Клеопатра. Последняя царица Египта - Вейгалл Артур. Страница 33

Избавившись таким образом от серьезной угрозы своему трону, Клеопатра уговорила Антония помочь ей избавиться еще от одной причины ее сильной тревоги. Следует вспомнить, что, когда Цезарь разгромил египетскую армию в дельте Нила в марте 47 г. до н. э., молодой царь Птолемей XII утонул во время беспорядочного бегства, а его тело опознали по золотому нагруднику. Однако сейчас какой-то человек, который утверждал, что он не кто иной, как этот несчастный монарх, пытался найти себе сторонников и, возможно, вступил в переписку со своей предполагаемой сестрой Арсиноей. Претендент на трон в то время проживал в Финикии – факт, который наводит на мысль о том, что он также поддерживал связь с Серапионом, который в момент своего ареста путешествовал по этой стране. Поэтому Антоний дал согласие на арест и казнь этого псевдомонарха, и через несколько недель он был тихо отправлен на тот свет.

Историки склонны видеть в смертях этих трех заговорщиков пример жестокости и мстительности Клеопатры; их представляют в виде жертв ее неутолимого честолюбия, а убийство Арсинои называют самым черным пятном на темной репутации царицы. Но я не вижу, каким иным образом можно было устранить угрозу ее трону, если не выдворением интриганов с земной юдоли. Смерть Арсинои, как и смерть Томаса Бекета (ок. 1118–1170; английский политический и культурный деятель, ученый богослов. В 1155 г. был канцлером Англии при короле Генрихе II, с 1162 г. – архиепископом Кентерберийским. Боролся против вмешательства светской власти в дела церкви, по негласному приказу Генриха II был убит придворными рыцарями в Кентерберийском соборе. – Ред.), предстает в неприглядном свете, потому что она произошла на ступенях священного алтаря. Но если вспомнить период, в который произошли эти события, не следует слишком сурово осуждать казни, так как какой король или королева былых времен не убирали со своего пути, предав смерти, всех претендентов на свой трон?

Визит Клеопатры в Тарс длился, по-видимому, не более нескольких недель, но, когда египетская царица наконец возвратилась в Александрию, она, вероятно, почувствовала, что ее недолгое пребывание с Антонием снова подняло ее престиж на самую большую высоту. Клеопатра не только воспользовалась властью диктатора, чтобы стереть с лица земли двух своих соперников и их предполагаемого сообщника, не только вселила ужас перед своей властью в сердце могущественного верховного жреца храма Артемиды, который в далеком Эгейском море просто укрывал претендентку на египетский трон, но и на деле снова добилась полной поддержки Антония и получила от него обещание приехать к ней в Александрию, чтобы он получил возможность своими собственными глазами увидеть богатства, которые мог предложить Египет. Поэтому впервые после смерти Цезаря перспективы Клеопатры снова казались блестящими, и она, наверное, с легким сердцем снова отправилась в плавание по Средиземному морю к своему великолепному городу.

Глава 10

Афродита

Можно почти не сомневаться в том, что в сложившейся ситуации Антоний очень хотел заключить прочный союз с Клеопатрой, потому что ему для осуществления его замыслов был нужен как раз такой союзник. Отношения Антония с Октавианом были напряженные, а незначительная роль, которую тот сыграл в боевых действиях, закончившихся сражениями при Филиппах, пробудили в Антонии презрение к способностям этого молодого человека. Триумвират был, в лучшем случае, компромиссом, и Антоний и не предполагал, что этот союз протянет дольше одного дня после того, как Октавиан или он сам приобретет перевес во власти. В глубине души Антоний надеялся на смерть племянника Цезаря и в союзе с Клеопатрой видел способ приобрести численный перевес над своим соперником.

