Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями) - Адамсон Джой. Страница 45

Чтобы хоть как-то скрасить Уайти обстановку, которая стала для нее невыносимой, мне не оставалось иного выхода, кроме одного: давать ей ежедневно по четверти таблетки ларгактила. Это вскоре оказало свое действие — она стала брать пищу у меня из рук. Так как мне не удалось заставить Пиппу подойти к Уайти, подманивая ее куском мяса, приходилось изобретать новое средство, чтобы воссоединить семью. Снова усыплять Уайти не имело смысла — неизвестно, останется ли с ней Пиппа до того момента, когда она придет в себя. А если она примет ее за мертвую и совсем бросит? Я попросила привезти магнитофон, надеясь, что призывы Уайти, записанные на пленку, заставят Пиппу прийти за своей дочерью. Если и это не поможет, мне придется приручить бедняжку. Поэтому я заранее заказала поводок для прогулок, футбольный мяч и несколько камер, чтобы ей было с чем играть. Сама я тем временем сделала шар из бумаги и подвесила на веревке, так что она могла достать его лапой. Я размахивала тряпкой у нее перед носом и катала рядом небольшую камеру; но эти неживые игрушки ей скоро надоели. С картонными коробками из-под яиц дело пошло лучше — она подолгу возилась, раздирая их на мелкие клочки, но вскоре и они ей наскучили. Часами сидела она, устремив взгляд на равнину, звала Пиппу или бегала взад и вперед вдоль решетки. Особенно она беспокоилась, когда видела, как мы уходим. А нам часто приходилось отлучаться на поиски ее семьи. Гепарды снова вернулись на то место, где была поймана Уайти, но ночью мы слышали сопение льва в той стороне и не могли отыскать их целых трое суток.

Для безопасности мы запирали Уайти в маленьком вольере на ночь; ох, как ей это не нравилось! Приручать дикое животное, чтобы снова вернуть его к жизни на свободе, — какая жестокая насмешка! Самое главное и существенное — не дать ей потерять связь с семьей, и мы очень надеялись, что гепарды все-таки примут ее обратно. Но сколько мы ни искали, нам не удавалось узнать, куда они делись.

Вечером 14 марта я никак не могла заманить Уайти в спальню: она даже разрешила мне гладить себя, только бы не слезать с крыши клетки. Я легла спать, но она все еще оставалась там. За всю ночь она не издала ни звука, хотя рядом ревели два льва, а рано утром я услышала, как она носится по вольеру, полная нерастраченной энергии. Я попросила Гаиту пойти посмотреть, не вернулась ли Пиппа к термитнику под тамариндом, а сама занялась кормлением Уайти и уборкой ее вольера. Уайти была удивительно ласкова, все время заигрывала со мной. Вдруг я услышала, что возвращается Гаиту. Он шел и распевал песенку, которую я как-то сочинила, чтобы звать своих гепардов: «Пиппа-Пиппа-Пиппаланка, Пиппа-Пиппа-Пиппала — идем, идем, идем, идем!», и точно, следом за ним показались Пиппа, Мбили и Тату. Они бежали в такт песенке, и, прежде чем я успела сообразить, что происходит, Пиппа уже перемахнула по сваленному дереву на наш берег и устремилась прямо к вольеру Уайти.

С минуту обе они не знали, что делать, а потом с мурлыканьем стали лизать друг друга через сетку. Потом сестры тоже перешли через реку и, вытянув шеи, стали звать Уайти, а она отвечала чириканьем. Я открыла дверь, но Уайти была слишком взволнована и не заметила этого. Вытянувшись, она смотрела, как Пиппа старается прорваться через решетку. Она несколько раз проскочила мимо двери, но потом мне удалось подогнать ее к ней вплотную — она пулей вылетела наружу, и тольк о я ее и видела! Если был когда-нибудь на свете совершенно счастливый маленький гепард — то это была Уайти. Глаза у нее лучились смехом, она прыгала на Пиппу, лизала ее, обнимала вне себя от радости, а потом, прижимаясь к ней, пошла к холодильнику. У меня оставались только весьма пахучие остатки козы, и ничего удивительного, что Пиппа к ним не прикоснулась. Теперь и другие малыши тоже пришли в лагерь и стали носиться и кататься по земле вместе с Уайти; встреча с ней привела их в восторг. Они возились до полного изнеможения. Меня встревожило, что Мбили и Тату выглядели ужасно тощими по сравнению с Уайти; когда я дала им несвежее мясо, они слопали его без остатка. Пока они ели, я отошла, чтобы приготовить смесь молока и фарекса. Когда я вернулась, Пиппа уже собралась уходить. Малыши, боясь отстать от нее, торопливо напились и пошли за ней следом.

