Клеопатра - Шифф Стейси. Страница 68

[33] Как это порой случается, безутешная тоска подстегнула лихорадочное вдохновение. Он обрушил свое красноречие на «бесчувственных счастливцев», что упрекают его в излишней скорби, не прочтя книгу его страданий даже до середины.

[34] На самом деле история знает разные примеры. Александр Македонский устроил пышные празднества по случаю завоевания Индии, чем неприятно удивил свой измученный войной, полуголодный народ.

[35] Для монарших семей это было в порядке вещей. «У царей нет близких», как сказал Плутарх. Правила обхождения с царственными родичами были едва ли не жестче геометрических аксиом.

[36] Удивительное сходство Осириса и Христа в свое время глубоко потрясло Флоренс Найтингейл. В одно прекрасное воскресное утро она зашла в храм Исиды в Верхнем Египте, построенный отцом Клеопатры, и пришла в ужас. «У меня нет слов, чтобы описать чувство, охватившее меня во время посещения Фил, – писала Флоренс родственникам в тысяча восемьсот пятьдесят втором году. – Миф об Осирисе столь сильно напоминает историю нашего Спасителя, что мне показалось, будто я в Иерусалиме. Увидев чью?то тень на залитом лунным светом храмовом дворе, я подумала: Он здесь. Сейчас я Его увижу».

[37] Обвинения в том, что царица приказала не выдавать кукурузу александрийским евреям, по?видимому, несправедливы. Евреи издревле были надежными союзниками правительниц из рода Птолемеев. Они служили охранниками и речными стражами, нередко становились военачальниками и крупными чиновниками. Евреи поддерживали Авлета, многие из них последовали за Клеопатрой в пустыню в сорок восьмом году. За храбрость, проявленную в Александрийской войне, Цезарь сделал отличившихся на поле боя иудеев римскими гражданами.

[38] Дело осложнялось тем, что, кроме настоящих заговорщиков были и мнимые, те, кто – точь?в?точь как иные борцы Французского Сопротивления – объявили себя таковыми задним числом. Еще больше дело осложнялось тем, что Лепид, Кассий и Брут были родственниками.

[39] Жена одного из приговоренных придумала гениальный выход: она вытащила мужа на морской берег в огромном кожаном мешке, вроде того, в котором Клеопатра прибыла в Александрию.

[40] Трудно представить, чтобы кто?то вздумал отрицать силу «неотразимых чар» египетской царицы, но такой смельчак все же нашелся. Для Рональда Сайма Клеопатра была одной из бессчетных колониальных правительниц, и не более того. По мнению историка, у них с Марком Антонием не было никакого взаимного влечения; римлянин «уступил мимолетной страсти, но не сделался ее рабом». А после александрийской зимы сорок первого года Антоний якобы утратил к египтянке всякий интерес.

[41] У. Шекспир. Антоний и Клеопатра. Акт I, сцена II. Пер. М. Донской.

[42] В высокопарном титуле просматривается дань уважения греческому происхождению царицы. Для общества, привыкшего то и дело апеллировать к прошлому, это был важный знак. Ведь родом из Македонии были не только Птолемеи, но и их соперники, могущественная некогда династия Селевкидов, а значительная часть земель, теперь отошедшая Клеопатре, ранее принадлежала именно им.

[43] Ирод – еще один монарх без лица. Его изображений не сохранилось из?за библейского запрета творить кумиров.

[44] В семье Ирода такое случалось нередко. Затеяв переворот, сын Ирода обвинил собственную тетку в том, что «однажды ночью она пробралась в его спальню и против его воли вынудила вступить с ней в противную естеству связь».

[45] То же самое можно сказать о Костобаре, правителе Южной Иудеи. Он был обязан своим положением Ироду, которого в душе глубоко презирал. Костобар не желал принимать иудаизм и пытался обратить своих подданных в язычество. Правитель знал, к кому обращаться за поддержкой: путь к Антонию лежал через посредничество Клеопатры. Владения Костобара в прошлом принадлежали Птолемеям. Почему бы царице не замолвить за него словечко перед Антонием? А он отплатит ей вечной преданностью. Костобар не то чтобы слишком любил Клеопатру, но Ирода и вовсе терпеть не мог. Ничего не вышло: Антоний не послушал Клеопатру. Ирод не стал мстить Костобару: он уже знал, что с союзниками Клеопатры лучше не ссориться. Вместо этого он женил изменника на своей вдовой сестре. Едва ли можно было придумать более страшную кару. Жена Костобара предала второго мужа точно так же, как в свое время предала первого.

