Клеопатра - Шифф Стейси. Страница 47

Присутствовавших на похоронах обуревали противоречивые чувства. Ирод устроил пышные похороны и оросил гроб слезами. Александра держалась мужественно, но в душе клялась отомстить за сына. Лишь Мариам дала волю гневу. Она проклинала мужа, а заодно его мать?язычницу и сестру?деревенщину. Александра, ни на миг не поверившая в несчастный случай, вновь написала Клеопатре. Смерть Аристобула была страшной и нелепой, и Александра никак не могла согласиться с ее официальной версией. Она собиралась поведать о своих подозрениях Антонию. Клеопатра едва ли не силой заставляла римлянина, только что вернувшегося из Парфии, покарать убийцу. «Нельзя допустить, – повторяла она, – чтобы правитель, получивший царство из твоих рук, творил беззаконие с тем, кто по праву мог носить корону». Антоний прислушался к словам истинной царицы, вступившейся за права истинных царей.

Ирод не зря побаивался Клеопатры. Вскоре ему было приказано явиться в Сирию: Антоний требовал объяснений. Иудейский царь, как все правители, добившиеся власти при помощи интриг и собственной удали, нисколько не благоговел перед сильными. Для этого он был слишком самонадеян. Хотя Ироду советовали держаться скромно, он обставил свое появление с большой помпой, как Клеопатра – прибытие в Фарсал, совершенно не сомневаясь, что римский выскочка, непонятно по какому праву требующий к ответу царей, не устоит перед лестью и подарками восточного владыки. Судя по дальнейшим событиям, Антоний все же не был безвольной игрушкой в руках своей женщины. Прибыв в Сирию с дорогими подарками и сладкими речами на устах, Ирод без труда разбил все до единого аргументы Клеопатры. Антоний заверил царя, что с его стороны «было бы неправильно мешать правителю, получившему власть из его собственных рук, пользоваться этой властью, как он сочтет нужным». То же самое он сказал и Клеопатре, добавив, что ей не следует чересчур увлекаться чужими делами. Ирода Антоний принял как дорогого гостя. Он обедал с ним каждый день и повсюду брал с собой, не обращая внимания на жгучие взоры египтянки. Между двумя мужчинами установились прекрасные отношения. Иудейский царь торжествовал: «похотливое и алчное чудовище» отныне было ему не страшно.

Насчет египтянки Ирод немного поторопился, но пресечь женские интриги у себя дома ему действительно удалось. Злобная сестрица царя сообщила ему, что в его отсутствие Мариам вступила в постыдную связь с ее мужем и вместе с ним строила планы устранения ненавистной золовки и постылого супруга. Яд клеветы легко проник в сердце измученного ревностью и подозрениями человека и немедленно подействовал (Еврипид был прав: «Радость женщины в злословии»). Ирод, не долго думая, приказал казнить шурина. Александру, косвенную виновницу всех своих несчастий, он бросил в темницу. Иудейский царь торговал своей верностью направо и налево и подозревал в этом же остальных. Его нельзя было назвать надежным соратником.

Даже утратив связь с Александрой, Клеопатра еще долго оставалась для Ирода головной болью. На всякий случай царь приказал увеличить оборонную мощь Масады и сложить за стенами крепости запасы кукурузы, масла, фиников и горючего. С таким соседом, как Египет, нельзя было чувствовать себя в безопасности[45]. Между тем сестра Ирода продолжала умело разжигать в нем ненависть к собственной жене. Она убедила брата, что Мариам все же отправила Антонию свой портрет. Слух Ирода был «открыт для клеветы». Страшные обвинения «поразили его, словно удар молнии», немедленно напомнив о чудовищных интригах Клеопатры. Разумеется, это были ее дела, а чьи же еще:

«Из?за происков врага царь лишился жены и сам оказался в большой опасности». Мариам приговорили к смерти[46]. Когда обреченную вели на казнь, Александра бросилась на дочь и вцепилась ей в волосы, вопя, что она – исчадие демонов, неблагодарная распутница, заслужившая свою участь. Мариам даже не взглянула на мать. Ей было двадцать восемь лет. Отчаяние Ирода было достойно героя шекспировской трагедии. Рассудок царя мешался от любви и тоски; ему казалось, что Мариам жива. Антоний страдал бы так по Клеопатре, если бы советники Ирода не предотвратили ее убийства. В конце концов Ирод забросил государственные дела и надолго уехал из Иерусалима. В его отсутствие Александра устроила еще пару заговоров. Вернувшись, царь казнил и ее.

