались американские исследователи германской военной экономики Дж. Гэлбрейт, П. Бэрон, Дж. Кейвин, Э. Деннис: «Германия слишком поздно начала перевод своей экономики на военные рельсы». К 1939 году четырехлетний план по горюче-смазочным материалам выполнен лишь на 60 %, производство нефтепродуктов в предвоенный год не покрывало даже 40 % потребности. К августу 1939 года запасы авиационного бензина покрывали потребность лишь на 4,8 месяца, моторного топлива — на 3,5 месяца, дизельного топлива на 4,9 месяца. Общий вес боекомплекта соединений, выделенных для нападения на СССР, исчислялся на 22 июня 1941 г. в 91 тыс. тонн, почти столько же было израсходовано за всю войну против Франции. Только за первые шесть месяцев войны против СССР расход боеприпасов сухопутными войсками составил 583 341 тонн.
«Военно-экономическое положение Германии плохое, хуже, чем оно было в 1917–1918 г. Продолжительную войну Германия не сможет вести также и по этой причине. Следовательно, Германия при ее нынешнем военном, военно-политическом и военно-экономическом положении не может подвергнуть себя опасности длительной войны. А европейская война нашими противниками с самого начала планируется как продолжительная и с таким расчетом она и будет вестись» [10].
Крупномасштабные военные действия на европейской части континента планировались только в 1943 году. Главнокомандующий фельдмаршал Кейтель узнал о планах нападения на СССР в марте 1941 года и будучи с ними не согласен, подал прошение об отставке. Против также выступили будущий командующий группой армий «Север» фельдмаршал Лееб, будущий командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Бок и начальник экономического управления вермахта генерал-лейтенант Г. Томас [41], который скептически оценивал «способность Германии выстоять в случае новой мировой войны» еще в 1938 году [52]. То есть самоубийственность вторжения в СССР была очевидна и военному окружению фюрера. Даже в архивах I.G. Farben был обнаружен «Гаагский меморандум», описывающий схемы защиты патентов и акций концерна на случай поражения, на полях которого ответственный за легализацию поглощений Август фон Книрим (August von Knieriem) написал: «Это послевоенный камуфляж» [6]. Тогда что могло толкнуть уже «сытого» Гитлера на фактическое самоубийство, шаг, названный Муссолини грубейшей ошибкой [69], очевидность которой была понятна фюреру еще в 1924 году?
«…вина за то, что немцы в 1941 году напали на СССР, в том числе лежит и на США. Об этом почему-то сейчас не вспоминают, но ведь в 1940 году советник английского премьер-министра Черчилля — Монтгомери Хайд, который помогал Уильяму Доновану создавать Управление стратегических служб, передал ему для вручения президенту США Рузвельту письмо Черчилля, где тот писал: поскольку США не находятся в состоянии войны с Германией, то не могли бы вы побудить Гитлера оставить в покое Балканы и ускорить мероприятия в отношении России» [70].
Черчилль, ставший во главе правительства 10 мая 1940 года, суетился не просто так, убедить американские круги в выгодности нападения на СССР было крайне важным стратегическим ходом. С июля по август 1939 года Великобритания непрерывно торговалась с Германией, обещая через лейбориста Родена Бакстона «…прекратить нынешние переговоры о пакте с Советским Союзом» [27], а также — на встрече с советником Геринга по экономическим вопросам Вольтатом — найти «широкое применение своих сил в Китае, России и Британской империи» [65].
В конце концов воздействовать на фюрера могла ситуация с долговыми обязательствами главы Рейхсбанка Адольфа Гитлера. «Служанка экономика» исправно прислуживала, пока в Европе оставалось добро и активы, по выражению Икеса, «стран-сирот» [71], которые вкладывались в Банк международных расчетов, далее же покрытие долгов становилось возможным только за счет аннексий и ограбления новых территорий. Советский Союз в этом плане представлял вариант, компромиссный для элит независимо от их внутренней ориентации, его имущество в понимании «эффективных собственников» было формально ничьим, а соответственно его отъем не вызывал межклановых конфликтов, а в перспективе освоение евразийского пространства надолго снимало такой конфликт, даже если бы он и существовал ранее.
То, что Гитлера в войну с СССР втянут, стало понятно по тому как «придворные факторы» стали расставлять фишки на игровом поле. Американский конгресс в ноябре 1939 года «перешагнул» закон о нейтралитете и разрешил Англии и Франции приобретать в США вооружение [9]. General Motors получила заказов на сумму около 14 млрд. долларов, что составляло приблизительно двенадцатую часть всех военных заказов американского правительства. Считавший Германию «чудом XX столетия» президент компании Уильям С. Надсен был председателем Совета по делам военного производства, его заместителем стал президент компании General Electric Company Чарльз Е. Вильсон, Филип Рид, председатель правления этой компании, возглавил в Совете отдел потребительских товаров. Помощником вице-председателя Совета по делам военного производства стал президент фирмы SKF Уильям Л. Батт, где-то под его началом трудился родственник Геринга. Председателем Совета по военно-стратегическим ресурсам работал Эдуард Дж. Стеттиниус младший, председатель правления треста United States Steel Corp. AT&T в совете представлял глава компании Уолтер С. Гиффорд как член Совета по военно-стратегическим ресурсам и председатель Совещательного комитета промышленников и ее вице-президент-директор производства в Бюро по управлению производством Уильям X. Гаррисон. Должность заместителя по нефти занял профильный директор Standard Oil Company of California Ральф К. Дэвис его экономическим советником стал Александр Сакс. Заместителем, а вскоре и самим морским министром стал глава банка Dillon, Read & Со Джемс В. Форрестол. Бюро директора каучуковой промышленности отдали президенту Union Pacific Railroad Уильяму М. Джефферсу [8][72], сменившему на этом посту Аверрела Гарримана [73]. Теперь, когда можно было не сомневаться, что военно-промышленный комплекс США и его прибыль в надежных руках, оставалось только, как выразилась в 1940 году газета New York Herald Tribune, «следить, чтобы для интересов США не возникло угрозы из-за появляющихся в определенных кругах Европы каких-либо мирных предложений» [9].