Чижик – пыжик - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 54

— В Москве останусь, — грустно отказалась она. — Выйду замуж за какое-нибудь чмо с пропиской и буду ему изменять с тобой, когда будешь приезжать в Москву.

Утром, когда вез ее в институт, спросила лукаво:

— А сегодня Вера?

Вера — это серая мышка. Не стал объяснять, что ебу таких только с голодухи: на безрыбье и жопа — соловей.

— Угадала, — соврал Юле, чтобы покрепче любила.

Биджо оклемался и ускоренно затопал к выздоровлению. Тех, кто начинил его свинцом, до сих пор не трогали, ждали, выживет ли Биджо. Может, он как-нибудь по-особому захочет казнить. Если не выживет, тогда просто перестреляют на девятый или сороковой день, помянут. Я приехал навестить его, привез полрынка фруктов и вывалил их на стол, где уже громоздилась другая половина. Весь персонал больнички обжирался зеленью, а у медсестры при виде принесенного мной появились позывы к рвоте, сразу оставила нас.

Биджо спал с лица и пожелтел, казался лет на двадцать старше. И оброс бородой, наполовину седой. Такое впечатление, что перед тобой не Биджо, а его отец.

— Сейчас придут наши люди, расскажешь им, что и как было, — сказал он мне.

— Кто такие?

— Шпионы бывшие. Горбачев выгнал их, а мы приютили. Ребята толковые, кого хочешь найдут и всю подноготную выковыряют…

Нельзя прогонять верных псов, иначе еще вернее будут служить твоим врагам.

Пришли двое. Неприметные, закругленные, не за что зацепиться. На улице я бы принял их за мелких канцелярских крыс. Фамилия одного была Михалевский, второго — Данилов, но кто из них кто, я запомнил не сразу.

Я рассказал им, как было дело.

— Куда делся третий — понятия не имею, — закончил я.

— И четвертый был, — вспомнил Биджо. — Между деревьями стоял. Куртка на нем была светлая, светло-коричневая.

Бывшие шпионы устроили мне перекрестный допрос. Куда мусорам до них! Я вспомнил такое, о чем и не подозревал. Они успокоили, что никто из свидетелей не захотел запоминать ни меня, ни номер машины, а мусора похерили дело, бандитские разборки их не интересуют.

— Надо и мне завести таких, как вы, — решил я.

— А откуда ты? — спросил один из них.

— Из Толстожопинска.

Они переглянулись, но лица остались непроницаемыми.

— Хозяином области у вас там Еремин?

— Был. Сейчас заправляет самым крупным кооперативом, — поставил их в известность и добавил скромно: — Мой тесть.

На этот раз не переглядывались, но ебальники стали малость проницаемы: услышанное заинтересовало их.

— Если кто-нибудь из ваших коллег, такой же толковый, захочет переехать в Толстожопинск, свяжитесь со мной. Обеспечу хорошим жильем, интересной работой и приличной зарплатой.

— Видишь ли, — начал вытанцовывать один из-за печки, — у наших бывших коллег имеются принципы. Допустим, они не будут убивать…

— Для этого есть другие! — перебил я. — Будут заниматься розыском и охраной. Хочу завести такое же, как здесь в крупных банках и фирмах, подразделение охранников, чтобы официально имели оружие. Смутные времена когда-нибудь кончаются, надо подготовиться к этому.

— А как у тебя отношения с местными властями?

— Они все бывают на приемах у тестя, — ответил я.

Ребята, видимо, выросли в провинции, им не надо было разжевывать. Они опять переглянулись и один, кажется, Михалевский, заинтересованно гмыкнул.

Когда они ушли, я спросил Биджо:

— Что с машиной будешь делать? Может, подаришь ее хозяину мойки? В благодарность за перевязку. Несчастливая она, лучше избавиться.

— Наоборот, счастливая, — улыбнулся Биджо, сразу помолодев. — Хорошо, так и сделай. И скажи Нугзари, пусть под нашу защиту возьмет его.

Из больницы я поехал искать шиномонтажную. На местности ориентируюсь хорошо, если где-то побывал, найду туда дорогу, сколько бы времени не прошло. Хозяин обрадовался мне.

