Тюрьмой Варяга не сломить - Сухов Евгений Евгеньевич. Страница 57

— Теперь ты мой и будешь обслуживать меня по первому разряду.

А когда Дрозд повернулся и пошел к двери, Стась пырнул его в печень заточенной отверткой.

Щеголю добавили тогда срок, а Дрозда он больше никогда не видел. Говорили, что тот месяц провалялся в лазарете и только молодость не позволила ему рано повстречаться с безносой старухой.

…На мгновение Стась почувствовал, как его парализовало, а потом, сглотнув горькую слюну, произнес:

— Что надо?

— Ты не бойся, все останется между нами, — усмехнулся Беспалый. — Я ведь и не такие тайны с собой ношу. А твоя, она — тьфу! Пустяк! Если бы я тебе рассказал все, что знаю, так ты бы мне просто не поверил. Но на это я не имею права, иначе я бы не был опером. Сболтнешь лишнего, а потом человека пырнут, как ты в свое время Дрозда. Милый ты мой, я знаю много таких, которые обслуживали воров, будучи «пацанами», а потом сами становились законными. Возможно, некоторые и знают про них, да молчат, а слово одно лишнее скажут, так им — чирик по горлу, и поминай как звали! А твой случай — это сущая безделица… Ты не держи на меня зла — что поделаешь, работа у меня такая сволочная. Думается мне, что мы с тобой еще подружимся.

— Подружимся, говорите… Чтобы человека на свою сторону перетянуть, вы его всегда сначала мордой в помои суете?

Беспалый вновь ободряюще улыбнулся:

— Ошибаешься, Стась, это не дерьмо. Вспомни щенка, который отворачивается от миски с кашей, пока его носом туда не сунешь. Вот так и ты… Да ты расслабься, Щеголь. Может, выпить хочешь? Коньячок! Для такого гостя, как ты, мне ничего не жалко.

— В глотку не полезет.

— А вот это ты напрасно, — мягко укорил его Беспалый. — Знаешь, коньячок — вещица полезная, если, конечно, употреблять его в меру. Снимает стресс, расширяет сосуды. А ведь мы с тобой приближаемся к тому возрасту, когда себя уже следует беречь. Я, к примеру, не отказываю себе в удовольствии выпить в день рюмочку.

Капитан налил коньяк в низкую пузатую рюмку и решительно опрокинул темно-коричневую жидкость в раскрытый рот.

— Крепка! Как ее только пьют, проклятую… Знаешь, Щеголь, я давно к тебе присматриваюсь. В тебе есть нечто такое, что напрочь отсутствует у многих. Характер! И не просто характер, а воровской характер. Не зря говорили в старину: «Ищи смелого в тюрьме!» Ты из таких. И потом, в тебе есть честолюбие, и я уверен, что ты не будешь довольствоваться ролью тупоголового гладиатора, который по указке пахана готов проломить голову любому. Ты пойдешь выше! И я помогу тебе в этом.

— Покупаешь, гражданин начальник?

— Совсем нет. Предлагаю тебе равноценную сделку. Через несколько лет я сделаю тебя паханом зоны, а возможно, даже вором в законе, но ты, в свою очередь, должен исполнять любое мое распоряжение. Если я приказываю подвести кого-нибудь под «косяк», ты должен исполнить. Если нужно будет попридержать мужичков, которые слишком много рассуждают, то ты должен будешь найти управу и на них. Да ты присядь! — любезно разрешил Беспалый. И когда Щеголь тяжело опустился на грубо сколоченный табурет, все так же весело продолжал: — Теперь мы с тобой встречаться будем почаще. Не хочу повторять, но этот разговор должен остаться между нами.

Беспалый в совершенстве владел искусством ведения разговора. Он умел быть раскрепощенным, как вор во время кутежа, откровенен, как грешник на исповеди, и лучезарной улыбкой умел расположить к себе даже недруга. Этому невозможно было научиться в милицейских школах, скорее всего, это был божий дар.

— Как ты узнал… обо мне?

— Можешь не волноваться. Дрозда уже нет в живых — он загнулся от рака желудка. Кто знает, может быть, здесь сыграла свою роль и та рана, которую ты нанес ему несколько лет назад. Мы были с ним ба-альшими приятелями, и он мне передоверил кое-какие секреты. Возможно, он хотел использовать тебя как-то в своих целях, но исполниться этому, как видишь, было не суждено.