После победы при Филиппах Октавиан возвратился в Рим, и Антоний теперь получал известия о том, что войска, которыми они совместно командовали, выражают сильное недовольство наградами, которые они получили за свои подвиги. Возникли серьезные трения между теми, кто оставался верен Октавиану, и теми, кто считал, что Антоний вознаградил бы их более щедро. Представители Антония в Риме, особенно его жена Фульвия, предпринимали попытки расширить эту брешь, вероятнее всего, по своей собственной инициативе, нежели по прямому согласию своего вождя. У Антония не было желания разрывать отношения с Октавианом до тех пор, пока он не будет уверен в успехе; к тому же его внимание в то время было больше приковано к проблеме завоевания Парфии, нежели к вопросу уничтожения Октавиана. Парфяне волновали воображение великого диктатора, и, возможно, его ум уже занимал проект вторжения в Индию, как это было и в последующие годы. Поэтому теперь его планы в общих чертах, казалось, приобрели три направления: во-первых, образование наступательно-оборонительного альянса с Клеопатрой, с тем чтобы ее деньги, солдаты и корабли оказались в его распоряжении; во-вторых, вторжение в Парфию, чтобы слава побед и добыча, награбленная в этой стране, подняла престиж Антония на недосягаемую высоту; и, в-третьих, поиск повода для ссоры с Октавианом, чтобы стереть его с лица земли, сделавшись после этого правителем римского мира. Потом, подобно Цезарю, Антоний, вероятно, объявит себя царем, женится на Клеопатре и станет основателем царской династии; его преемником будет либо его пасынок, сын диктатора, либо будущий сын от брака Антония с царицей Египта, если их союз принесет плоды.

Обуреваемый этими надеждами, которые так сильно совпадали с надеждами Клеопатры, Антоний приготовился ехать в Александрию осенью 41 г. до н. э. и был полон решимости скрепить союз с царицей Египта. Одного из полководцев умершего диктатора, некоего Децидия Саксу, он поставил во главе армии в Сирии. Обязанностью этого офицера было держать его в курсе всех передвижений парфян и готовиться к надвигающейся войне с ними. Царь Парфии по имени Ород прибегнул к услугам римского изменника по имени Квинт Лабиен (сын Тита Лабиена, соратника Помпея, а ранее – Цезаря. – Ред.), бывшего соратника Кассия и Брута; и этот человек теперь действовал совместно с сыном царя царевичем Пакором, занимаясь формированием парфянских армий и их подготовкой к наступлению на соседние римские провинции. Таким образом, не было никаких сомнений в том, что вскоре разразится война, и поэтому Антоний очень хотел получить в свое распоряжение египетские ресурсы на суше и на море как можно скорее.

Он уже собирался отплыть в Александрию, когда, по-видимому, до него дошла весть о том, что волнения в Риме скоро достигнут наивысшей точки и что его брат Луций Антоний и его жена Фульвия готовятся к нападению на Октавиана. Вероятно, поэтому Антоний сомневался при принятии решения, возвращаться ли ему в Рим или нет. Возможно, его сильно раздражал тот поворот, который приняли события, ведь он прекрасно знал, что в тот момент он не может успешно бороться против Октавиана, и очень боялся втянуться в противоборство, которое может привести к его собственному поражению. Если Антоний вернется в Италию, есть возможность того, что он сумеет уладить ссору и добиться примирения, после которого воцарится мир до тех пор, пока не придет тот час, когда он сам захочет войны. Но если его миролюбивые усилия не достигнут цели, последует конфликт, к которому он не готов. Поэтому, как мне кажется, Антоний решил, что ему следует избегать ссоры и показывать, что он поглощен решением вопросов на Востоке. Уехав на несколько недель в Египет, Антоний не только отделит себя от не удобной для него тактики его сторонников в Риме, но и соберет силы и деньги на свою войну с Парфией, которая окажет ему огромную услугу в случае, если Октавиан начнет доводить ссору до конца. К тому же не вызывает сомнения то, что Антонию была неприятна мысль о том, чтобы снова встретиться со своей строгой женой и опять жить под ее испытующим взором; а с другой стороны, он с юношеским волнением с нетерпением ожидал повторения чарующих приемов, которые устраивала Клеопатра. Антоний не был великим государственным деятелем или дипломатом; он был веселым мальчиком-переростком, и его действия фактически во все времена были продиктованы его желанием получать удовольствие. Царица Египта самым решительным образом привела в замешательство его непосредственную натуру, которая в вопросах такого рода почти не требовала толчков извне. И теперь тот факт, что ему на какое-то время разумнее было бы держаться подальше от Рима, послужил основанием для маневра, к которому Антония одновременно побуждали и его честолюбие, и его сердце.