[46] Сестра Ирода не успокоилась, пока не извела сыновей Ирода от Мариам. Их похоронили рядом с Аристобулом.

[47] С Канидием вышла забавная история. В свое время он заведовал отправкой в Рим сокровищ дяди Клеопатры, правителя Кипра. Тогда его заподозрили в присвоении части ценностей.

[48] С Секстом Помпеем все было очень непросто. Он дружил с отцом Клеопатры и пользовался ее расположением и к тому же водил дружбу со многими врагами Рима (Антоний был не восторге от дружбы Помпея с египтянкой. Ему совершенно не хотелось оказаться в одной компании с чужеземной царицей и мятежным соотечественником, который – несмотря на любовь римского народа – вел себя как заправский пират. Подозрения триумвира подтвердились: вольнолюбивый авантюрист не преминул заключить соглашение с парфянами). Согласно Аппиану, Антоний не хотел подписывать приказ о казни Помпея, не желая опечалить Клеопатру. Сам историк одобряет убийство флотоводца: его дружба с Клеопатрой могла помешать «добрым отношениям триумвиров».

[49] Антоний называет целых пять имен, хорошо известных обоим, и напоминает шурину о его первой жене, с которой тот развелся «по чудовищному поводу»: та плохо отзывалась о его любовнице.

[50] На самом деле завещания не видел никто, кроме Октавиана, который вполне мог его сфабриковать. Тут наверняка не обошлось без содействия Планка: у него было право в экстренных случаях подписывать документы за Антония и ставить его печать. Один из пунктов завещания подтверждал права детей Клеопатры на дарованные им земли и происхождение Цезариона. Антоний, насколько известно, никогда в нем не сомневался. Непонятно, зачем ему понадобилось включать в документ то, что вовсе не требовалось упоминать. Трудно представить обстоятельства, в которых Антоний мог продиктовать то, что Октавиан прочел Сенату.

[51] Римляне полагали жадность и тщеславие преимущественно женскими качествами. Известный драматург Плавт писал: «Не люблю я этих знатных женщин, с их манерами, богатым приданым, большими запросами, чванством, паланкинами из слоновой кости, дорогими нарядами и привычкой превращать мужей в рабов».

[52] Вместе с властью он формально утратил право обращаться за помощью к союзникам Рима. По той же логике, Клеопатру можно было объявить врагом государства и отобрать у нее принадлежавшие ей земли. Однако в этом случае войну пришлось бы объявить не ей, а Антонию.

[53] Николай Дамасский не преминул сообщить, что еще в юности, «когда в жилах отрока играет кровь», Антоний мог позволить себе целый год воздержания. Октавиан же всегда отличался умеренностью и благоразумием. О пристрастии своего кумира к дорогой обстановке, коринфской бронзе и азартным играм историк умолчал.

[54] Поэт Проперций воскликнул: «Что было бы с нами, правь нами женщины!»

[55] Такую роскошь, выставленную напоказ, римляне могли только одобрить.

[56] Клеопатра была первым выходцем с востока, объединившим усилия с римским генералом. Серторий вступил в союз с понтийским царем Митридатом, тем самым, который в шестьдесят девятом предупреждал о растущем влиянии Рима. Сам Митридат потратил десятилетия, чтобы построить империю, пока не был разбит Помпеем в 65 году. Помпею понадобилось четыре года, чтобы покончить с Серторием.

[57] Ода процитирована в переводе А. Фета (прим. пер.).

[58] Калигула был потомком Марка Антония по отцовской линии и Октавиана по материнской и в зависимости от политической конъюнктуры объявлял себя преемником то одного, то другого. Его подданные подчас не успевали следить за новостями: только что отменили торжества в память об Антонии, глядишь – а уже вне закона празднества в честь Августа.