Шелковый шнурок(изд1985) - Малик Владимир Кириллович. Страница 54
— Так, значит, пан Комарницкий, то бишь Кульчицкий, казак? — удивился Собеский.
— Да, ваша ясновельможность.
— О-о! Тогда мне понятно, почему пан так отстаивает Палия… Но я, собственно, ничего не имею против полковника. Он, безусловно, храбрый человек, и я никогда не забуду его побед под Веной. Скажи Яблоновскому, что я прошу рассмотреть это дело доброжелательно… Тем более, что мне не хотелось бы осложнений с Москвой, ибо мы договариваемся сейчас о вечном мире и союзе с ней, о совместной войне против Османской империи…
Король забарабанил пальцами по столу, и Арсен понял: аудиенция окончена.
У Арсена стало тягостно на сердце. Его далёкая поездка завершилась ничем. Хотя Собеский не отказал в помощи, но и не помог. Вместо письма гетману ограничился советом поговорить с Яблоновским. Да напыщенный магнат рассмеётся казакам в лицо и погонит прочь! Не было полной уверенности в том, что он выполнил бы письменное распоряжение короля, а словесное пожелание — и подавно…
Арсен молча поклонился и вышел.
Проходя через роскошные, расписанные золотой краской двери королевского кабинета, он невольно вспомнил, как некогда под Чигирином безрезультатно просил князя Ромодановского защитить Романа Воинова, когда того арестовал генерал Трауэрнихт. «Выходит, сильные мира сего повсюду одинаковы, чтоб им пусто было! Простому человеку за этими богатыми дверями правды не найти. А посему, казак, надейся только на собственные силы, на свою саблю!»
7
Обоз въехал в Подкаменное и остановился на площади перед замком. Солнце уже опустилось к горизонту, и от мрачных крепостных стен и островерхих башен на землю падали чёрные тени.
— Эй, мужики, тут становиться на ночлег запрещено! — закричал от ворот дежуривший гайдук. — Намусорите, а завтра прибирай после вас!
— Не кричи, пан! Мы не глухие! — ответил Арсен, одетый в обычную крестьянскую одежду: белые полотняные штаны, сорочка и соломенный брыль. — Поди-ка лучше сюда! Ведь не с пустыми руками приехали мы на ярмарку. — И он похлопал ладонью крутобокий бочонок.
Жест был настолько красноречив, что гайдук, пожилой гуцул из Прикарпатья, сначала заморгал глазами, затем облизнул сухие, воспалённые губы.
— Пиво?
— И таранка к нему найдётся из самого Днепра. — Арсен моргнул хлопцам — Яцько и Семашко: — Ну-ка, поищите на моем возу — выберите несколько рыбин получше! Чтобы пан остался довольным и дозволил нам тут переночевать…
Яцько поднёс стражнику большую кружку.
Гайдук мотнул было головой — на часах, мол. Немного подумал. Колебался, должно быть. Наконец, решившись, прищёлкнул языком, оглянулся — не видно ли кого поблизости — и только тогда взял в руки кружку. Понюхал. На лице проступило удивление.
— Разрази меня гром, если это не горилка! — Он приоткрыл усатый рот, сделал один глоток, поморщился. Затем, переведя дыхание, вновь приложился к кружке и осушил её до дна. — Ф-фу! А теперь, хлопцы, не мешало бы и закусить, если есть!
Таранку стражник ел медленно, смакуя, то и дело похваливая угощавших.
— Вы правильные хлопцы, как вижу… Просто чудесные! Кабы не служба, то я с вами тут и заночевал бы! Ей-богу! — болтал он, пьянея. — Уже вечереет, и было б совсем не плохо улечься на возу, подмостив себе сена, да задать храпака!
Арсен подморгнул Василию Семашко, и тот шагнул к телеге — освободить её для стражника. Гайдук хитро прищурился, погрозил хлопцу пальцем.
— Может, ты покличешь своих товарищей? — спросил Арсен. — Не то как пустим чарку по кругу — им, беднягам, ничего не перепадёт.
— Э-э, не стоит, ей-богу! — пробормотал уже порядочно опьяневший гайдук. — Нас только двое на карауле… Я на воротах, а второй, новенький, внизу… Такой набасурманенный — слова из него не вытянешь. Сидит да все думает, думает. А чего думает, поди спроси его?..
— Кого ж вы стережёте?
— Говорят, какую-то важную птицу… Такие кандалы на него надели!
— Когда же тебе, друг, замену пришлют? Иль так и будешь всю ночь торчать один?
