Клеопатра. Последняя царица Египта - Вейгалл Артур. Страница 17

Когда Цезарь выходил на корабле из Большой гавани Александрии, он, вероятно, с особым интересом обратил взгляд своих проницательных серых глаз на великолепные здания дворца, которые возвышались над городом, на мыс Лохиас, и, наверное, на его плотно сжатых губах заиграла спокойная улыбка при мысли о переменах, которые произошли с ним во время месяцев, проведенных в царской роскоши. Воодушевление перед делами, которые ему предстояло сделать, вероятно, горело внутри Цезаря огнем; но в его мыслях отчетливо отпечаталась картина: затемненная комната, в ней лежит своенравная и беспечная миниатюрная царица Египта, теперь притихшая и нежная, прижимая к груди новорожденного Цезаря, единственного наследника царства, которое включает в себя весь мир.

Глава 5

Жена

Перемещения Цезаря в течение года после его отъезда из Египта не требуют – учитывая цель этого повествования – подробного отчета. Из Александрии, которую он покинул приблизительно в середине первой недели июля, он на быстроходном гребном боевом корабле проплыл 500 миль по открытому морю до Антиохии и прибыл в этот город за несколько дней до середины этого же месяца. Там он провел день или два, улаживая тамошние дела, и в скором времени отплыл в Эфес, расположенный в 600 милях от Антиохии, куда он прибыл, наверное, в конце третьей недели июля. В Антиохии он узнал, что один из его полководцев, Домиций Кальвин, потерпел поражение от Фарнака, сына Митридата Великого, и был выбит из Понта. По-видимому, Цезарь немедленно отправил три легиона на помощь разбитому войску с приказом ожидать его прибытия в Северо-Западной Галатии или Каппадокии. Проведя один-два дня в Эфесе, Цезарь с необычайной быстротой отправился на эту встречу, взяв с собой лишь тысячу всадников. Прибыв в Зелу, что в 500 милях от Эфеса, 2 августа или раньше, он сразу же разгромил мятежников. В Галлии он имел обыкновение передвигаться очень быстро и даже с тяжело нагруженной армией преодолевал за сутки иногда более 40 миль (в 52 г. до н. э., идя на перехват спровоцированных на мятеж союзных галлов, Цезарь преодолел 74 километра за сутки с небольшим. Обычно римские легионы проходили около 30 километров в день за 5 часов, при этом каждый легионер нес груз 27 килограммов. – Ред.), как, например, во время его марш-броска из Рима в Испанию, который он совершил за 27 дней. Так что Цезарь мог присоединиться к своей основной армии и начать приготовления к сражению у Зелы еще в последние дни июля. Сокрушительное поражение, которое он нанес врагу столь быстро после принятия на себя командования, было очередным подвигом, которым можно было гордиться, и в письме в Рим своему другу Аманцию Цезарь описал эту победу в трех известных на весь мир словах «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил»), которые так ясно указывают на то, что Цезарь начал считать себя кем-то вроде стремительного и непобедимого полубога.

Оттуда он отплыл, наконец, в Италию и добрался до Рима в конце сентября, почти год спустя после своего приезда в Египет. Он оставался в Риме не больше двух с половиной месяцев и приблизительно в середине декабря отбыл в Северную Африку, где Катон, Сципион и другие беглецы и друзья Помпея учредили временное правительство при поддержке нумидийского царя Юбы и собирали силы. Прибыв в Гадрумет (древняя финикийская колония, совр. Сус в Тунисе. – Пер.) 28 декабря, он сразу же начал войну, которая вскоре закончилась полным разгромом и уничтожением врага в битве при Тапсе 6 апреля 46 г. до н. э. Знаменитые полководцы Помпея Фауст Сулла, Луций Африкан и Луций Юлий Цезарь были казнены, а Луций Манлий Торкват, Марк Петрей, Сципион и Катон совершили самоубийство. И если верить Плутарху, во время беспорядочного бегства были убиты около 50 тысяч солдат противников Цезаря (а 10 тысяч погибли в бою). Снова прибыв в Рим 25 июля 46 г. до н. э., Цезарь незамедлительно начал подготовку к своему триумфу (торжественный въезд победившей армии в Рим. – Пер.), который должен был состояться в следующем месяце. По-видимому, он уже послал гонцов к Клеопатре, которая провела спокойный год в материнских заботах в Александрии, с приглашением приехать с их ребенком в Рим.

