За пределом беспредела - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 47

Варяг неожиданно поднялся:

– Ладно, разберусь.

– Владислав, ты бы икорки…

Варяг усмехнулся:

– Что я, икры, что ли, никогда не ел, по-твоему? – и поднялся из-за стола.

У двери Платонов произнес:

– Через неделю в Грецию отбываем. Может, вместо меня поедешь?

– Договорились, – ответил Варяг и направился к лифту.

У подъезда его ожидал черный бронированный «Мерседес». Шофер, плечистый малоразговорчивый парень, предупредительно распахнул перед хозяином заднюю дверцу. Тихо заработал мотор, и автомобиль мягко тронулся, мгновенно отвоевав себе место в потоке уличного движения.

Выставки, подобные той, что планировалась в Греции, проходили ежегодно. Как правило, на них редко выставлялось новейшее оружие. Подобные тусовки напоминали клуб по интересам, где собирался едва ли не весь оружейный бомонд. Особенностью предстоящей выставки являлось то, что Россия собиралась выставить на ней секретную зенитную установку «Фаворит». Это должно было стать сенсацией и переполошить американцев – главных конкурентов в этой сфере военных разработок.

Руководить российской делегацией и одновременно представлять современные боевые системы всегда очень почетно. В какой-то степени это считалось политической миссией. Можно было только предполагать, насколько испугался Андрей Егорович, если согласился перепоручить руководство делегацией Варягу. И это при том, что его кандидатуру уже утвердил Кремль. Значит, ему понадобится найти вескую причину, чтобы отказаться от лестного назначения. Да, мужику не позавидуешь.

У Варяга же в Греции имелись свои интересы. Накануне он договорился о том, что доставит сотню станковых автоматических гранатометов АГС-17, «Пламя», пять переносных зенитно-ракетных комплексов «Игла-1», два комплекса противотанковых управляемых ракет «Конкурс» и тридцать ПТУРСов «Метис». Вооружение будет доставлено вертолетами, а уже из Греции переправлено курдам. В состав делегации Варяг решил включить Лозовского и Костылева.

Глава 30. БЕРЛОГА

Дача находилась в престижном районе ближнего Подмосковья. Величавый сосновый бор обступал трехэтажный особняк, стоявший на берегу ровного, словно блюдечко, озера. Случайные люди не посещали эти живописные места – грибников и туристов отпугивали колючая проволока с предупреждающими надписями и неожиданно появлявшиеся из чащи патрули с автоматами. Добраться до особняка можно было только по специальному разрешению, а бдительные прапорщики, стоявшие на въезде в заповедную зону, прощупывали недоверчивыми взглядами и эти разрешения, и каждый автомобиль, и каждого гостя. Так же недоверчиво они осмотрели и подкативший к шлагбауму черный «Мерседес», но, изучив документы, взяли под козырек и подняли шлагбаум.

– Черт бы их всех побрал! – горестно матюкнулся сидевший в машине круглолицый мужчина лет пятидесяти пяти. У него были крупные черты лица, мясистый нос и полные губы. – Что творится! Россию, как проститутку, по борделям растаскали, нищенку из нее сделали. А все эти гребаные реформы!

– Да, Юрий Павлович, – негромко отозвался шофер.

Дорога была отличная, но ему приходилось ехать медленно – в запретной зоне разгоняться не принято.

– Все просрали. Абсолютно все! Наворовали и слиняли на Запад. Вон вчера по ящику показывали – один новый русский выступал. Харя, как у борова! Рассказывал о том, что на всех лучших пляжах планеты задницу грел, имеет недвижимость в Испании, работает во Франции, а в России бывает не больше двух месяцев в году. Хотя деньги из нее качает… У него спрашивают: почему так редко бываете на родине? И знаешь, что он, сукин сын, ответил?

– Нет.

– За капиталы свои, говорит, боюсь! Дескать, только тогда в Россию окончательно вернусь, когда все образуется.

– Да-а, – неопределенно поддакнул шофер, выруливая к воротам особняка, очень смахивающего на средневековый замок.

– Неужели этот болван столь наивен, что не может понять простой истины – в России никогда ничего не образуется! Если не будет революции, то обязательно случится какой-нибудь переворот! И кто же страдает? Мы! – ткнул Юрий Павлович себя пальцем в тучную грудь. – Государство не пропадет. Выжило оно при большевиках, выживет и при этих демократах продажных…

Ворота мягко отворились – охрана сработала безупречно, и «Мерседес» важно въехал в широкий двор, где уже стояли ярко-красный «БМВ» и темно-синяя «Тойота».

