За пределом беспредела - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 77

– Все от настроения зависит. – Надежда высвободила руку, и ее ладонь вновь отправилась в свободное путешествие по его телу, причиняя наслаждение даже малейшим прикосновением. – Бывает, так пройдется, что я потом пару дней врастопырку хожу.

Федор поморщился, подобно искусному музыканту, не умеющему внимать фальшивым нотам, – за сказанным чувствовалась едва скрываемая гордость.

– Силен.

– Да, он такой.

Неожиданно Надежда отдернула руку, положила ее под голову и поинтересовалась:

– Признайся мне честно, Федор, а ты хотел бы быть со мной?.. Со мной навсегда?

– Это как же? – А вот так. Просто навсегда, и все!

– Тебя же Колян не отпустит.

– А мы разве будем спрашивать его разрешения?

Надежда в который раз за эту ночь поразила Угрюмого своей откровенностью.

– И что же ты предлагаешь сделать? – в его голосе неожиданно обнаружилась хрипотца. Такое случалось всегда, когда он начинал волноваться.

– А ты не догадываешься?

– Нисколько.

Угрюмый совсем охрип. Если так пойдет и дальше, то он может потерять голос.

– Я предлагаю от него избавиться.

– Это как же?.. Убить его, что ли?

– А ты разве никогда этим не занимался? – скривила Надежда губы в безжалостной усмешке. – Тут Колян как-то кассету приносил…

– И что за кассета?

– Как вы на одном пикничке двоих своих приятелей на тот свет спровадили. Одним из тех, кто стрелял, был ты.

Угрюмый похолодел:

– У тебя, Надежда, приемчики прямо как у царской жандармерии.

– Это какие же?

– Провокационные! Что-то я не припомню такого фактика в своей биографии. Если это действительно был я, тогда во что же был одет?

– Пожалуйста. – Надежда сделалась безмятежно-ласковой. – Коротенькая такая курточка темно-коричневого цвета, брюки светло-серые… Продолжать дальше или хватит?

– Продолжай!

– Стрелял ты из автомата. Маленький такой, кажется, он называется «узи».

– А я и не подозревал, что ты разбираешься в оружии, – процедил сквозь зубы Угрюмый.

– Ты разве не слышал такую пословицу: «С кем поведешься, от того и наберешься»? Так что, будешь дальше отрицать?

– Ладно, сдаюсь, было дело.

Подобный эпизод имел место четыре месяца назад, когда Колян приказал замочить двух новобранцев, осмелившихся не выполнить его распоряжение. Парни, похоже, плохо понимали, с какой организацией решили связать свою жизнь, и имели завышенную самооценку. Они даже не подозревали, что для Коляна они ровным счетом ничего не значат. Или, точнее сказать, значат ровно столько, сколько представляет для фельдмаршала каждый отдельно взятый пехотинец. Но Федор никак не мог предполагать, что где-то за соседним деревом затаился оператор и терпеливо ожидает момента расстрела. Сука! Похоже, Колян держит его на кукане покрепче, чем покойного Павла Несторовича. У Гордеева была хоть какая-то команда, он имел возможность откупиться, а ведь Федор лишен и этой возможности.

– Так ты как, согласен? – нежным взором окинула Надежда своего любовника. Наверняка именно таким же взглядом любвеобильная Белоснежка посматривала на гномов. Бедные парни ни в чем не могли ей отказать.

– Я пока не готов к ответу.

– А чего тут готовиться? Неужели это такая сложная задачка – или он убивает нас обоих, или мы вдвоем убиваем его одного.

Угрюмый невесело хмыкнул:

– Ты хочешь сказать, что мы вдвоем будем молотить его топориком по темечку?

Надежда поморщилась от картины, невольно промелькнувшей перед ее глазами.

– Неужели нельзя найти более… как это сказать… цивилизованного способа убийства?

– Цивилизованных убийств не бывает, – философски заметил Угрюмый. – Убийство – оно и есть убийство, как ты его ни называй.

– Не знаю, что и сказать.

– Твой муженек не любит огнестрельного оружия. Ему топорики подавай, чтобы мозги на стену брызгали. Запугать всех хочет. Кстати, а где он хранит кассету?

