Дикое домашнее животное - Глушенко Елена Владимировна. Страница 12

Глава 22

– Слушай! Он такой классный! Я и не думала, что такие еще встречаются.Антонина уже минут пятнадцать распевала Игорю дифирамбы. Я же упорно отмалчивалась.– А давайте все вместе куда-нибудь сходим? – фонтанировала подруга. – Отличная идея! Сейчас позвоню Лосеву, он нам что-нибудь организует.Она схватила телефон и принялась искать номер своего дорогого психолога.– Пожалуйста, не надо! – попросила я, но она меня не слушала.Ну что ж… Оставалось последнее средство.– Тоня, – угрожающе произнесла я. – Прекрати немедленно.Антонина вздрогнула и уронила телефон на пол. Хорошо, что у меня в кабинете напольное покрытие.– Подними телефон, сядь и выслушай меня, не перебивая… Пожалуйста.Она открыла рот, потом закрыла его, покорно подняла свой мобильник, села в кресло и замерла, ожидая объяснений.Я помолчала, подбирая слова.А хоть заподбирайся: правда – она и есть правда. И никакие слова не изменят сути.– Мы расстались, – откашлявшись, произнесла я. – И мне не хочется говорить об этом. Это больно.Оказывается, это действительно больно.Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.– Бедная ты моя, бедная, – сказала наконец Антонина. – Что же ты наделала, а?Мне захотелось огрызнуться, но сил не было.Мы посидели в тишине какое-то время. Не знаю, о чем она думала. Лично у меня в голове не было ни одной мысли. Полный вакуум.– Ну что ж, – она хлопнула себя по коленкам и поднялась. – Великий Инка принес своим богам еще одну жертву. Хотелось бы в конце концов понять, что это за боги.Подруга вышла из кабинета, стукнув дверью.Бруно вздохнул в своём углу и положил голову на лапы.«Не плачь, – сказала я себе. – Черта с два ты бедная – у тебя есть я».* * *– Инна Алексеевна, это вам. Просили передать, – Надя, секретарь, протянула мне конверт.Я отвернулась от окна, куда смотрела последние два часа, взяла конверт и заглянула внутрь. Там лежал ключ.Ключ от моей квартиры.– Где он? – подскочила я.Мне вдруг так захотелось его увидеть!– Кто – он? – не поняла Надя.– Тот, кто принес конверт.– Это был не он. Это была девочка.– Девочка?!– Ну… Может, и не девочка, – засомневалась Надя. – Но молоденькая такая…Я опустилась в кресло.– Спасибо, Надя.Она вышла, а я достала ключ и сжала его – крепко-крепко. Холодные металлические зубчики остро впились в руку.Вот теперь все действительно кончено.* * *Он забрал свои вещи.Единственным, что все еще напоминало о нем, было кресло, которое он мне подарил.Я надавила на спинку кресла, а потом отпустила. Оно закачалось: вперед – назад, вперед – назад.Покачалось какое-то время и остановилось.Вот и у меня все будет хорошо. Все пройдет. Все вернется на свои места.Я снова свободна. Никому не принадлежу. Никто не может сделать мне больно.Я опять сама себе хозяйка. Хожу, где вздумается, гуляю сама по себе. Ни перед кем не отчитываюсь, никому ни о чем не докладываю.Я вернула себе себя.Почему же мне так плохо?

