Оборотни - Страйбер (Стрибер) Уитли. Страница 20

– Что за аппарат?

– Тот, что ты можешь одолжить у спецслужб – с 500-миллиметровым телевиком и устройством для усиления изображения. Тебе он известен.

– А почему бы тебе самой его не взять? – Он вопросительно посмотрел на Бекки.

– У нас нет права, милый. Аппарат нам нужен, чтобы доказать факт существования этих тварей.

– Ах ты Боже мой! Опять этот бред собачий! Вы что, так и не можете остановиться? Оба малость тронулись, что ли? Я не могу достать этот проклятый аппарат!

– Мы нуждаемся в твоей помощи, Нефф.– Уилсон склонился вперед, и его глаза засверкали из-под толстой складки бровей.– Я же тебе помог в свое время.

– О, Господи! – он улыбнулся и отвернулся. – Значит, долг платежом красен. Велика была услуга. Позволь мне сказать тебе, Уилсон, что мне глубоко начхать на нее. Это не считается.

– Этот аппарат может выручить нас, дорогой. Помоги. Всего на ночь, максимум на две, – сказала Бекки.

– Вам понадобится не только этот паршивый аппарат. Вы будете нуждаться и во мне тоже, чтобы пользоваться им. Это довольно-таки сложная штука. Вы никогда не сумеете применить ее сами.

– Но ты можешь нас научить.

Он покачал головой.

– Для этого понадобятся недели. Стоит ошибиться на волосок – и никакого фото не получится.

– Дик, умоляю тебя. Всего на одну ночь. Это все, что нам от тебя нужно,– настаивала она, глядя ему прямо в глаза.

Он посмотрел на нее, нахмурив брови, словно спрашивал у жены: «Неужели это так серьезно?» Она кивнула головой с важным видом.

– Ладно, на одну ночь согласен. Может, заодно и повеселимся.

Итак, он согласился. Она и рада была бы испытывать в этот момент что-то большее, чем простую признательность. Но Бекки была настолько раздражена и так устала, что согласилась бы на что угодно, лишь бы не оставаться с ним наедине в этот вечер.

Она проводила Уилсона до двери.

– До встречи завтра в штаб-квартире. В восемь? – спросила она, пока тот надевал пальто.

– Хорошо, в восемь.

– Ты куда сейчас, Джордж?

– В любом случае не к себе. А с твоей стороны это безумие оставаться здесь, учитывая все, что происходит.

– Но мне некуда деться.

– Это твое дело.

Он вышел в коридор и исчез. На какой-то миг она усомнилась, увидит ли она его еще раз живым, но потом овладела собой. Так нельзя! Она развернулась, глубоко вздохнула и пошла навстречу предстоящей ночи с мужем.

Их безумно терзал голод. Только одна цель манила их – утолить его. Они питали слабость к темным, уединенным кварталам города, но необходимость идти по следам врагов вынудила их выдвинуться в самый его центр, где каждая вещица, подобно плотному туману, была пропитана приятным букетом запахов человека. Вот только с убежищами было туго.

И тем не менее даже в самых ярко освещенных местах попадаются зоны затемнения. Сейчас они трусили цепочкой вдоль стены, отделявшей Сентрал Парк от улицы. Им не было необходимости заглядывать в него через ограду, достаточно было обоняния, чтобы твердо знать, что с той стороны заняты лишь несколько лавочек. Но они уже учуяли богатое оттенками благоухание, исходившее от человека, спавшего на одной из них примерно в пятистах метрах отсюда: его поры источали запах алкоголя. Для них это имело однозначный смысл: их ожидала легкая добыча и, следовательно, утоление голода.

Вблизи стало слышно дыхание намеченной жертвы. Так тяжело и беспокойно дышат старые люди. Они остановились на одном с ним уровне. Советоваться друг с другом необходимости не было. Каждый уже знал свою роль.

Они вскочили на стену и улеглись на ней в полной неподвижности. Человек лежал на скамейке прямо под ними. Уши самки, находившейся ближе всех к его голове, прянули назад, именно ей предстояло перегрызть ему горло. Двое других вмешаются лишь в том случае, если добыча начнет сопротивляться.

Готовясь, она на мгновенье затаила дыхание. Взглянула на спящего – он был плотно укутан. Значит, следовало в одном броске достать его, разметать одежду и мгновенно вцепиться в шею.

Если добыча дернется более двух-трех раз, она разочарует сородичей. Широко раздув ноздри, самка вдохнула все богатство ароматов этого мира. Прислушалась к шуму улицы. Ничего, кроме обычного шуршания автомобилей. Ни одного прохожего на расстоянии пятидесяти метров. Она повела ушами в сторону человека, сидевшего в кресле в ярко освещенной стеклянной лоджии дома на той стороне авеню. Тот слушал радио. Она ждала; вот он повернул голову и посмотрел на вход.

Пора! Она прыгнула, быстро сунулась мордой в складки одежды, добираясь до теплого тела, почувствовала, что жертва вот-вот закричит. Человек напрягся под ее тяжестью. Открыв пасть, она вонзила клыки, прижав язык к дивному, соленого вкуса, телу. Рванув изо всех сил, она вырвала шею вместе с грудной клеткой. После этого, не выпуская громадного кровоточащего куска, она вновь запрыгнула на стену. Человек едва успел слабо охнуть, как уже весь истек кровью.

Привратник повернул голову в их сторону. Никакого движения он не уловил. По-прежнему настороже, она сморщила морду. Ее дыхание было ровным, от нее приятно пахло. Отлично, привратник ничего не заметил.

На этом ее роль завершилась. Она спрыгнула на другую сторону и начала пожирать добычу, такую теплую и сладковатую. Стая осталась вполне удовлетворенной ею. Сородичи принялись за дело. Сначала они подняли тело на стену, затем сбросили в парк. Оно глухо стукнулось о землю. Потом двое из стаи, специализировавшиеся на этой операции, быстро его раздели. Всю одежду они отнесли в сторону, разорвали ее в клочья и только после этого вернулись к трапезе.

Тем временем обнаженное тело было очищено от внутренностей, и они тщательно обнюхали все органы. Отложили в сторону несъедобные одно легкое, желудок и ободочную кишку.

Затем каждый обслужился по старшинству.

Матери – мозг. Отцу – бедро и заднюю часть. Первой паре – потроха. Второй-все остальное. Все отходы по окончании пиршества были собраны в кучу и – один кусок за другим – заброшены в ближайшее озеро. Кости сразу ушли на дно, и их найдут не раньше весны, если вообще обнаружат… Клочья одежды были припрятаны в радиусе восьмисот метров от места происшествия. Следы крови пьяницы прикрыли свежим снегом. Когда все было кончено, они припустились к прикрытой незапятнанным белым покровом лужайке, которую присмотрели заранее.