Пушкинский круг. Легенды и мифы - Синдаловский Наум Александрович. Страница 17
Собрания оленинского кружка не прекращались даже летом, когда Петербург буквально пустел. Но происходили они на даче Оленина, в Приютино, в 20 километрах от Петербурга. В первой половине XIX века эту дачу называли «приютом русских поэтов». Она стала как бы продолжением знаменитого литературно-художественного салона Олениных в доме на Фонтанке. Переход из одного дома в другой зачастую совершался так естественно, что многие постоянные посетители, не обнаружив никого на Фонтанке, направлялись прямо на дачу, где каждый мог рассчитывать на радушный прием, отдельную комнату, гостеприимный стол и полную свободу.
Собственно дачу окружал живописный парк с местами для кратковременного отдыха, беседками и павильонами. Одна из беседок предназначалась для И. А. Крылова, куда чуть ли не силой запирали этого всеобщего любимца и необыкновенного ленивца, чтобы он работал. И действительно, в беседке, вошедшей в историю русской литературы под именем «Крыловская келья», написаны многие из его знаменитых басен.
После Великой Отечественной войны Приютино, разрушенное и пришедшее в запустение, начало возрождаться. Здесь создали музейный комплекс. Однако в 1980-х годах, в эпоху пресловутой перестройки, все опять стало постепенно разрушаться, и за Приютином закрепилось обидное прозвище: «Бесприютино». Любопытно, что этимология этого оскорбительного и обидного прозвища восходит к пушкинским временам. Однажды его употребил и сам Пушкин. После того как ему отказали в сватовстве с дочерью Оленина, в письме к Вяземскому он написал: «Я пустился в свет, потому что б е с п р и ю т е н (разрядка моя — Н. С.)».
Е. И. Голицына
Другой известный в Петербурге дом, часто посещаемый Пушкиным, принадлежал Авдотье Ивановне Голицыной, с нею поэт познакомился осенью 1817 года у Карамзиных. Она была почти на двадцать лет старше Пушкина, но до сих пор поражала своей привлекательностью и артистичностью. Пушкин не мог не влюбиться в нее, или как говорил Вяземский, «Пушкин был маленько приворожен ею», а Николай Михайлович Карамзин: «Пушкин у нас в доме смертельно влюбился в пифию Голицыну».
Голицына была дочерью сенатора Измайлова, вышедшей замуж за известного в Петербурге «дурачка» князя Голицына. Вскоре она оставила мужа и завела собственный салон. Авдотья Голицына вошла в петербургскую мифологию благодаря пророчеству, под впечатлением которого она прожила всю свою долгую жизнь, и оно было широко известно в пушкинском Петербурге. Некая цыганка еще в юности предсказала княгине, что та умрет ночью, во сне. И тогда в качестве борьбы со смертью Авдотья Голицына выбрала простой и, как оказалось, вполне эффективный способ. Княгиня перестала спать по ночам, отсыпаясь днем и начиная светскую жизнь в собственном доме с наступлением ночи.
Ее дом на Миллионной улице (№ 30) славился роскошью и гостеприимством. В разное время его посещали Петр Вяземский и Василий Жуковский, Александр Грибоедов и Михаил Лермонтов, Александр Тургенев и многие другие. В 1818 году особенно часто бывал в этом доме Пушкин. Известно, что первоначально он сильно увлекся Голицыной. Однако вскоре это прошло. Некоторые друзья юного поэта даже сожалели по сему поводу, иначе, как шутливо писал один из них, Александр Иванович Тургенев, он бы смог «передать ее потомству в поэтическом свете».
В Петербурге Голицыну прозвали: «Княгиня полночь», или «Принцесса ночи», по-французски «Princesse Nokturne». Ни разу она не изменила своему образу жизни, ни разу не дала смерти застать себя врасплох. Даже для Петербурга, светская жизнь которого отличалась многообразием и изощренностью, такое времяпрепровождение было столь необычно, что ее ночные собрания не раз вызывали подозрение Третьего отделения. Княгиня посмеивалась и продолжала вести бурную ночную жизнь.