Глава 23

Мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но телефон все звонил и звонил.– Привет! Чем занимаетесь? – спросила мама.– Привет! Да ничем особенным. Телевизор смотрим.Я даже не соврала. Мы с Бруно смотрели повтор показа осенне-зимних коллекций с Миланской недели моды.– А то приходите с Игорем ко мне – я пирожки напекла. С капустой, как ты любишь. А для собачки костей собрала.Совершенно не представляю, как это доктору наук, профессору и зав кафедрой одновременно удается выкраивать время на банальную стряпню.– Ау! Ты меня слышишь?Я очнулась.– Слышу, мамуль.– Ну что? Придете?Как бы так соврать половчее, чтобы не очень заметно было?– Не знаю… Я что-то себя неважно чувствую…– Ну, тогда Игоря пришли.– Не могу – его сейчас нету.– Ты же сказала, что вы телевизор смотрите!Вот черт! Эту женщину невозможно сбить со следа.Надо было раньше во всем признаться.Я пудрила ей мозги почти три недели, находя всевозможные отговорки, только чтобы не встречаться с ней.Похоже, на этот раз ее терпение лопнуло.– Ты что – прячешь его от меня? – закричали на том конце провода. – Не хочешь, чтобы мы виделись? Может, ты меня стыдишься?!О, Господи!– Мам, ну что за глупости! Как ты могла такое придумать? Я не стыжусь тебя – я тобой горжусь.– В таком случае перестань морочить мне голову и отвечай по существу: что происходит?Когда она говорит таким тоном, лучше не врать.Я вздохнула.– Мамуль, ты только не волнуйся, ладно? А то у тебя давление опять поднимется…Она и не думала волноваться. Она рассердилась:– Резникова, немедленно перестань ходить вокруг да около.Я тут же живо представила себе, как сдаю ей экзамен по немецкой классической философии, а она меня безжалостно валит.Какого черта! Я взрослая женщина и могу принимать самостоятельные взвешенные решения, за которые не обязана ни перед кем отчитываться.Или обязана?– Мы расстались, – выдавила я, наконец, набравшись храбрости.Повисло напряженное молчание.– Давно? – спросила она сухо.– Давно.– А именно?– Сразу же после Дня рождения, – честно призналась я.Снова пауза.– Ясно, – сказала мама.Этот голос мог бы заморозить воду в Средиземном море.Хорошо, что я здесь, а она там.– Мне нужно с тобой поговорить, – заявила она тоном, не терпящим возражений.Я снова вздохнула. По опыту знаю, что сопротивление бесполезно.Тем не менее, я все же попыталась воспротивиться:– Мам, перестань, ради Бога. Я уже не маленькая…– Последние три недели я тоже так думала, – отрезала она. – К сожалению, я ошиблась. Так что без лишних разговоров собирайся и приезжай ко мне. Быстро!Ну уж нет! За окном дождь. И вообще…– Нет, – сказала я очень-очень твердо. – Сегодня я не приеду…Какая смелая моська!– Инна! – угрожающе произнесла мама.– Ну ладно, – сдалась я. – Давай встретимся завтра.По крайней мере, у меня будет время морально подготовиться.– Вот и отлично, – тут же повеселела она. – Приезжай ко мне на кафедру в шесть тридцать.И повесила трубку.Вот так. Не «примерно в семь», не «после шести», а «в шесть тридцать». И ни минутой позже.* * *Дождь лил как из ведра.Потоки воды неровными змейками стекали по стеклу, барабанили по подоконнику.От Бруно пахло мокрой псиной. Впрочем, он и был мокрой псиной.Я смотрела в окно и пыталась разглядеть хоть что-нибудь за стеной дождя.Мне мучительно хотелось увидеть Игоря. Где он? Что делает? Думает ли обо мне?Я думала о нем постоянно. И чем дальше, тем хуже мне становилось.И все чаще закрадывалась мысль: «Уж не ошиблась ли я?»Я одергивала себя, успокаивала, высмеивала. Напоминала, что как раз сейчас все идет так, как я хотела.Я свободна и открыта для новых, ни к чему не обязывающих отношений.Ну и на кой черт они мне сдались?«Все хорошо. Все в порядке», – говорила одна половина моего сознания.«Дура», – отвечала ей другая.«Ты этого хотела – ты это получила», – не отступала первая.«Ну, и что дальше? – ехидно интересовалась вторая. – Кому ты теперь нужна? И кто нужен тебе?»Мне был нужен он. До боли.