— Черта с два! Дождёшься тут замены! Как надоест стоять — пойду, стукну в двери: мол, выходи кто! Кто-нибудь и выйдет…
Он еле держался на ногах. Язык заплетался, голова клонилась все ниже к груди. Чтобы не упасть, гайдук опёрся о телегу.
— Кажись, готовый? — тихо спросил Роман, подходя к переднему возу. — Можно и начинать! Казаки уже распрягли коней — седлают…
— Хорошо, — согласился Арсен. — Клади его, хлопцы! Он хотел поспать на сене — так пускай спит! А жупан снимите, Спыхальский наденет!
Яцько и Семашко сняли с гайдука жупан. Его самого кинули на телегу, прикрыли попоной. Он что-то пробурчал — и сразу уснул.
Тем временем над городком опустился синий весенний вечер. До замка долетали девичьи песни, смех парубков. Где-то далеко-далеко, вероятно на другом конце города, не переставая звучали неутомимые цимбалы.
Когда кони были осёдланы, казаки достали запрятанное в возах оружие.
— Друзья, кто остаётся здесь — будьте начеку! — приказал Арсен. — Как только услышите выстрелы, крик или свист — мчитесь на помощь! Понятно?
— Понятно, — ответил кто-то. — Удачи вам!
Арсен и Спыхальский с группой казаков направились к замку. Калитка в воротах, как они и надеялись, оказалась открытой. На подворье темно и тихо. Лишь одно оконце было освещено.
Арсен тенью метнулся к нему — заглянул через стекло. В большой, с низким потолком комнате вповалку спали несколько гайдуков. Ещё двое раздевались, готовясь ко сну. За столом сидел безусый парень и куском грубого сукна до блеска начищал пистолеты, грудой лежавшие перед ним.
«Не подозревают ничего, — подумал Арсен. Нащупал на двери засов и тихонько задвинул его. — Пускай посидят малость. Может, обойдётся без кровопролития…»
Оставив часть казаков на страже, он повернул к двери в подвал, где его ждали товарищи.
— Сюда, — шепнул пан Мартын. — Осторожно! Ступени крутые — недолго и шею свернуть…
Вытащив из-за пояса пистолет, Спыхальский первым начал спускаться вниз. За ним — Арсен, Роман, потом — Яцько, Семашко и Метелица.
Внизу, где кончались ступени, в арочном проёме мигал тусклый свет. Из подземелья тянуло холодом и плесенью. Послышался протяжный зевок часового.
Пан Мартын, держась рукой за стену, продвигался крадучись, тихо, как кот. На нижней ступеньке остановился, с опаской выглянул из-за угла. Налево и направо от него уходил длинный коридор. В каменной стене напротив — потемневшие от сырости и времени двери с оконцами, забранными решёткой.
Гетманская тюрьма! Да, многим холопам пришлось тут изведать ужасные муки!
Возле одной двери, на низенькой табуретке, сидел, закутавшись в кожушок, часовой. В свете небольшого масляного фонаря, висевшего под потолком, хорошо были видны его мохнатая овечья шапка и сутулые плечи.
Услыхав шорох, он встревоженно спросил:
— Кто там? — И, поднявшись, взял на изготовку мушкет.
Спыхальский вытаращил глаза: перед ним стоял его давний знакомый — Свирид Многогрешный.
— Холера ясная! — загремел под низким сводом могучий голос пана Мартына. — Неужто это ты, пан Свирид? Я и не знал, что мы оба на службе у пана воеводы!
— Прошу прощения, с кем имею честь?.. — не узнавая, допытывался Многогрешный.
— Холера тебя забери! Мартына Спыхальского не узнаешь?
— О, пан Мартын! Никак не ожидал увидеться с тобой здесь… Пан служит у ясновельможного гетмана Яблоновского?
— И не первый день! А пан Свирид, похоже, недавно, что-то я раньше не встречал тебя среди гайдуков гетмана, — сказал Спыхальский, приближаясь к Многогрешному.
— Всего несколько дней… Но служба, однако ж, собачья — погибаю в этом подземелье! Может, пан Мартын посодействует мне найти местечко потеплее? Хе-хе! — И Многогрешный нарочито передёрнул плечами, показывая, как здесь холодно.
— Отчего же — посодействую! Хе-хе! — передразнил его Спыхальский и внезапно, схватив за грудки, прижал к стене и вырвал мушкет. — Пся крев! Наконец-то я тебя схапал! Сейчас тебе станет не только тепло, но и жарко! Раздавлю, как гниду!