А дальше легенда приобретает характер восточной притчи. Как обычно бывает, все когда-нибудь кончается. И смерть, которой так боялась с юности «Княгиня полночь», наконец пришла и за ней. Но застала ее врасплох, неподготовленной к какому-либо визиту. И, как рассказывают об этом петербургские легенды, «переступив порог голицынского дома, она сама устрашилась своей добычи. Смерть увидела перед собой разодетую в яркие цвета отвратительную, безобразную старуху».
Не меньшей славой в пушкинском Петербурге пользовался салон Елизаветы Михайловны Хитрово, урожденной Голенищевой-Кутузовой — любимой дочери великого фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. Она родилась в 1783 году. Елизавета Михайловна была замужем за графом Ф. И. Тизенгаузеном. Через шесть лет после его гибели она вторично вышла замуж за генерал-майора Николая Федоровича Хитрово. В 1819 году Елизавета Михайловна вновь овдовела. С этих пор она начала вести открытый образ жизни.
В ее доме на Моховой улице собирались писатели, среди них: В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, В. А. Соллогуб, А. И. Тургенев, А. С. Пушкин и многие другие. Пушкин был особым гостем. В Петербурге хорошо знали, что она безнадежно влюблена в поэта, деля эту пылкую влюбленность со своей дочерью Долли. Принимала своих друзей Елизавета Михайловна, как правило, по утрам, лежа в постели. Рассказывают, когда какой-нибудь гость собирался, поздоровавшись с хозяйкой, сесть в кресло, она его останавливала словами: «Нет, не садитесь в это кресло, это — Пушкина; нет, не на этот диван, это место Жуковского; нет, не на этот стул — это стул Гоголя; садитесь ко мне на кровать — это место всех».
За сохраненную ею привычку вплоть до преклонного возраста показывать свои обнаженные плечи в Петербурге ее прозвали «Лизой-голенькой». В. А. Соллогуб на страницах своих петербургских воспоминаний рассказывает, что в салонах за глаза любили повторять эпиграмму, сочиненную на Елизавету Михайловну:
Эпиграмма имела два варианта. Мы приводим и второй только потому, что в нем сохранились интересные биографические подробности:
Добавим, что для полного понимания эпиграммы надо знать, что en gola в переводе означает «парадно одетая». В Петербурге ее так и называли: «Голенька» и объединяли ее прозвище с уменьшительным именем Дарьи Федоровны Фикельмон: «Доленька и Голенька».
Д. Ф. Фикельмон
Дарья Федоровна Фикельмон, или просто Долли, как ее чаще всего называли среди друзей, считалась одной из первых красавиц той поры. Дарья Федоровна — дочь Елизаветы Михайловны Хитрово от первого брака с флигель-адъютантом Александра I штабс-капитаном инженерных войск графом Ф. И. Тизенгаузеном, погибшим в сражении под Аустерлицем. В 1815 году Хитрово переезжает во Флоренцию, где и прошла юность Долли, как уменьшительно, на английский манер, стали называть девочку. Там же, в 1821 году, Дарья Федоровна вышла замуж за австрийского генерала и дипломата, француза из старинного лотарингского рода, графа Карла-Людвига Фикельмона.
В 1829 году, в связи с назначением Фикельмона австрийским послом в России, Дарья Федоровна возвращается в Петербург. С этого времени дом австрийского посла на Дворцовой набережной становится одним из самых заметных в столице центров светской, политической и литературной жизни. Хозяйкой салона была блистательная Долли. Ее салон часто посещал А. С. Пушкин, что позволило петербургским сплетникам заговорить о «более близких отношениях, чем просто светское знакомство» между графиней Долли и известным поэтом. Ходили слухи о тайном ночном свидании Пушкина с графиней в доме австрийского посла. Свидание затянулось, наступило утро, и к ужасу хозяйки дома Пушкин, торопливо покидая возлюбленную, будто бы в дверях едва не был узнан ее дворецким. Все это в минуту откровенности якобы рассказал сам Пушкин своему московскому другу Павлу Воиновичу Нащокину.