Навстречу гостю вышел хозяин – мужчина лет пятидесяти. Лицо у него было худощавое, строгое, иссеченное морщинами. По подтянутой фигуре чувствовалось, что он прошел кадровую военную школу. Одет был в просторный спортивный костюм, на жилистой шее виден махонький серебряный крестик. Хозяин тепло улыбнулся и приветственно раскинул руки.

– А мы тебя ждем, Юрий Павлович. Уже все в сборе. Пока тебя ждали, успели принять по рюмке коньячку. Надеюсь, ты не в обиде?

– Ничего, наверстаю! – заверил Юрий Павлович Баскаков, выбираясь из машины.

– А ты все крепчаешь, – уважительно протянул хозяин, обводя взглядом могучую фигуру гостя.

– А ты все тощаешь, Герасим Савельевич, – в тон ему ответил Баскаков, чуть задержав руку хозяина в ладони. – Не в коня корм!

В просторной комнате, окна которой были задернуты бледно-зелеными полупрозрачными занавесками, сидели еще два человека. Было заметно, что здесь не скучали – возвышавшаяся в центре стола большая бутыль уже наполовину опустела. Свет, пробиваясь сквозь занавески, приобретал зеленый оттенок, и создавалось полнейшее впечатление того, что и гости и хозяин погрузились в водную стихию.

Присутствующие знали друг друга уже много лет, когда-то вместе учились на одном курсе в Киевском общевойсковом училище. Потом судьба раскидала их по России, чтобы через пятнадцать лет свести вместе в Госснабвооружении. Правда, связей между собой они никогда не теряли и едва ли не ежегодно совместно проводили отпуска.

– Штрафную, – налил в рюмку коньяку Алексей Петрович Попцов, востроносый мужик с плечами борца. В доме Герасима Савельевича он чувствовал себя очень свободно – было заметно, что он здесь частый гость.

– С удовольствием.

Баскаков вальяжно подплыл к столу, взял пузатенькую рюмку и величаво влил ее в огромный рот.

– Красиво пьешь, – подал голос третий гость. Короткая прическа и почти озорная улыбка делали его похожим на мальчишку-задиру. Вот только серебристый цвет волос подводил Антона Дмитриевича Корнеева – собеседник начинал понимать, что перед ним мужчина, преодолевший пятидесятилетний рубеж.

– По-другому не умею, – скромно отозвался Баскаков и со стуком поставил рюмку на стол. – А помнишь, как мы девкам водку за шиворот заливали?

– Это которые не пили, что ли? Прекрасно помню! – весело отозвался Корнеев, совсем по-мальчишески шмыгнув носом. – Столько добра понапрасну переводили!

– Погусарили мы, конечно, на славу, – заговорил хозяин дома, Герасим Савельевич Заботин. – Я на втором курсе как-то в училище бабу притащил.

– Как же это так? На территорию нельзя.

– Нельзя. Пришлось с ней через забор лезть. Так вот, напоролись на какой-то гвоздь, она изодрала воскресное платье, я порвал парадку. Думаю, куда ее вести? Всюду мужики! Если в казарму, так это не дело. Казарма большая, там сто двадцать человек спят, пока она будет раздеваться, ее молодые голодные самцы на части порвут. Решил повести ее в кабинет к начальнику курса. Его тогда не было, а ключи у дневального, привел подругу туда. Взял я ключи, привел подругу туда. А она все удивляется: как ты хорошо живешь, да у тебя здесь все в зеркалах! Посадил я ее на командирский стол и отодрал, насколько моих силенок тогда хватило. Молодой был, сами понимаете, сейчас бы на такие подвиги не отважился…

Все дружно рассмеялись.

– А у тебя здесь уютно, – констатировал Попцов. – Жалко будет с дачкой-то расставаться, когда попрут?

– Уже выгоняют, – с грустью пожаловался хозяин. – Так и сказали: теперь ты в Госснабвооружении не работаешь, давай поскорее служебную дачку освобождай. Получается, как работал – был нужен, а как уволили, так под зад коленом. А что я жене скажу, дочке? У Маришки на этой даче, считай, все детство прошло. Признаюсь, и мне отсюда непросто съезжать…