Тюрьмой Варяга не сломить - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 2

Боль в груди отбросила женщину назад. Падая, она ударилась спиной о косяк двери и медленно стала сползать вниз, на забрызганный кровью пол.

Бессмысленными глазами Изабелла смотрела вслед страшному гостю, который, сунув пистолет в карман пальто, покинул гостиную, потом перевела взгляд на труп мужа да так и осталась сидеть, чувствуя, как вместе с кровью толчками из ее тела выходит жизнь.

Открыв дверь, мужчина впустил в прихожую трех человек.

— А теперь давайте пакуйте их в мешки. Вывезем за город и закопаем. Пусть думают, что он куда-то исчез.

Глава 2 Заповедь урки

— Полная ерунда! — громко по-русски выругался Варяг и, не обращая внимания на недоуменные взгляды заключенных, вышел из телевизионного салона тюремного изолятора.

В программе местных новостей в очередной раз сообщили об аресте русского бизнесмена Владислава Игнатова, подозреваемогo в причастности к убийству босса итало-американской мафии, одного из богатейших и влиятельнейших людей Калифорнии дона Монтессори. Уже вторую неделю столь громкое дело не сходило с экранов американского телевидения. В нем было все, чтобы поднять рейтинг на небывалую высоту: два десятка убитых при весьма загадочных обстоятельствах, кроме того, за ним маячили крупные политические фигуры, а следовательно, попахивало огромными деньгами и бескомпромиссной борьбой враждующих кланов. Все сплелось в один кошмарный кровавый узел и не давало покоя журналистской братии и полиции.

Три дня назад к нему на свидание пришел Сивый, который поведал о том, что семейное дело Монтессори стало напоминать корабль с отвалившимся днищем. Многочисленные недоброжелатели дона, казалось, только того и дожидались, чтобы нашелся смельчак, осмелившийся продырявить его голову, чтобы потом разодрать тело его империи на большие куски.

В одночасье его семья лишилась прибыльных мест на Атлантическом побережье: китайская мафия наняла убийц из «Триады», которые вырезали его боевиков в стриптиз-барах; якудза, поменяв учтивые поклоны на самурайский оскал, расстреляли правую руку Монтессори — Скальоне Карло. Организовались даже тихие безропотные вьетнамцы, изуродовав несколько парней дона Альберто, которые явились в их квартал для получения очередного вознаграждения.

Сивый объяснил, что империя Монтессори стала расползаться, как ветхая рубаха, каждый из его многочисленных кузенов стремится в этом большом переделе вырвать для себя хотя бы небольшой бар, и если старший сын Альберто не проявит жестокости, то от прежнего состояния дона останется только горсть мелочи.

Варягу интересно было знать все, и он подробно расспрашивал о том, как в этом переделе участвуют Грациани. Старик, как выяснилось, тоже не бездействовал — через совет семей он сумел добиться благословения донов на устранение «лейтенантов» Альберто Монтиссори, а когда отстрел состоялся, он перевел на их счета по миллиону долларов в качестве жеста милосердия. Стало понятно, что семье Монтессори уже никогда более не подняться и она рассосется в многочисленных итальянских кварталах. Конечно, наиболее перспективных бойцов он возьмет себе, и если они будут стараться, то со временем сделаются даже солдатами.

Сивый был надежный партнер. Он умел не только хорошо организовывать дело, но и четко его контролировать. Варяг был уверен, что запущенная им машина движется с нарастающей скоростью, ежеминутно пополняя кругленькой суммой российский «общак».

Даже через толстое стекло Варяг чувствовал, что разговор происходит натянуто. Сивый что-то недоговаривал, а глаза его были наполнены такой тоской, как будто бы он заглядывал в лицо убитому.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — не выдержал Варяг.

— Да… Тебе грозит опасность. Этот сучонок… Сын Альберто Монтессори нанял убийцу, — и посмотрел в сторону полицейского.