— Ты говоришь так, как будто я уже дал свое согласие.

— Поразмысли, Щеголь, у тебя нет другого выхода. Ты же неглупый парень и должен понять, что мы нужны друг другу.

— Ты вот считаешь, что я сумею подняться, но ты же должен знать, что я «химик», а в воровской среде они не в особом почете.

— Я многое сумею для тебя сделать. В моих возможностях даже переписать статью, а потом я всегда буду прикрывать тебя. Ты и сейчас пользуешься кое-каким авторитетом среди гладиаторов. Я укреплю его еще больше. Твоя же задача — выдвинуться среди зэков в лидеры.

— Наверняка найдутся и такие, которым не понравится мое возвышение, и они захотят меня «опустить».

— Этого ты не должен бояться, — голос капитана оставался спокойным, похоже, он все хорошо обдумал. — Я помогу тебе нейтрализовать любого авторитета. В моей власти отыскать на него такой компромат, что он заткнется на долгие годы. Ну как, согласен?

Беспалый протянул руку. Его широкая ладонь остановилась как раз напротив груди Щеголя.

— Хорошо… Я согласен. — Щеголь выдержал паузу, внимательно глядя в глаза Беспалому, слабо пожал протянутую руку и будто бы почувствовал прикосновение клейкой паутины.

Беспалый не обманул: действительно, где бы Щеголь ни находился, он постоянно ощущал его незримое присутствие. Власть Беспалого распространялась не только на вверенной ему территории, но и уходила далеко за пределы лагеря. Поговаривали, будто он имел сильных покровителей, обязанных ему тем, что в местах заключения он опекал их непутевых чад, а порой умел даже закрывать глаза на такие их проступки, которые любому иному заключенному грозили бы новым сроком.

Беспалый даже выработал для Щеголя линию поведения и для начала посоветовал идти в «отрицалы», чтобы тем самым заработать среди осужденных еще больший авторитет.

Щеголь так и поступил — совсем скоро он переродился в ярого «отрицалу», которого не устраивала администрация, условия содержания, пайка «хозяина», лазарет, вши, тараканы, и если была бы возможность, так он принялся бы «отрицать» воздух, которым дышат заключенные.

Своими действиями он скоро заработал очки, позволившие ему оставить «пехоту», и «блатные» стали посматривать на Щеголя как на перспективного «пацана», который через пару лет должен был стать одним из авторитетов зоны.

Даже прежнее воровское ремесло Щеголя — «химик» — не казалось недостойным, и уже никто, хотя бы в шутку, не называл его отравителем и тем более не укорял в лицо непопулярным промыслом.

Беспалый не лукавил, когда говорил о том, что поможет Стасю подняться, — уже через пару лет он сумел раскидать всех авторитетов по другим колониям. Те же немногие, что оставались в зоне, неожиданно поддержали кандидатуру Щеголя, когда речь зашла о новом смотрящем. На сходе в колонии вспоминались его прежние заслуги — говорили о том, что он прошел «малолетку», где пользовался уважением, что за плечами у него три ходки, а тюремный стаж приближается к десяти годам, а если воровская специальность не такая, так ничего, перекуется! На то она и тюрьма. Тут свои университеты.

На том и порешили — Стась Ерофеев сделался смотрящим зоны, а это была прямехонькая дорога в положенцы, а возможно, даже в законные.

А отношения Щеголя с Беспалым переросли в почти дружеские. Стась нередко бывал у него дома, где они, запершись от всевидящего обывательского ока, попивали за разговорами прохладное пивко. Они были нужны друг другу.

В среде ничего не подозревающих зэков Щеголь, благодаря Беспалому, получил репутацию справедливого смотрящего, который может не только обогреть братву, но и распустить в тонкую нить самый запутанный клубок противоречий. Стас никогда и ни на кого не повышал голоса и был в глазах зэков гарантией спокойствия на зоне. Однако при всем при том он умел так насесть на мужичков, что те в своем трудовом порыве выпрыгивали из штанов, лишь бы дать повышенную норму. Стась поддерживал «отрицал», но никто даже не мог предположить, что каждый вопрос, обсуждаемый братвой на зоне, был засвечен Щеголем, и через несколько дней стенограмма разговоров ложилась на стол Александру Беспалому, доросшему уже до подполковника.