По словам Диона, царица прибыла вскоре после триумфа, но некоторые современные авторы придерживаются того мнения, что она добралась до столицы вовремя, как раз к этому событию. Я склонен думать, что она совершила путешествие в Италию в компании египетских пленников, которые должны были быть продемонстрированы во время процессии: принцессы Арсинои, евнуха Ганимеда и других, за которыми Цезарь, наверное, послал в конце весны этого года, вскоре после сражения при Тапсе. Клеопатра не могла не хотеть своими глазами увидеть триумф Цезаря, так как она, вероятно, считала недавнюю войну в Александрии не столько римской войной против египтян, сколько подавлением силами египтян и римлян восстания в Александрии. Значительную часть кампании можно было истолковать как войну, которую Цезарь вел от ее имени и от имени ее брата Птолемея XII (или XIII), против мятежных Ахиллеса и Ганимеда, а позднее – против того же Птолемея, который переметнулся к врагу. Таким образом, победу могла праздновать как Клеопатра, так и ее защитник-римлянин. Поэтому ей подобало быть зрителем унижения Арсинои и Ганимеда, и ее присутствие в Риме в этот момент было бы для нее явно желательно, так как оно указывало бы на то, что она и ее страна не потерпели поражения. Цезарь же, со своей стороны, вероятно, желал присутствия Клеопатры, чтобы она могла своими глазами увидеть яркую демонстрацию его власти и популярности. Он только что стал диктатором в третий раз, и это назначение, несомненно, дало ему ощущение надежности своего положения и неизбежности своего восхождения к монаршей власти, в котором Клеопатра и их сын должны были сыграть такую важную роль. Он начал считать себя выше критики, и его две большие победы, в Понте и в Африке, после девяти месяцев, прожитых царской жизнью в Египте, вскружили ему голову настолько, что он больше не считал целесообразным откладывать представление своей будущей супруги народу Рима. Цезарю еще нужно было многое совершить, прежде чем он смог бы взойти с ней на трон всемирного царства, но не может быть сомнений в том, что в тот момент он хотел, чтобы о Клеопатре узнали в столице. А раз так, то мне кажется очень вероятным, что самим фактом ее присутствия в качестве свидетеля своего триумфа Цезарь хотел опровергнуть любые предположения о том, что ее саму следует включить в число всего того, что было завоевано в Египте, о чем он постоянно хвастался.

Приезд в Рим царицы Египта, наверное, произвел сенсацию. Повозки с багажом и множество возбужденных евнухов и рабов, без сомнения, возвещали о ее приближении и следовали за ней в составе огромной свиты. Младший брат Клеопатры Птолемей XIII (или XIV), которому исполнилось в то время одиннадцать или двенадцать лет и которого она, наверное, боялась оставить одного в Александрии, чтобы он не последовал семейной традиции и не объявил себя единственным монархом, был вынужден сопровождать ее, значительно усилив суматоху вокруг ее приезда. Однако годовалый наследник Цезарей и Птолемеев в окружении охраны и суетящихся нянек, вероятно, был средоточием всеобщего внимания; ведь каждый римлянин догадывался о его происхождении, зная особенности характера (сексуального поведения. – Ред.) своего диктатора. Клеопатра с ее свитой разместилась в transtiberini horti (парк за Тибром) Цезаря, где среди прекрасных садов на правом берегу Тибра, неподалеку от места расположения современной виллы Панфили стоял очаровательный дом. Есть предположение, что законная жена Цезаря Кальпурния осталась хозяйкой другого дома, в городе.

Отношение Цезаря к Клеопатре в это время определить непросто. Не следует думать, что он по-прежнему сильно любил ее; такие натуры, как он, совершенно не способны к длительной сильной привязанности. Во время его пребывания в Северной Африке зимой и в начале весны его сильно пленила Евноя, жена короля Мавритании Богуда, и на время отсутствия Клеопатры Цезарь утешился тем, что сделал Евною своей любовницей. И все же царица Египта по-прежнему имела большое влияние на него, и, когда она приехала в Рим, можно предположить, что в его вилле, расположенной на другом берегу реки, они с удовлетворением возобновили свою интимную жизнь, которой наслаждались в Александрийском дворце. Однако первое страстное увлечение закончилось, так что и Цезарь, и Клеопатра, вероятно, чувствовали, что основой их взаимоотношений теперь стало деловое соглашение, составленное для их обоюдной выгоды. Фактически они состояли в браке и имели твердую цель добиться того, чтобы этот брак был сейчас признан в Риме, как это уже случилось в Египте. Я полагаю, Цезарь испытывал огромное удовольствие, находясь в обществе остроумной, живой женщины царской крови, и он был чрезвычайно счастлив видеть ее на своей вилле, куда мог отправиться в любое время дня и ночи, чтобы насладиться ее блестящим, живительным обществом. Их младенец-сын тоже был для него источником интереса и радости. Теперь ему было четырнадцать месяцев, и его сходство с Цезарем, столь явно проявившееся в последующие годы, вероятно, уже было заметно. Светоний утверждает, что мальчик был очень сильно похож на своего отца и в его облике и поведении, особенно в походке, отчетливо проявлялось его происхождение. Это сходство, которое было хорошо заметно, должно быть, радовало Цезаря, который так гордился своей собственной внешностью и личностью, и оно, вероятно, связало его с Клеопатрой узами настолько постоянными, насколько что-то могло быть постоянным в его постоянно развивающейся и нетерпеливой натуре. Царица, со своей стороны, возможно, по-прежнему черпала огромное удовольствие в обществе великого диктатора, который представлял собой как идеал мужчины, так и являл собой высочайший общественный статус. Наверное, Клеопатре нравился ум Цезаря, деспотическая власть его воли и сила его личности. И хотя годы и нездоровье уже начали ослаблять его способность исполнять роль пылкого обожателя, Клеопатра, несомненно, находила в Цезаре привлекательного друга и мужа, с которым близость ежедневного общения давала настоящее счастье. Они настолько подходили друг к другу, насколько могли подходить две честолюбивые натуры; к тому же их неразрывно связывали воспоминания о былой страсти, которая еще не совсем закончилась, взаимопонимание, совпадение их житейских интересов и родительская ответственность.