Офицера, стоящего у перегородки, совершенно не интересовало содержание разговора. Он думал об отпуске, который решил провести в Европе в обществе прехорошенькой студентки колледжа. Приятели предупреждали его, что она делит свои ласки не только с ним, но это мало его интересовало. За свои тридцать лет он впервые встретился с такой пылкой любовницей и отказаться от ее умелых и горячих ласк способен был только под стволом пистолета.

— Откуда тебе это известно? — невольно понизил голос Варяг.

И тоже перевел взгляд на счастливое лицо копа, который уже видел себя разгуливающим под Эйфелевой башней.

— Я купил эту информацию.

— Понятно. Как зовут человека, который должен меня убить? Он белый? Черный?

— Не знаю, как его зовут, но он белый. Очень большого роста.

— Ладно, разберусь, — положил Варяг телефонную трубку.

Владислав быстро шел по длинному тюремному коридору к телефонным будкам. Конечно, американский изолятор — это не Матросская Тишина, где подозреваемого учат, как свободу любить, с первого момента заключения: ни наручников, ломающих запястья, ни дубаков с суровыми лицами. У самой двери дорогу ему преградил здоровенный негр-охранник с дубинкой.

— Куда? — лениво поинтересовался он.

— Мне надо позвонить.

— Если звонить, то опоздал, приятель, — негр даже как будто бы сочувствовал русскому.

— Дружище, до отбоя еще шесть минут, а мне срочно нужно позвонить моему адвокату. Это будет короткий звонок, два слова, — сказал Варяг, глядя в глаза верзиле.

Полицейский отрицательно покачал головой.

— Нет, приятель. Ты же знаешь — время на телефонные переговоры закончилось.

— Слушай, друг, — по-английски начал заключенный и тут же, не выдержав, перешел на русский. — Сволочь ты черномазая, ты же сам — угнетенная раса, что ж ты, гнида, курвишься? Паскуда вшивая! — и широко, по-голливудски, улыбаясь, добавил, но теперь уже на хорошем английском: — Только минута! Брат! Ты даже не представляешь, как мне нужно сделать этот звонок!

По коричневому лоснящемуся лицу пробежала тень снисходительной улыбки. Охранник махнул рукой и кивнул на дверь:

— Только две минуты, — эти русские странные ребята, им всегда хочется заполучить то, чего нельзя. В чем-то они похожи на его чернокожих братьев из Гарлема.

Варяг вытащил двадцатипятицентовую монетку, бросил ее в щель аппарата, снял трубку и набрал хорошо знакомый номер. На другом конце провода раздавались длинные раздражающие гудки, еще через минуту щелкал тумблер автоответчика и беспристрастный голос (уже в который раз) извещал:

— Меня нет дома, можете оставить сообщение на автоответчике. Как только смогу, сразу вам перезвоню.

Варяг резко повесил трубку, невольно выругавшись:

— Твою мать!

«Ну куда ты подевался, сука! За что только я тебе деньги плачу. Вторую неделю тебя нет дома, адвокат долбаный. И это тогда, когда все газеты и телевидение кричат о моем аресте. Что-то здесь не так. Неужели продался? Ах, падла! Выйду из этого гребаного изолятора — порву гада».

Светлане тоже сейчас звонить нельзя. В доме, наверное, все прослушивается федералами, наверняка ищут людей, с которыми он был связан, и в случае неосторожного звонка запросто могут выйти на Сивого.

Варяг вышел из кабинки, благодарно кивнул охраннику и в раздумье побрел к своей камере. Там он, не раздеваясь, плюхнулся на койку и стал мучительно перебирать в памяти события последних месяцев. Голова работала ясно, как никогда.

Владиславу Геннадьевичу Игнатову, российскому вору в законе по кличке Варяг, в американской тюрьме не спалось. Ему, смотрящему России, человеку, наделенному едва ли безраздельной властью, чье влияние распространялось на все тюрьмы России — от Балтийского моря на западе до Тихого океана на востоке, — распорядителю колоссального российского воровского «общака», не давало покоя то, что какой-то американский надсмотрщик дает ему указания, когда можно звонить по телефону. Су-у-ки! Владиславу хотелось кричать, затеять драку, вцепиться полицейскому в горло, но делать этого не следовало. Как никогда, нужно было проявлять хладнокровие.