— Думал, уже не приедет никто. Что с машиной делать? Не может же она здесь вечно стоять, — балаболил он, открывая двери мойки. — Жив твой приятель?

— Поправляется.

— Я отремонтировал машину, помыл, почистил, — продолжал он, показывая ее, с новым стеклом, вылизанную снаружи и внутри. — И это, мойка все время была закрыта, ничего не заработал…

— Я же сказал, что не пожалеешь, — оборвал его. — Машина твоя. Хочешь, сам езди, хочешь, продай.

У него дыхалку отшибло. Надеялся получить пару рублей — рублями и хуй в жопу — мелочью, а тут целое состояние свалилось.

— На днях к тебе подъедут, оформят генеральную доверенность, — сказал я. — И крышу сделают. Задаром.

— У меня уже есть, — пожаловался он. — Плачу нашим, местным.

— Не тем, что в нас стреляли?

— Это возле ресторана? Двоих там убили?

— Да.

— Они. Там Петруха погиб и Чита, — он посмотрел на меня, догоняя, кто их завалил. — А-а-а!.. — он улыбнулся во всю харю, показав гнилые зубы. — Так теперь им пиздец?

— Дело нескольких дней. Узнаем всех, кто в их шобле, чтоб никого не осталось.

Он подсчитал, сколько бабок сэкономит под нашей крышей, поглядел на машину, прикинув, что не попользуется ею, пока живы местные отморозки, и сообщил:

— Я их всех знаю. Заправляет Конь. Он по малолетке получил срок за изнасилование, а гоношится, как!.. — он так и не придумал сравнения, злость помешала. — Он был возле ресторана. Рассказывал, что еле отстрелялся. Мол, вас целая бригада прикатила.

— Ты видел, сколько нас было, — произнес я.

— Да понятно! Чего еще от него ждать?! Наверняка на зоне пидором был. Там же не любят насильников, правильно?

Ты прав, Аркаша, твоя срака шире.

— Еще у него в банде Лис, Правый…

— Ты думаешь, я их запомню, твоих правых-левых?! Напиши. И адреса, если знаешь.

— Конечно, знаю. Я с ними со всеми в одной школе учился.

Он накарябал список в полтора десятка кличек и адресов, довольно своеобразных: «во втором доме от кочегарки», «в том доме, где универмаг, крайний подъезд, пятый этаж»… Сдал всех оптом за сраную тачку и освобождение от абиссинского налога.

По возвращению я связался с бывшими шпионами, встретились в кафешке в центре. Она была одной из первых в столице и прославилась тем, что здесь среди бела дня вывели во двор директора и расстреляли на виду у посетителей. Не хотел делиться, засранец.

На встречу приехал Михалевский. Когда они порознь, я сразу понял, кто передо мной. Я положил перед ним список.

— Н-да!.. — восхищенно выдавил он, ознакомившись. — А мы только двоих нашли. Собирались последить несколько дней, на остальных выйти. Теперь быстро управимся.

Мы выпили по сотке, закусили.

— Твое предложение о Толстожопинске остается в силе? — спросил он.

— Да. Кто-то заинтересовался?

— Я оттуда родом. На Макаронке вырос.

Макаронка — район Толстожопинска вокруг макаронной фабрики. Рабочий район, со всеми вытекающими последствиями. Там живет половина моих людей и половина толстожопинских мусоров. В детстве вместе играли в казаков-разбойников и до сих пор продолжают.

— Дочка замуж вышла, внуки появились, стало тесно в квартире, — пожаловался Михалевский. — Новую не успел получить, отправили в отставку.

— В Толстожопинске трешку обеспечу. Старую в центре или новую на окраине.

— Лучше в центре, чтоб поближе до работы добираться.

— Получишь служебную «девятку». В полное распоряжение.

— Хорошо, я с женой обговорю.

Я дал ему свой толстожопинский телефон.

— Приезжай, не пожалеешь. Без дела и без денег сидеть не будешь. С твоими бывшими коллегами у меня контактов нет, а с прокуратурой и милицией — начиная с начальства, Муравки.

— Знаю его, пересекались по одному делу, — сказал Михалевский. — А с бывшими коллегами у меня в Толстожопинске остались связи. Кое-кто не откажется поработать со мной. Если все будет в рамках приличия.