Слепящая тьма. часть 2 (СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf". Страница 43
Конечно же, духи не рискнули идти напролом всей толпой — уже научены горьким опытом. Первыми пустили небольшой арьергард. Чего-чего — а расходного человеческого материала у духов всегда хватало в отличие от нас. Рождаемость предельно высокая, работы нет. Приходишь в отряд — там тебе дают китайский Калашников и платят деньги. Приличные деньги потому что Афганистан — мировой центр производства героина. Это раньше талибы маковые поля жгли — теперь они долю с них имеют…
Вот и эти шли. Молодые безусые, пятеро и у каждого автомат. Думали, что идут правильно — боевиков насмотрелись видимо, то и дело приседали, осматривались, направив стволы в разные стороны. Как раз когда ты замираешь — ты и есть хорошая мишень для снайпера.
— Готов?
Седой, которому я отдал Барретт, лежал совсем рядом. Пулемет нам пока не был нужен.
— Готов.
— Делаю я. Ты смотришь. Они попытаются вывести снайперов и подавить меня. Их снайпер должен подобраться на километр, может даже меньше. Ты его уберешь…
— Добро.
К AW — сто двадцать патронов, к Барретту — всего пятьдесят три. Да и AW на предельных дистанциях точнее, чем Барретт, зато Барретт лучше подходит для ликвидации снайперов, прячущихся за укрытиями. Поэтому так и сделаем — AW работает по дальним целям, Барретт выбивает снайперов и расчеты группового оружия.
Сосредоточиться. Полный мороз в голове, ни одной лишней мысли. Только о цели…
Третьего бы… Корректировщика. И можно сидеть тут до скончания века.
Сосредоточиться. Раз-два-три… Раз-два-три…
Выстрел — почти неощутимый, в крови столько адреналина, что сбрось рядом бомбу — и то не почувствуешь. Хотя нет, бомбу — почувствуешь…
Секунда. Вторая…
Работа снайпера на такой дистанции хороша (а может, наоборот, плоха) тем, что ты все видишь. К тому моменту, как пуля долетит до цели, отдача перестает воздействовать на стрелка, и ты видишь, как пуля сбивает с ног твою цель. Это увидел и я — в который уже раз. Шедшего первым паренька — пуштуна, которому сегодня просто не повезло, пуля триста тридцать восьмого калибра отбросила назад, падая он сбил с ног еще одного стрелка. Остальные моментально попадали с ног и открыли огонь во все стороны…
— Целей не наблюдаю…
Оно и странно. Где все остальные?
— Как с обходом?
— Ближайший — двадцать кэ-мэ топать. Причем — там по пути огневая база. Чехов, кажется. Сам понимаешь…
Понимаю. Либо двадцать кэ-мэ пешком с перспективой схватиться с чехами или кем там еще — с целой огневой базой, в общем. Либо здесь — замыкающий дозор маленькой группы спецназа. Двое или трое — против сотни…
Ответом послужил тонкий нарастающий свист — тот самый, что снится профессионалам в их цветных снах о войне — и разрыв минометной мины. Далеко, едва ли не в паре сотен метров от нас.
— Придурки…
Придурки то придурки. Вмазали без корректировщика. Я посмотрел наверх, словно желая убедиться, что нависающий над нами скальный козырек надежно укрывает нас. Он и укрывал. Почти. Для того чтобы нашинковать нас в фарш минометной миной, надо попасть в отверстие размером примерно метр на… метров шесть. Так здесь хитро и умно устроена позиция. Раньше здесь духи оборонялись от русских от шурави — теперь они сами, волей Аллаха вынуждены штурмовать это укрепление. Если они не выведут минометы на прямую наводку и не посадят корректировщика — шанс попасть один тысячам к пяти. Не больше…
— Сколько у них мин как ты думаешь?
— Не больше тридцати. — спокойно ответил Седой — больше на хребте не утащить. Если нет ишаков. А ишаков у них нет, потому что они тормозят продвижение. Скоро заткнутся…
Следующая мина разорвалась уже ближе — но все равно далеко, осколки только чиркнули по камням.
— Иди на ту сторону. Как бы не обошли. Я пока один.
— Есть.