Весь тридцать шестой год Цезарь слал в Рим бодрые донесения о небывалых успехах в Парфии; в городе устали праздновать и приносить жертвы богам в его честь. Клеопатра больше полагалась на собственных лазутчиков. Царица находилась более чем за тысячу километров от театра военных действий, но все?таки ближе, чем Апеннинский полуостров. Клеопатра вложила в грядущую победу Антония слишком много и не жалела средств на агентов в римском лагере. Тем не менее она была удивлена, когда в конце года в Александрию прибыл гонец со срочными вестями. Война окончилась. Антоний со своим войском вернулся из парфянского похода. Военные дороги привели его к берегу Каспийского моря, на территорию современного Ирана. По сравнению с переходами Александра Македонского это была увеселительная прогулка, но римские легионеры все же прошли ни много ни мало три тысячи километров. Армия стояла в небольшой деревеньке к югу от сегодняшнего Бейрута, неподалеку от тихой бухты, добраться до которой Клеопатре не составило бы труда. Антоний просил подругу поскорее присоединиться к нему, захватив золото, провизию и обмундирование для солдат. Царица не ожидала увидеть римлянина так скоро. Никто не предполагал, что Парфию можно победить за месяц. Цезарь планировал кампанию по крайней мере на три года.

Плутарх утверждает, что Клеопатра не торопилась на встречу с возлюбленным, однако возможно, что так только казалось сгоравшему от нетерпения Антонию. Была зима, сезон ветров и дождей по всему Средиземноморью. Чтобы собрать припасы и снарядить корабли требовалось время. Кроме того, царица едва успела оправиться от родов, когда пришли тревожные вести. Антоний не находил себе места, но Плутарх напрасно приписывает его беспокойство исключительно промедлению Клеопатры. Ее отсутствие было далеко не единственной бедой. Антоний пытался заглушить тревогу вином – которое уже тогда считалось безотказным средством «в час печали», – но у него не хватало терпения высидеть долгую попойку. Сбежав из?за пиршественного стола, римлянин шел на берег и долго вглядывался вдаль, надеясь увидеть на линии горизонта паруса египетских кораблей. Такое поведение шло вразрез с армейской традицией, предписывавшей всему лагерю садиться обедать в одно и то же время. Клеопатра приехала в пору самых коротких дней и длинных ночей, вскоре после сорок восьмого дня рождения Антония, и привезла с собой припасы и золото. Плутарх и Дион пересказывают один и тот же слух: объявив, что царица привезла деньги, полководец раздал солдатам свои собственные средства. Клеопатра была не в восторге от парфянских устремлений Антония и не спешила ему помогать, но диктатор непременно хотел, чтобы его люди видели в Египте союзника.

У Антония имелись причины для отчаяния помимо промедления египетской царицы. Никаких фантастических успехов в Парфии не было, одна только череда поражений, за которой последовало катастрофическое отступление, почти бегство. Римляне с самого начала совершали чудовищные стратегические ошибки. На марше армия чересчур растягивалась. Солдатам было не просто отыскать парфян, зато парфяне находили захватчиков с поразительной легкостью: небольшие отряды мелких лучников и хорошо тренированных копейщиков то и дело нападали на отставшие части. Антоний надеялся на военную помощь Армении, северной соседки Парфии, но армяне оказались ненадежными союзниками. Уже не в первый раз они затащили римлян в «голую бескрайнюю пустыню» и бросили на произвол судьбы. Отступление изматывало людей сильнее боев. После пятидесятикилометрового марш?броска по пустыне обезумевшие от жажды солдаты готовы были пить соленую воду. Изголодавшись, они ели ядовитые ягоды, у многих начались лихорадка и рвота, за ними пришли дизентерия, корчи и галлюцинации. То, что не сделали тухлая вода и несъедобные плоды, довершили армянская жара и снега Каппадокии. У легионеров обледенели бороды. Обморожения были почти у всех. Прежде чем добраться до сирийского берега, с которого можно было высматривать спасительные паруса, Антоний потерял почти треть своей блистательной пехоты и половину кавалерии и проиграл большую часть из восемнадцати не слишком значительных сражений. Кошмарное отступление унесло двадцать четыре тысячи жизней. Вина Клеопатры в бесславном окончании парфянского похода сильно преувеличена, но попытки обвинить ее, разумеется, были. «Антоний так жаждал провести зиму с царицей, что выступил раньше срока и без должной подготовки. Утративший волю под воздействием чар и колдовских зелий, он думал не о том, как победить врага, а лишь о том, как поскорее воссоединиться с предметом страсти», – писал Плутарх. Другими словами, поход начался не вовремя из?за Клеопатры. То есть Антоний сделал глупость, а виновата, конечно, она.