Мы с Бруно зашли в корпус и осторожно огляделись. К счастью, в холле никого из охраны не было. Так что мы с ним резво рванули по лестнице на третий этаж, где располагался философский факультет.Странное дело, корпус словно вымер. По дороге нам не встретилась ни одна живая душа. И не подумаешь, что совсем скоро начнется новый учебный год.У двери с табличкой «Кафедра истории философии» мы остановились, и я перевела дыхание.Потом набрала в легкие побольше воздуха и потянула дверь на себя.Мама сидела за огромным столом, из-за которого ее практически не было видно, и что-то быстро писала.Эта маленькая хрупкая женщина на первый взгляд производила впечатление мягкости и податливости, которое быстро улетучивалось при дальнейшем знакомстве.Подозреваю, что она держала свою кафедру в ежовых рукавицах.– Ах вы, мои маленькие! – проворковала она, увидев, кто пришел.Бруно ринулся к ней, свалив по дороге пару стульев, уткнулся лбом в ее колени и застыл в неподвижности. Только его хвост продолжал жить отдельной жизнью, стуча по стенке гигантского книжного шкафа.Она потрепала его по мощному загривку, прошептала что-то на ухо, и он, счастливо выдохнув, улегся рядом.Укротительница тигров, да и только!Я прошлась по кабинету, поднимая опрокинутые стулья и раздумывая, где бы мне пристроиться. Желательно подальше от нее.– Иди сюда, – велела она, прочитав мои трусливые мысли, похлопала рукой по столу и указала на кресло напротив себя.Я подчинилась, ощущая себя студенткой, вызванной куратором на разборки.«Сейчас начнется», – пронеслось в голове.Но время шло, а вопреки ожиданиям ничего не начиналось.Мама смотрела на меня ласково, подперев голову рукой, и молчала.Я робко улыбнулась ей в ответ и мысленно перенеслась во времени еще на несколько лет назад, чувствуя себя совсем маленькой девочкой, которой сейчас будут объяснять, что такое «хорошо» и что такое «плохо».– Объясни мне, пожалуйста, что произошло? – попросила она, наконец.Я пожала плечами.– Да ничего не произошло.– Возможно, – легко согласилась она. – Тогда почему ты его выгнала?– А почему ты решила, что это я его выгнала? – включила я дурочку.Она размышляла всего секунду:– Потому что я тебя знаю. И потому что Игорь из породы тех мужчин, что если приходят, то навсегда.И после небольшой паузы добавила:– А если уходят, то тоже навсегда.На мгновение мне стало очень страшно.– Зачем ты это сделала, кисонька? А? Мы с папой так долго ждали, когда тебе встретится настоящий мужчина! А когда он, наконец, появился в твоей жизни, ты от него избавилась. Почему?Мне очень не хотелось отвечать. Но она терпеливо ждала.– Я не хочу повторить твою ошибку, – пробормотала я, наконец.Мама опешила:– Ошибку? Какую ошибку?– Сойтись, чтобы потом разойтись, – пояснила я.Она потрясенно смотрела на меня и молчала. Очень долго.– Не хочу тебя расстраивать, – сказала она, придя в себя, – но ты все же повторила мою ошибку. Правда, совсем не ту, что ты думаешь.Теперь опешила я:– Что ты имеешь в виду?– А то, что ты упустила своего единственного мужчину, глупая.Комната вдруг поплыла перед глазами, и я ухватилась за край стола, чтобы не упасть.– Ты хочешь сказать… Ты жалеешь о том, что ушла от папы?! – воскликнула я.Она молчала.Потом зажмурилась и призналась:– Жалею.У меня не было слов. Точнее, их было так много, что я не могла решить, что же мне сказать в первую очередь!– И когда ты поняла, что ошиблась? – выбрала я, наконец, главное.Пауза.– Не сразу.Она встала из-за стола и подошла к окну.Только сейчас я обратила внимание, как потемнело на улице и в комнате. Наверное, опять будет дождь.– Тогда почему ты его не вернешь? – осторожно спросила я.– Ну… – она побарабанила пальцами по подоконнику. – У него давно другая жизнь… И вообще…Я смотрела на ее маленькую фигурку с опущенными плечами, а она смотрела в окно. Неужели она собирается плакать?– Ты про Селин? – догадалась я.– Ой, я тебя умоляю! – она резко отвернулась от окна.Разумеется, мама и не думала плакать.