Еще мина — дальше, совсем далеко — точно наугад лупят. Наугад да не…
Вот он…
Корректировщик…
Корректировщик двигался медленно, почти незаметно, он полз по камням, подобно змее. Чтобы не быть обнаруженным, он накрылся какой-то дерюгой, полностью подходящей под цвет каменистой осыпи, серо-желто-бурый. Если бы мой прицел по странной прихоти судьбы не был бы нацелен именно туда, где он полз — не заметил бы ни за что…
А вот теперь…
Выстрел — в последний момент корректировщик что-то понял — хотя услышать выстрел не мог пуля летит со сверхзвуковой скоростью. Резко дернулся, наплевав на маскировку — и покатился по склону безжизненной куклой. Уйти от предназначенной ему пули он все-таки не успел….
Два…
Снова запели мины — лупили уже от злости. Одна, вторая, третья. Третья, последняя, легла так близко, что в глаза сыпануло поднятой взрывом пылью…
— Твою мать… — злобно выругался я
— Цел?
— Нормально…
Нормально да не совсем. Вот как раз сейчас, один осколок в голову, пока я у амбразуры — и все. С концами…
— Нормально — повторил я — что дальше делать будут?
— Часть в обход попытается ломануться. Остальные — на нас. Обкурятся — и толпой.
— Как думаешь, дым у них есть?
— Дым… Откуда.
Дым — единственное чего я боялся. Если они сумеют создать нормальную полосу задымления — то подойдут к нам под ее прикрытием вплотную.
— Сколько сидим?
— Можно до ночи. Если торопишься — еще пара часов и валим. Старый все равно группу уже увел. Вертушка точно будет?
— Будет. Если и не будет — до границы можно довести. А можно и тупо сдаться.
— Сдаваться не хотелось бы…
Все-таки ломанулись. Минут десять прошло — возможно, столько потребовалось для того, чтобы ширнуться или там по хорошему косяку выкурить. Десять минут — и ломанулись…
Толпа, если честно была жиденькой — человек тридцать, не больше. Снова заработал миномет, без корректировки — просто на Аллаха. И один за другим, малыми группами, залегая, вскакивая, стреляя, перебегая и снова ложась, на нас двинулись талибы…
Я стрелял передергивал затвор, снова стрелял, снова передергивал затвор и снова стрелял. Как в тире — начал с километра трехсот примерно. С промахами — по движущейся цели иначе не бывает. Но и с попаданиями.
Рядом уверенно бухал, заставляя меня каждый раз после выстрела держаться и шептать проклятья Барретт. Остро, одуряющее пахло порохом…
До пятисот метров — рубежа, за которым начинается зона прицельного огня автомата Калашникова, основного оружия талибов не дошел ни один…
— И это все? — я даже выразил удивление вслух. Ни одна пуля не залетела в наше укрытие максимум неудобств, которые нам все это доставило — это один нас осыпало каменной крошкой после того, как мина легла на скальный козырек над нами. Еще по нервам это проехалось — в один момент показалось, что проклятый козырек обрушится на нас. Воистину, надо быть полным, абсолютным, обкуренным психом, чтобы так переть на снайперов по почти голой каменной осыпи.
— Черти… — Седой вставил последний магазин в винтовку — передернул затвор — больше патронов нет.
Я примерно прикинул. Барретт тащить с собой смысла лет — тяжесть великая, патронов к нему нет. Придется оставить. Жалко, дорогая вещь, купленная на свои деньги, а не выданная на складе — но ничего не поделаешь…
Накрыло на отходе. В который раз убедился в том, что верна, верна старая военная мудрость — самые большие потери бывают при отходе. А еще большие — при драпе. Мы же — именно драпали. Отходили к вертолету, стараясь догнать основную группу и успеть к точке эвакуации — и в то же время мы не могли бросить оружие и снаряжение, которое у нас было. То, что мы успеем к точке эвакуации — далеко не факт, а идти потом по Афганистану без оружия — удовольствие ниже среднего. Барретт бросили, заодно заминировали, остатки патронов пришлось взять с собой — чтобы нее разминировали, да не саданули из него же нам в спину. Сняли с него термовизор — пригодится, да им по цене он дороже самой винтовки выходит. Остальное — на себе, на хребте. Вот так и шли, то и шли, то ли бежали, из последних сил.