Позднее мы отыскали только несколько пересекающихся следов гепардов, ведущих в разные стороны. Потом стало слишком жарко и трудно идти по следу. Мне почти не верилось, что произошло чудо: нам удалось вылечить Уайти, не приручив ее, и Пиппа приняла ее в семью просто и естественно, прежде чем долгая разлука смогла помешать этому.

После чая мы снова вышли на поиски и нашли семейство примерно на расстоянии мили. Уайти хромала на заднюю ногу и часто останавливалась, чтобы собраться с силами. Естественно, она оказалась позади, когда все набросились на козью тушу. Немного погодя она подошла, чтобы получить свою долю, и тут я застыла от изумления: собственная мать прогнала ее от пищи, отшлепала и вырвала мясо у нее изо рта — а ведь Пиппа уже наелась досыта!

Что же случилось? Утром Уайти была совершенно здорова и все семейство было вне себя от счастья — почему же Пиппа теперь так непонятно ведет себя? Я отнесла немного мяса Уайти, но она съела только кусочек печенки. Я ощупала ее лапы и не нашла никаких повреждений, только одна из задних лап казалась немного расслабленной. А что есл и я ее слишком рано выпустила и ей пошел во вред слишком длинный переход? Мы охраняли гепардов до тех пор, пока они не наелись до отвала, и я с радостью заметила, что Мбили прижалась к бедной Уайти и старалась ее приласкать. Я надеялась, что Уайти хромает просто от усталости, и в 9 часов вечера мы пошли домой.

В следующие три дня мы искали гепардов от восхода до заката, но не нашли даже следов. Когда зашло солнце, я, измученная напрасными поисками, велела Гаиту вылить воду из бидона, как вдруг возле дороги примерно на полпути к Кенмеру над травой показались четыре головы: это были гепарды. Насколько мне удалось разглядеть в сумерках, Уайти была здорова и все были мирно настроены, хотя и явно проголодались. Я оставила Гаиту на посту, вернулась в лагерь, взяла мясо и воду и привезла все это на машине. Стало темно — хоть глаз выколи, но Гаиту удалось направить гепардов к дороге, и они даже прошли немного в сторону лагеря. Я не хотела, чтобы какая-нибудь машина спугнула их и помешала им есть, поэтому увела их в сторону — и как раз вовремя, потому что вскоре по дороге пронеслось несколько грузовиков. Гепарды очень нервничали оттого, что приходилось есть в темноте, и все время тревожно оглядывались, несмотря на то что я непрестанно водила лучом карманного фонарика, чтобы обнаружить хищников. Торопливо поев, они вскоре ушли. На рассвете гепарды снова пришли в лагерь, но у нас не было мяса, и они пошли по дороге к Скале Леопарда. Я знала, с какой скоростью носятся грузовики, и старалась всеми силами увести гепардов с дороги, но они упорно возвращались, прыгали вокруг или затаивались в траве. Так, пытаясь перехитрить друг друга, мы прошли около мили. В конце концов я взяла козу в Кенмере и увела семейство за реку в знакомые им места, где не было угрозы попасть под машину.

Пиппа оставалась на другом берегу реки и постепенно перешла в чудесное место, где среди больших акаций было множество термитников и малыши могли вволю резвиться среди них. Уайти стала относиться ко мне вполне дружелюбно, только неизменно старалась спрятаться за Пиппу. Она вновь стала мурлыкать, а звуков «ньям-ньям-ньям», которыми она в лагере выражала удовольствие, мы больше от нее не слышали. Ее глаза снова стали теплыми и ласковыми, и вообще она была в отличной форме. Теперь меня волновала Мбили. Она всегда была худой, но я считала, что, раз она крупнее других и аппетит у нее хороший, ей просто надо больше времени, чтобы откормиться. Теперь же у нее так выпирали тазовые кости, что я не на шутку встревожилась — не глисты ли у нее. Мне удалось взять пробы фекалий и послать их на анализ ветеринару, но ответ был отрицательный. Не были обнаружены и другие паразиты, которые могли бы довести Мбили до такого жалкого состояния. О том, чтобы взять мазок крови у нее из уха, нечего было и думать, и мне оставалось только кормить ее получше в надежде, что она поправится. Мбили очень быстро сообразила, что теперь она — центр всеобщего внимания, и стала подбегать ко мне раньше всех, чтобы получить лакомые кусочки, пока не помешают остальные. Потрясающую сообразительность она проявляла и в тех случаях, когда надо было выбрать самый удобный момент, чтобы схватить пищу, пока другие заняты своими делами, — так что ей почти не приходилось драться из-за еды. Необычным было и то, что она позволяла мне вытаскивать клещей и даже поглаживать ее, пока она ела, но, если я осмеливалась прикоснуться к ней в другое время, она шипела и бросалась прочь. Уайти все время жалась к Пиппе, а Мбили подружилась со всеми нами — иногда это даже вызывало у матери ревность. Тату оставалась такой же робкой, как и раньше, но, когда дело доходило до еды, она своего не упускала.