– Этого я не знаю, – честно посмотрела Надежда на Федора.

Угрюмый был уверен, что точно такими же глазами Надежда смотрит на мужа и заверяет, что помогала матушке по хозяйству, а бедный Колян и не подозревает о том, что вся промежность благонравной женушки натерта до мозолей усилиями пылкого любовника. Не исключено, что эта самая кассета сейчас лежит у Надежды в сумочке. Если вдуматься, то ее шантаж куда более тонкий, чем хитромудрая игра Коляна.

– Ладно, потом разберемся.

– Так ты как, согласен? Представь, милый, если у нас получится, то мы все время будем вместе.

Федор посмотрел Надежде в глаза. Женщина была на редкость совершенна, однако сейчас Федор сознавал, что близость красивой женщины оказывается не всегда приятной: от Надежды веяло нешуточной опасностью, точь-в-точь как от автомата с полным боекомплектом.

– Ничего не могу сказать. Мне надо все крепко обдумать.

– Но в принципе ты же не отказываешься? – настаивала Надежда.

– Детка, я тебе ничего не обещаю. Давай забудем об этом разговоре хотя бы на некоторое время. Ты мне нравишься не в роли подельника, а в роли любовницы.

Федор аккуратно зажал Надежде рот ладонью и придавил ее своим могучим телом.

Глава 46. В ТЮРЬМАХ СИДЯТ ДУРАКИ

Колян посмотрел в бинокль. Оптический фокус многократно приблизил высокий забор, из-за которого, напоминая большой корабль, выглядывала крыша, выложенная красно-коричневой черепицей. Николай Радченко слегка скривился: не могут обойтись без шика эти богатенькие, перенимают у Запада не только образ мышления, но даже свои жилища устраивают на западный лад. Не знаете вы русской глубинки, господа, где шикарную черепицу с успехом заменяет обыкновенная солома и где роскошному «Мерседесу» предпочитают скрипучую телегу, запряженную неторопливым мерином.

На коньке крыши, на трехметровом металлическом стержне, красовался флюгер в виде медведя, сжимавшего в лапах бочонок с медом. Флюгер чутко реагировал на малейшее изменение ветра, то и дело вздрагивая и поворачиваясь. Со стороны дома не доносилось ни звука – создавалась полнейшая иллюзия того, что в здании никого нет. Однако Колян знал, что это не так и сейчас в доме находятся десять человек. Трое из них вечером уедут и вернутся только завтра утром. Остальные живут постоянно и занимают первый этаж здания, никогда не расставаясь с оружием, словно ежесекундно ожидают нападения. Впрочем, двое из десяти не представляли опасности – это хозяйка и ее сын, зато остальные восемь – отчаянные ребята, успевшие повоевать в свое удовольствие в Югославии и Латинской Америке.

Николай успел навести о них кое-какие справки. Осведомленные люди отзывались о парнях с почтением и превозносили их боевые качества. Свою работу ребята знали – одетые в камуфляж, они по нескольку раз в день выходили за ворота дома и старательно обходили участок по всему периметру, и это несмотря на то, что вдоль ограды через каждые несколько метров были установлены телекамеры, фиксирующие даже полет воробья. Но этим меры безопасности не ограничивались – в тридцати метрах от забора была вспахана контрольно-следовая полоса, пересекать которую запрещалось. Об этом сообщали надписи на металлических щитах. Щиты висели на изгороди из колючей проволоки, установленной перед контрольной полосой. Трижды в день полосу обходили трое вояк с расстегнутыми кобурами. Свои обязанности они выполняли на редкость педантично, словно охраняли не цивильное здание, а далекую границу. Это означало, что ребята прошли хорошую армейскую школу. Появлялись они строго в определенное время, никогда не вступали в разговоры и вели себя очень настороженно, словно видели опасность за каждым смородинным кустом.

Ровно в два часа подъезжал бронированный «Мерседес», в салоне которого сидело четыре человека. Внутри ограды он оставался недолго – вероятно, появлялся для подвоза всего необходимого и заодно для проверки несения охранной службы.

За неделю наблюдения Николай так и не увидел хозяев дома. Не было их и в машинах, покидавших дом. Оставалось предположить, что они находятся где-то в глубине большого здания.