– Ты прекрасно знаешь, что никакая Селин мне и в подметки не годится! Тут даже сравнивать нечего.Она вернулась к столу и села в кресло.– Тогда почему? – не отставала я.– Ну… Это сложно…Она сложила свои бумаги ровной стопочкой и отодвинула их на край стола. Потом поправила карандаши в стакане.– Ты боишься, что он может не захотеть? – опять догадалась я.– Эй! Я не понимаю, кто кого здесь учит? – спохватилась она, но было уже поздно.Я переваривала услышанное.– Скажи честно… А если бы можно было вернуться… ну, не знаю… на десять… пятнадцать лет назад и что-либо изменить – ты бы согласилась?..Долгая, долгая пауза.– Да, – сказала она твердо, наконец. – Я бы согласилась.А потом усмехнулась:– Только в этот раз я бы действовала иначе.– А как?Она снова помолчала.– Я бы постоянно говорила: «Да, дорогой. Конечно, дорогой. Разумеется, ты прав». И все равно бы все делала по-своему.Я хмыкнула, представив, как этот воробушек нежным голоском говорит такие слова, преданно глядя в глаза любимому мужу, а за его спиной поступает в точности наоборот.– И ты думаешь, это сработало бы?– Если работает в других областях, почему это не может работать в семейной жизни? – опять усмехнулась она.Я задумалась.Возможно, она была права.Но все же…– А как же быть с личностью? Разве это не подавление своей индивидуальности?Никто по-прежнему не хочет умирать.Она сняла очки, аккуратно положила их на стол и потерла уставшие глаза. А потом ласково и очень печально посмотрела на меня.– Ну, и кому она нужна – твоя личность? Что ты будешь с ней делать одинокими ночами долгие-долгие годы до конца своей жизни?У меня перехватило дыхание и потемнело в глазах. И из этой темноты на меня посмотрел кто-то очень страшный.Я ждала, что мама добавит что-нибудь еще. Но она задумчиво глядела в окно, за которым качались старые огромные тополя, и молчала.– Мы, наверно, пойдем… Поздно уже. Да и тебе пора домой. К тому же, похоже, сейчас начнется дождь.Я поднялась с места, и Бруно тут же подскочил вслед за мной.– Да-да… Я вас провожу.Она тоже встала и направилась за нами.– Постойте здесь, я сейчас из холодильника пирожки принесу. И кости, – выдала она, когда мы вышли в коридор.Потрясающая женщина моя мама.Она сходила в приемную деканата и через минуту вернулась с полным пакетом.– Верни его, – попросила она, протягивая мне пакет.– Зачем он тебе? – не поняла я. – Он же старый и рвется уже.– Какая ты у меня все-таки глупая… – вздохнула мама. – Воистину, на детях гениев природа отдыхает.* * *Всю неделю дождь шел не переставая.Вот так вот неожиданно в город пришла осень.Трава еще оставалась зеленой, но с деревьев уже начали сыпаться мертвые желтые листья.Мамина камелия тоже сбросила все свои замечательные розовые цветы.Если бы дождь прекратился, и все вокруг хоть немного просохло, то можно было бы ходить по парку, пиная опавшие листья и слушая, как они шуршат под ногами.А еще можно было бы падать навзничь в пожелтелую, но все еще упругую траву и смотреть на небо сквозь тонкое кружево постепенно оголяющихся веток.Но, похоже, этого уже никогда не будет – нас затопит. Город скроется под водой, и я умру, так и не узнав…– Ты тоже думаешь, что я глупая? – спросила я Бруно.По каналу «Культура» показывали «Спящую красавицу».Я сидела в кресле, поставив ноги на теплый бок Бруно, и раскачивалась.Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня, вздохнул и снова улегся.Мне показалось, я поняла, что он хотел ответить.Я вдруг представила, как через много-много лет я буду вот так же раскачиваться в кресле – гордая, независимая и бесконечно одинокая – и разговаривать с собакой.Это будет уже не Бруно. Это будет совсем другая собака.А вот я буду прежней – все той же глубоко несчастной идиоткой.* * *Наутро дождь прекратился, и я решила, что это был знак.А потом я обнаружила, что мамина камелия выпустила два новых крошечных бутончика, и поняла, что это был второй знак.Интересно, что еще должно произойти, чтобы я, наконец, перестала трусить?